Последние стражи Аарона - Мира Драгович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
РОЖДЕНИЕ БУРИ
Королевский замок, Дагмер
Морган вышагивал по жухлой листве, запорошившей тропинку к часовне. Она была расчищена садовником, пока весь замок был погружен в сон, но поздняя осень не ценила его трудов — темно-красные листья вновь укрыли ее плотным покрывалом. Зима все не приходила, все топталась на пороге, изредка посыпая Дагмер хрупкими кристалликами снега, но не задерживалась надолго. С губ Моргана срывался пар, и он радовался, что его плащ оторочен мехом. Поежившись, он перешел через мост, укутанный туманом. Холод лишал его ясности ума, и в этом он видел злую насмешку судьбы. Имя приковало его к северу, к этой суровой земле. Он любил ее, но отправился бы прочь за Великое море, будь его воля.
Воля. Как много недозволенности было в этом слове! Он чувствовал ее вкус лишь там, далеко за пределами северных земель. Иной раз он ругал себя за то, что однажды испробовал ее.
— Свобода… Экая дрянь, — с усмешкой пробубнил Морган под нос.
Решением Совета именно он лишит ее навсегда будущего короля Дагмера, водрузив на его голову искусно сплетенную серебряную корону, украшенную сверкающими рубинами. Иная власть сковывает покрепче оков, и от того он хотел непременно помолиться перед тем, как взять на душу новый грех.
Подходя к часовне, Морган застал молодого служителя церкви в саду. Тот, подобрав полы темного незамысловатого одеяния, беззаботно пинал опавшие яблоки и следил какое из них улетит дальше.
Старый пастор почил пару зим назад, а после в город был направлен Эйлейв, не внушающий и капли благоговения. Он был нелеп и суетлив, но временами мудр как вековой старец, за что прихожане его снисходительно любили.
— Все дела твои во славу Создателя, святой брат, — проговорил Морган, решив наконец обратить на себя внимание пастора.
Тот испугано взвился на месте, словно получил удар под дых. Его большие чистые глаза распахнулись еще шире от испуга.
— Проклятье! — выругался он. — Отчего ты ходишь так тихо, милорд? Это можно счесть неприличным.
Морган решил воздержаться от разговоров о приличиях, памятуя об упавших яблоках, разлетевшихся по округе.
— Принц исповедался? — спросил он, рассчитывая, что юноша уважит традицию.
— Нет, — пожал плечами пастор. — Сказал, что Создатель и без того знает о его грехах. Лорд Морган?
— Да, друг мой?
Моргану нравился Эйлейв, вопреки тому, что сам исповедоваться перед ним бы не стал. Он был настоящим, бесхитростным, что его непременно уничтожило бы там, в другом мире, за стеной Дагмера.
— Что мне делать с королем, что так истово молится? Да он бы стал более благочестивым пастором, чем я сам!
— Смотри, как бы он отобрал у тебя приход. Ряса послушника ему привычнее вышитых серебром дублетов. Почему ты оставил его одного?
— Он прогнал меня! — выпалил пастор, всплеснув руками. — Останови его! Иначе он пропустит собственную коронацию. Я не смею.
Морган по-доброму посмеялся над Эйлейвом и взбежал вверх по ступеням маленькой белокаменной часовни. Резная дубовая дверь привычно поддалась, и он вошел туда, где по обыкновению было светло, тепло и удивительно тихо. Алтарь, перед которым на коленях стоял его племянник, был окружен множеством свечей, из цветных витражей часовни на белый мраморный пол падали пестрые блики. Морган понадеялся, что Ивэн оглянется, и ему не придется нарушать его молитву, но тот даже не шелохнулся. Сцепив ладони у самого лба, он шептал без конца «Даруй… Даруй… Даруй…» — именно эти слова Морган услышал, преклонив колени рядом с ним. Он закрыл глаза, решившись помолиться вместе с племянником, но слова не шли. Он постыдно вслушивался в шепот Ивэна, пытаясь уловить, о чем тот просит Создателя.
— Даруй мне мудрость, достойную моего отца… Даруй отвагу и стойкость…
«Эти белые кудри кричат о его юности», — подумал Морган, глядя на растрепавшиеся волосы племянника. Их следовало бы состричь, и его лицо стало бы куда благородным, но Морган отогнал прочь эти мысли. «Молодость — не грех», — заключил он, вспомнив, что Аарон короновался двумя годами ранее, чем предстоит его сыну.
— Я видел твоего волка у часовни, — проговорил вдруг юноша, оборвав молитву на полуслове. — Он пришел поглядеть на меня.
Глаза Ивэна сияли мягким светом, и Морган подивился ему. Будущий король Дагмера был спокоен, собран, умиротворен, каким никогда не представал пред ним прежде.
— Это непростой зверь, правда, дядя?
Волк прибился к Моргану в скором времени после расправы, учиненной над его отцом. Он все бродил следом, и маленькому мальчику хотелось верить, что зверь непрост — он убедил себя, что отец присматривает за ним, обратившись в волка, и что он вновь примет свой облик, когда Морган станет героем, достойным славы своего рода. Так он выдумал в детстве, но теперь не нашелся с ответом.
— Знаю лишь, что он слишком стар для волка, — признался он. — Но ты сможешь придумать для него свою историю.
— Смею надеяться, что в ней найдется место для доброго куска бараньей ноги в честь пира, — проговорил Ивэн, поднимаясь с колен. — Сожалею лишь, что он не способен говорить, иначе я спросил бы, по вкусу ли ему приходится теперь стены нашего замка — пестрые, как хвост петуха.
Он был прав. Стены Дагмера в самом деле пестрели теперь как оконная мозаика в часовне — Морган приказал вывесить у входных ворот флаги с гербами всех гостей праздника, и Ивэну это не пришлось по душе. Добрый приветственный жест, который юноша был не в силах понять, обернулся жаркими спорами в Совете. Пуще всего он был возмущен золотой руалийской саламандрой вопреки тому, что был наслышан о роли в заключенном мире принцессы Аэрин. Впрочем, Морган намеревался усадить на праздничном пиру ее подле себя — мало кто помнил, что принцесса принесла покой, но все как один знали, что войну развязал ее отец. Саламандра на стенах замка Дагмера возмущала не только будущего короля, но он не желал более спорить об этом.
— Лорд Морган! — дверь часовни отворилась с громким скрипом. Эйлейв все-таки нашел в себе смелости прервать затянувшиеся молитвы.
Он прошел по мраморному полу прямо к алтарю, схватил Писание и прижал его к груди. Потрепанный кожаный том был готов к коронации, чего нельзя было сказать о Брандах. Пастор испытующе уставился на старшего из них.
— Эйлейв хочет предупредить нас, что пора бы возвращаться в замок, верно?
Морган чувствовал себя неуютно, облачая оторопелое молчание пастора в слова. То, с каким
