...Имеются человеческие жертвы - Фридрих Незнанский

—  Потому что... тут же на соседнем здании наши люди заметили еще одного и...

В это время зазвонил другой телефон, аппарат прямой связи с начальником областного Управле­ния ФСБ.

—  Подождите! — бросил губернатор и снял вто­рую трубку, сразу узнав знакомый голос. — Слушаю вас, товарищ Чекин!

—  Здравствуйте, Николай Иванович! Звоню, чтобы сообщить: к нам сейчас поступило предуп­реждение по форме «три ноля». По поводу вас... Мы считаем недопустимым ваше присутствие на похо­ронах.

—   Я уже имею такие сведения, — сказал губер­натор. — А что у вас конкретно?

—  По информации, поступившей из центра, в Степногорск прибыл высококлассный снайпер-че­ченец... Некто Исса.

—   Да эти-то тут при чем! И при чем здесь я? Мои пути с чеченцами как-то не пересекались, — уже не скрывая гнева, воскликнул Платов.

—    Тем не менее мы не можем допустить вашего появления на публике, в гуще народа.

—  Но я должен там быть, понимаете? Обязан! — злобно рявкнул губернатор. — Что же я, по-вашему, должен ввести в фарватер реки подводную лодку, залечь на дно и руководить областью оттуда?

—  Мы несем ответственность за вашу жизнь.

—  В общем, так, — сказал Платов. — Мы сейчас обсудим этот вопрос с начальником моей личной охраны. Как он решит, так и поступим.

Вошел начальник личной охраны, майор ФСБ Гущин.

—  Николай Иванович, сведения серьезные, точные... В такой ситуации, даже если мы сегодня за­действуем резерв, прикрыть вас и обеспечить сто­процентную безопасность мы не сможем. Надо от­казываться. Народу будет море, там, вполне вероят­но, будут рассеяны киллеры. Все знают, что вы не трус, но судьба не любит, когда с ней шутят.

—   А вы можете допустить, что все эти фокусы со снайперами, возможно, и не ради меня. Вдруг пла­нируют убрать кого-нибудь другого?

—  Возможно, но...

—   Ну что, что? — неожиданно усмехнулся Пла­тов. — Кажется, мой начальник охраны всерьез по­лагает, будто я в этом городе больше всех достоин пули? Ладно, ждите! У нас есть еще минут двадцать на раздумья.

—   Вы позволите, Николай Иванович, на случай, если вы все же решите выехать в город и принять участие в церемонии, вручить вам и передать моему прямому руководству соответствующий рапорт?

—  Валяй, майор, — усмехнулся Платов, — твое право. Чего, правда, страдать-пропадать, ежели объект ответственности сам прет на рожон, так? Валяй, пиши! А теперь ступай!

Гущин закрыл за собой дверь, и Платов вышел в соседнюю, секретную комнату для переговоров, где находились трое из его группы анализа, уже введен­ные в курс дела...

—    Что будем делать, господа хорошие? — Он внимательно, зорко всматривался в лицо каждого, переводил взгляд с одного на другого. Все трое мол­чали. Наконец один из них кашлянул и тихо сказал:

—  Собственно говоря, нам надо сделать выбор перед убийством физическим и политическим...

—  Знаете что? — зло сказал Платов. — Мне от вас не афоризмы нужны, а дельные советы. Будь я на вашем месте, я бы, конечно, тоже молчал В общем, еду! Иначе завтра мне просто нельзя будет на люди показаться. Что ж! Попробуем и мы на их идее намыть свое золотишко.

Он снова взял со стола трубку радиотелефона и связался с руководством городской телерадиоком­пании:

—  Приветствую вас! Примите два распоряжения! Первое: немедленно прервать передачи и передать в эфир текст экстренного сообщения: «Как только что стало известно, во время проведения сегодняш­него траурного шествия и митинга готовится поку­шение на губернатора области Платова». И второе: извиниться за изменение в сетке программ и объ­явить, что... по просьбе трудящихся оба городских канала будут вести прямую трансляцию с траурного митинга и похорон. Работать не менее чем тремя камерами. Одна камера — постоянно на губернато­ре. Всё поняли?

—   Но... — смешался директор телерадиокомпа­нии, — простите, Николай Иванович, мы уже не успеем. И это что, серьезно?

—   Разумеется, серьезно, — грубо сказал Пла­тов. — И именно поэтому вы должны успеть! У вас же есть дежурный автобус ПТС! Так что, если меня... ухлопают, получите сенсационный матери­ал, так сказать, мирового класса.

—  Значит, вы... едете? — почти шепотом прого­ворил один из его ближайших советников-аналити­ков.

Платов не ответил и даже не взглянул на него. Он задумался о жене и дочери. Обе были сейчас дома, в особняке, и вполне могли стать свидетель­ницами этого крутого шоу. Он позвонил в особняк, коменданту губернаторского дворца.

—   Коржиков! Это я! Немедленно, без всяких во­просов — отключить телеантенну на крыше! Немед­ленно, слышал? Беги и отрубай!

Он вызвал Гущина. Тот вошел очень бледный, с крепко сжатыми губами.

—  Не трусь, майор, — сказал Платов. — Ну что, написал? Давай подмахну!

—  Никак нет, господин губернатор!

' Передвижная телевизионная станция.

—   Ну, и на том спасибо. В общем, так: в темпе тащи мой бронежилет, ну, тот, белый, титановый, и прикинем, где буду я и где будут твои. Все осталь­ное — в твоей компетенции. Блокировать все подъ­езды, расставить по позициям твоих снайперов. Ну и все, что положено...

—  Значит, решили?

—   Двум смертям не бывать.

В это время опять тревожно заверещал телефон. Один из ближайших сотрудников Платова поспеш­но взял трубку и поднял на губернатора растерян­ные глаза:

—  Николай Иванович, это Клемешев. Просит вас...

Платов взял трубку:

—  Слушаю, Геннадий Петрович!

—  Что-то я ничего не пойму, Николай Ивано­вич... — Он был явно взволнован, встревожен, даже поздороваться позабыл. — Я сам не видел, но мои люди в приемной... Там у нас телевизор... сказали, будто своими ушами слышали, мол, готовится по­кушение на губернатора... Ахинея какая-то! Так вы будете на прощании? Я сам сейчас выезжаю...

—   Да, — сказал Платов, — действительно, по­ступили такие сведения. Так что хочешь не хочешь, а надо ехать, может быть, лезть под пули.

«Ну вот, — подумал губернатор, — вот ты и по­пался, мой мальчик! Сейчас кинешься отговаривать, убеждать... »

Но Клемешев молчал. Потом тяжело вздохнул и сказал:

—  Не сочтите за лесть, но я всегда уважал вас, Николай Иванович.

—  Что это вы обо мне уже в прошедшем време­ни, а, господин градоначальник? — нервно хохот­нул Платов. — Конечно, безумие, в сущности... Вот такой он, наш с вами хлеб... А что бы вы сделали, будь на моем месте?

—   Не знаю, — сказал Клемешев. — Честно, не знаю. Но одно точно: где бы вы ни были сегодня, я буду рядом с вами или впереди вас. Пока я мэр этого города, иначе не будет.

— Ну что ж, спасибо, — усмехнулся Платов. — Действительно, я тронут. Значит, до встречи.

Он задумался. Что все это могло означать? Или он с пылу с жару перемудрил и зря погрешил на Клемешева? А значит, и все построения, догадки, озарения, что называется, мимо денег? Или?.. Или этот парень и сам не промах, а уж тем более его меткие снайперы? И при чем тут тогда какие-то чеченцы?..

Пора было ехать.

Если бы Платов Николай Иванович верил в Бога, он бы, наверное, сейчас мысленно помолился. Но не верил он ни в каких богов, ни в какие чудеса. Он был реалист и атеист. И потому пошел напяли­вать под рубашку вполне материальный француз­ский бронежилет, точь-в-точь такой же, как у само­го Президента.

44

В изголовье Русакова, лежавшего первым по ходу движения людской вереницы, сидели Наташа и его мать. И по тому, как далеко разнесены были их стулья, было понятно, как далеки были эти жен­щины и при жизни того, кого провожали сегодня на место последнего упокоения.

Наташа ничего не могла понять. С той минуты, как увидела его там, на мраморном столе, прикры­того белым, будто что-то с головой случилось: осоз­навать осознавала, а понять не могла, невольно ловя себя на странной мысли, что теперь ей почему-то даже намного тяжелей, чем когда осталась без отца.

А люди шли и шли и смотрели на нее, и многие плакали, и клали цветы к подножию постамента, на котором стоял гроб с телом Русакова. А музыка делала свое дело, медленно убивала, выжигала душу...

Вот какое-то оживление и беспокойство возникло в толпе у входа, люди отхлынули, в образовав­шемся проходе вдали показалась плотная маленькая толпа неторопливо идущих мужчин. Засверкали вспышки фотографов, ярко вспыхнули осветители на видеокамерах, и за телохранителями она увидела идущих рядом, плечом к плечу, губернатора Плато­ва и Клемешева. Они шли, приближались, и она видела их все лучше сквозь какую-то серебристую вуаль. Шум и ропот пробежал по рядам людей, уз­навших губернатора, мэра и их свиту. Все были с такими же траурными повязками на рукавах.

Вот охранники расступились. Сначала высокий и статный, седовласый Платов сделал шаг по на­правлению к гробу Русакова и церемонно покло­нился, как и положено по протоколу такого меро­приятия. За ним так же подступил к обитому крас­ным гробу и Клемешев, но не поклонился, а просто застыл, опустив голову, и стоял так почти с минуту, и Наташа видела, как он бледен, как подавлен и как нервно подергивается его щека.