Дело о жёлтых хризантемах (СИ) - Лариса Куницына
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он взял со стола небольшой глиняный и обожжённый дочерна горшочек, закрытый деревянной крышкой. Приподняв её, он поднёс горшок к лицу, но тут же поставил на место и закрыл.
— Это тот самый порошок, которым были посыпаны цветы.
— Значит, колдун всё-таки прячется здесь? — Марк осмотрелся.
— Он не прячется. Он проводит здесь сеансы своей зловредной магии. Я не могу разобрать его запах. Мне мешают цветы, они так навязчиво пахнут, — он открыл книгу и понюхал её, а потом чихнул и замотал головой. — Я надеялся, что на страницах остался запах от рук нашего злодея, но книгу, похоже, окуривают опиумом и дурманом. Ещё немного, и у меня заслезятся глаза и отобьёт обоняние.
— Не нужно таких жертв. Мы итак его поймаем, — произнёс Марк и, поднеся к книге фонарь, посмотрел на раскрытую страницу. — Я не знаю этого языка.
— Я тоже, хотя знаю много языков. Эти знаки вообще мне неизвестны, хотя, возможно, это самая примитивная тайнопись. Просто привычные для нас буквы заменены другими знаками. Посмотри, они повторяются, то есть, вряд ли их больше, чем в обычном алфавите. Можно было бы попытаться разгадать этот шифр, но мне лень.
— Мне не лень, но я пока оставлю эту книгу здесь. Я хочу поймать колдуна на месте преступления, а потому ничего не будем трогать, — Марк задумался. — А если это всё-таки призрак? Ты не думаешь, что это дух покойной маркизы может насылать чары?
— Она была ведьмой при жизни? Она могла притащить сюда эти свечи, которые как-то предварительно раздобыла? Или в кладовке твоего замка лежат свечи из человеческого жира? Нет, это обычный несчастный призрак безумной женщины.
— Откуда ты знаешь?
— Вон она.
Джин Хо указал ему на ступени лестницы, поднимавшейся выше, но, сколько Марк ни вглядывался, не увидел ничего, кроме извивающихся в полумраке чёрных теней.
— Я ничего не вижу.
— Не много и потерял. Зрелище, так себе. Похоже, она была сумасшедшей ещё при жизни. На её лбу большая рана, словно она разбила себе голову. Она испугана и делает какие-то жесты, словно пытается нам что-то сказать.
— Ты можешь поговорить с ней? Может, она скажет что-то полезное?
— Я могу попробовать применить один очень неприятный способ узнать, о чём она думает, но не уверен, что это того стоит. Попробовать?
— Я хочу знать, но если это может навредить тебе…
— Не может. Просто неприятно, потому что я почувствую и увижу то, что её так потрясло. Ладно, давай попробуем.
Джин Хо поставил свой фонарь на алтарь и сделал несколько шагов к лестнице, а потом замер. Марк с тревогой смотрел на него и вдруг увидел, как лис пошатнулся, он поспешил к нему, но тот сам восстановил равновесие. Его лицо было бледным, глаза закрыты, а губы побледнели и слегка двигались, словно он что-то шептал. Потом он вздрогнул, открыл глаза и сунул руку за борт своего камзола. Он выхватил оттуда длинную жёлтую полоску бумаги, испещрённую какими-то письменами, быстро приложил её к центру своего лба, а потом лёгким и чётким движением бросил в сторону лестницы. Листок стрелой устремился туда и вдруг остановился, словно на что-то наткнулся, а потом от него вверх и вниз разошлись красноватые круги, пламенем обрисовавшие в темноте бесформенную фигуру, напоминающую человека. В тишине прозвучал полный тоски стон, и стало тихо и как-то пусто. При этом Марк почувствовал облегчение, словно до этого что-то незаметно довлело над ним, но теперь пропало.
— Что ты сделал? — он обернулся к Джин Хо.
— Я уничтожил её. Что, не нужно было?
— Так это не она?
— Я же сказал, что нет. Она безумна и совершенно бесполезна. Она раз за разом переживала последние часы своей жизни. Ей было грустно. Её давние мечты о величии и абсолютной власти, позволяющей ей удовлетворять маниакальную жестокость, сменились ощущением полного краха. Муж возненавидел её, сына отобрали, слуги презирали и бросали ей еду, как собаке. Они боялись её, а она не могла ни до кого дотянуться, чтоб вонзить в их тела свои когти. В результате она терзала себя. Она всех извела своими воплями. И однажды на неё нахлынула смертельная тоска. Она точно знала того, кто наслал на неё это проклятие, но не хотела даже думать об этом человеке. Он — единственный внушал ей животный ужас. Когда терпеть эту муку больше не было сил, она разбила себе голову о стену.
— То есть, она покончила собой тоже под действием таких чар? Но ведь это было… Постой. Лет двадцать назад, если не больше? Выходит, колдуну должно быть сейчас, по меньшей мере, лет сорок? Кто же это может быть? Это кто-то, кто живёт в замке довольно давно, но кроме де Невилей, лакея, садовника и повара, здесь нет людей подходящего возраста.
— Вряд ли лакей стал бы убивать свою племянницу, — возразил Джин Хо. — Повара же интересует только его кухня. Ему проще отравить жертву, чем возиться с заклинаниями. Садовник пока не поднимается с постели. И эти цветы… Ты не находишь их аромат одуряющим?
— Я вообще его не чувствую, — признался Марк. — Ты думаешь, это де Невиль или его жена? Он — рыцарь, потерял ногу в бою за короля. Зачем ему устраивать всё это?
— У некоторых народов нашего мира есть поверье, что дьявол хром, потому что когда его сбросили с небес, он ударился о землю и сломал ногу. Его жена мне тоже не нравится. Она заносчива и зла. А сын глуп, как пробка.
— При чём здесь сын, — нахмурился Марк. — Мы должны узнать, кто занимается здесь колдовством. Ну, зачем ты уничтожил этого призрака? Даже если маркиза не хотела думать об этом человеке, она наверняка видела его возле алтаря, когда он колдовал.
— Конечно, видела! — недовольно проворчал Джин Хо. — Потому и вопила. Должно быть, увидев ритуал, она вспоминала, кто наслал на неё проклятие, и каждый раз, когда видела это, то у неё случалось помрачение. В её замутнённом сознании это был тот же самый сеанс, который привёл к её смерти, и она думала, что скоро ей снова придётся испытать невыносимые мучения и раскроить себе череп о стену. Это были болезненные воспоминания, потому она и избегала их. И перестань придираться! Мне надоели её истошные вопли, которые будят меня среди ночи и дня!
— Тогда выходит, что она кричала во время колдовства. То есть по её крику можно было понять, что колдун занимается здесь своим тёмным делом. А теперь
