Объединитель - Евгений Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Близнецы обмениваются долгими взглядами, будто ведя безмолвный разговор. Они явно привыкли понимать друг друга без слов — как и положено тем, кто всю жизнь провёл бок о бок. Первой подаёт голос сестра:
— Что ж, слушай. Только не перебивай, прошу.
Её голос звучит тихо, но с каждым словом крепнет, обретая силу и глубину.
— Знаешь, быть девада́си — это не всегда осознанный выбор, — произносит она глухо, глядя куда-то сквозь меня. — Некоторые девочки рождаются в семьях, где это — традиция, передающаяся из поколения в поколение. Их с детства готовят к служению в храме, обучают сакральным танцам, искусствам и ритуалам. Но есть и другой путь…
Раджани замолкает, пытаясь подобрать слова. Викрам ободряюще сжимает её ладонь, и она благодарно кивает ему.
— Наша семья была бедной. Очень бедной, — продолжает собеседница, и в её словах — застарелая горечь. — Родители едва сводили концы с концами. А тут ещё двойня на руках — лишние рты, которые нужно кормить.
Она усмехается, но в этом смешке нет и тени веселья. Лишь едкая горечь давно выплаканных слез.
— Когда нам исполнилось семь, отец привёл меня в храм Кали, — её голос на миг ломается, но она упрямо продолжает. — Сказал, что я должна стать девадаси, чтобы облегчить жизнь семьи. Что это — великая честь, служить богине. Но даже тогда я понимала — он просто хочет избавиться от лишнего рта.
Благодаря Эмпатической проницательности я ощущаю, как воспоминания накатывают на неё удушливой волной. Полумрак храма, запах благовоний, испуганный плач девочки, которую отдают в чужие руки. Фантомное ощущение холодного камня под босыми ногами и шёлка церемониальных одежд на коже.
Переношу её рассказ на себя. Отец не бросал нас, но лучше бы бросил. Потому что всю жизнь вёл себя так, словно мы не его родные дети, нуждающиеся в заботе и любви, а два паразита, с которыми по неведомой причине ему приходится делить кров.
— Так я стала служанкой богини, — роняет одна из близнецов. — Представь себе, Егерь, — в её голосе слышна горечь пополам с ностальгией, — маленькую девочку, которая с утра до ночи училась танцевать. Сложные па, грациозные движения рук, повороты головы. Всё должно было быть безупречно. Ведь эти танцы — её способ отдать дань уважения божествам. А также единственный шанс получить еду, ночлег и избежать наказаний. Тех, кто недостаточно старался, били палкой по ногам. Чтобы живее шевелились, — подавляя злость, цедит Раудри. — На удивление особенно старались не жрецы, а старшие девадаси. Те, кто уже не могли безупречно двигаться.
Конечно, рабы мечтают не о свободе, а о своих рабах.
— Я танцевала перед её статуей днями и ночами, училась владеть своим телом и разумом. Только потом поняла, что жрецы просто использовали нас. Мы были для них источником дохода и… утех.
Последнее слово она буквально выплёвывает, и её лицо на миг искажается от отвращения. Краем глаза я замечаю, как Викрам стискивает кулаки. Его глаза полыхают яростью затравленного зверя.
Да, целибат — это не про служителей Кали.
Прекрасно чувствую её эмоции — гнев, скованность, тоску. Раджани стыдно из-за того, как ей пришлось выживать и что делать. Будто необходимость подстраиваться под желания других людей каким-то образом сделала её меньше, чем она есть. Глупое чувство, но душе не прикажешь.
— Викраму тоже не повезло, — Танцовщица бросает быстрый взгляд на брата, тот мрачно смотрит в пол, желваки ходят на скулах. — Его просто вышвырнули на улицу. Сказали, что мальчишка должен сам о себе позаботиться. Выживай, мол, как хочешь.
— И я выживал, — вдруг подаёт голос второй близнец, в его словах злое веселье. — Знаешь, как оно — когда тебе семь, а ты уже должен добывать еду? Я стал королём карманников, — самодовольно ухмыляется Викрам. — Мог стянуть бумажник у кого угодно, хоть у самого Будды. Врал и изворачивался. Спал под мостами и в подворотнях. Жрал, что придётся. Вот так и стал Каларактом — Чёрной Кровью трущоб Дели. А как иначе? Не будешь злым и быстрым — сдохнешь.
Сколько дерьма им пришлось хлебнуть… И ведь не сломались. Выжили. Окрепли.
— Жалеешь, что стала служанкой Кали? — спрашиваю, глядя Раджани прямо в глаза.
Она медлит с ответом лишь секунду. Вскидывает подбородок, и я вижу в её взгляде незаурядную волю.
— Нет. Ни единого дня. Всё, через что мне пришлось пройти, сделало меня такой, какая я есть. Научило выживать. Бороться. Защищать тех, кто не может постоять за себя. В каком-то смысле, я благодарна родителям. Не будь их решения, разве стала бы я «Раудри»? Разве смогла бы уцелеть в Сопряжении? Разве обрела бы семью и дом в Танце Кали?
Она смотрит на брата, и я чувствую связь между ними, связь людей, которые прошли через ад и выстояли.
— Кали ведёт нас, — тихо, но твёрдо говорит женщина. — Она разрушает, чтобы создать новое. Сдирает старую кожу, чтобы явить суть. Иногда это больно. Иногда это страшно… Но именно так рождаются воины. Так рождается новый мир.
Киваю, ведь она права. Боль и страх закаляют. Заставляют расти над собой. Я знаю это, как никто другой. Похоже, мы с близнецами действительно одной крови.
— А потом пришло Сопряжение, — пожимает плечами Раджани. — Храм разрушили демоны, многие девадаси погибли. Те, кто выжил, оказались лишены всего — дома, цели, веры.
— Но вы не сдались, — констатирую я.
Она кивает.
— Мы нашли друг друга. Начали объединять выживших. И вскоре люди потянулись к нам.
Викрам неожиданно фыркает:
— Надо же, сестрёнка, никогда не слышал от тебя столько слов за раз. Видимо, наш гость и правда особенный.
Раудри бросает на брата испепеляющий взгляд, но я чувствую, что её гнев напускной. За словесной пикировкой скрывается глубокая привязанность и доверие.
— Егерь, когда вернутся разведчики, ты пойдёшь с нами внутрь Испытания?
— Нет, — качаю головой. — Во-первых этим лишу вас основной доли трофейной арканы. Во-вторых, Сопряжение не любит, когда сильные тащат на себе слабых.
Уверен, им очень непривычно слышать, как двух самых могущественных бойцов клана, называют слабыми, но на фоне Новы это действительно так.
— Иначе считается, что вы не проходите Испытание сами, а лишь наблюдаете со стороны. В подобном случае можно ожидать любой подлянки от
