Средневековый детектив - Владимир Романовский

– Ты достойный противник, – выговорил Кувалда.

Дир тяжело дышал. Вытерев лоб рукавом, потрогав щеку, потоптавшись на месте, он заковылял было к заграждению, как вдруг непреодолимая ярость охватила его. Кувалда видел ярость, знал, что будет дальше, был к этому готов. Но это его не спасло. Дир ринулся на него, поймал встречный удар, схватил Кувалду за запястье и ударил его ногой под колено. Кувалда взвыл, а Дир, беря горло победителя в захват, въехал ему коленом в пах, локтем под дых, нырнул ему под мышку и, яростно крикнув, оторвал Кувалду от земли. На него бросились остальные бойцы – спасать Кувалду. Крутанувшись на месте, Дир бросил обидчика на землю, в последний момент решив не ломать ему спину или руку. Кувалда приземлился на арсель, вскочил и, увидев зловещую улыбку Дира, хотел было драться, но его держали.

– Не попадись мне на улице, – сказал Дир и пошел к заграждению.

Гостемил, изменив своему принципу, подал ему сленгкаппу.

– Герой, – сказал он. – Но глуп.

– Отвяжись.

– Не огорчайся.

– Отстань, тебе говорят.

– Тебе действительно нужны эти пятнадцать гривен?

– Отвяжись же!

– Ладно. Эй, вы там! Ставка та же, пятнадцать гривен против одной! Сойдет?

Импресарио задумался, но Кувалда, озлобленный, с заплывшим глазом, готов был кулачиться хоть со всем белым светом.

– Да! – закричал он. – Иди сюда! Иди, иди!

Даже Дир удивился и ошарашено посмотрел на Гостемила.

– Не ходи, – сказал он. – Что ты! Тебе, высокородному, это как-то даже не к лицу.

Гостемил пожал плечами и протянул Диру сленгкаппу и шапку.

– Подержи. Да не урони. Вещи хорошие, а тут пылища.

– Не ходи, Гостемил.

– Не учен я ручному бою.

– Кулачному.

– Правильно. Верховой езде меня учили, свердом махать учил Хелье, а кулачному бою не учен. Скажи-ка мне, Дир … как нужно? … вот так?

Гостемил продемонстрировал удар.

– Нет, – Дир поморщился. – Не ходи.

– Покажи, как нужно.

Дир изобразил подобие позиции и показал прямой удар.

– Нужно, чтобы вес тела был весь в кулаке. И надо стараться, чтобы костяшки не повредить, поэтому кисть нужно держать вот так, чтобы удар приходился вот под таким углом.

– Спасибо.

– Не ходи, Гостемил.

Гостемил осторожно перелез заграждение, опасаясь порвать добротные, тонкой ткани порты.

– Вот гривна, – обратился он к импресарио.

Тот взял гривну и оценивающе посмотрел на Гостемила. Гостемил ростом был чуть ниже Дира, телосложение его, хоть и могучее, уступало дирову телосложению, а высокородная лень в движениях и выражении лица окончательно успокоили импресарио.

– Ниже пояса не бить, употреблять только кулаки.

– Знаю, слышал я уже, добрый человек, – сказал Гостемил снисходительно.

Бойцы встали в позицию. Ноздри Кувалды раздувались, готов он был Гостемила растерзать. Гостемил выглядел совершенно спокойным.

– Это не твоя ли женушка пришла на тебя поглядеть, как ты тут всех месишь? – спросил он участливо.

Кувалда не был женат, но из любопытства посмотрел – сначала влево, затем вправо. Впрочем, вправо он посмотреть не успел. Вкладывая, или думая, что вкладывает, вес тела в удар, стараясь держать кисть под указанным Диром углом, Гостемил рванулся вперед и ляпнул Кувалду кулаком в поворачивающуюся вправо челюсть. Кувалда взмахнул руками, сделал странный полуоборот, и упал на бок. Гостемил обернулся к импресарио.

– Деньги, – сказал он.

Импресарио замялся.

– Деньги, – повторил Гостемил.

Импресарио полез в кошель и отсчитал в подставленную пригоршню Гостемила пятнадцать гривен, вздыхая. Кувалда тяжело поднимался в это время на ноги.

– Нечестно, – сказал импресарио.

– Я не нарушил ни одного правила, – возразил Гостемил и, пригоршней вперед, пошел к заграждению.

– Подставляй шапку, – велел он Диру.

– Нет, это твои деньги, ты…

– Урод! Шапку подставляй!

Ссыпав в шапку гривны, Гостемил перелез заграждение под восхищенные крики зрителей.

– Как ты его, однако! – сказал Дир.

– Он дурак. И нужно было именно этим воспользоваться с самого начала. Ты не воспользовался, – зло сказал Гостемил, потирая ушибленную руку. – Знаешь почему?

– Почему?

– Потому что ты тоже дурак. Смотри, у меня рука теперь распухнет! Уже в пальцах никакой чувствительности нет!

– Пройдет. Неделя, другая – пройдет.

– Как мне теперь с такой рукой перед популяцией ходить? – возмущенно вопросил Гостемил. – Будто я уличный драчун какой, вроде тебя, будто у меня занятий нет поважнее и поэлегантнее. Скотина ты, Дир. И рука теперь болит. Пойду домой, подержу ее в холодной воде. Вечером я буду в Талом Кроге, приходите вместе с Хелье.

– Пойдем со мной.

– Нет. Ты ведь в рыбацком домике живешь?

– Да.

– Ужасная гадость. Пол грязный, один ховлебенк на всех…

– Не один, два…

– … потолок низкий, рыбой воняет, фу.

– У нас теперь корова есть, – сообщил Дир, рекламируя жилище.

– Медведя еще заведите. И двух ужей.

Рассерженный Гостемил, пожав плечами и поправив сленгкаппу, пошел к выходу из торга. Дир, проводив его взглядом, направился к Готскому Двору – покупать заказанную Хелье одежду. Нужно еще еды купить, вспомнил он.

Глава двадцать вторая. Ярославовы метания

Из дому Ингегерд больше не выходила, разве что на прогулку в саду с Ярославом. Все решили, что опасность миновала и княгине лучше. Ярослав изнывал от непрерывных всплесков страсти, но держал себя в руках в присутствии жены. Супруги как и прежде обменивались диковатыми шутками, хихикали, ходили в обнимку, не обращая ни на кого внимания – когда были вместе.

– Знаешь, что? – спросил князь как-то утром, в опочивальне. – Давай бросим все это и уедем.

– Куда же мы уедем? – удивилась Ингегерд. – Разве что в Ладогу, но там погода всегда плохая.

– Вообще уедем. Я откажусь от власти, пусть правит Житник, раз ему так хочется. Уедем сначала к твоему отцу, а потом куда-нибудь … не знаю … в Рим. Там всегда тепло.

– Что же мы будем делать в Риме?

– Как что? Жить, детей растить, гулять под … как их … – он растопырил пальцы и помахал ладонью чуть выше лба, подняв глаза … – пиниями. А?

– Как-то глупо, – возразила Ингегерд. – Это раньше надо было думать. А теперь у меня вон какое пузо. И наследник будет. Чего ж наследника лишать того, что ему … как оно? … подготовлено?

– Обозначено.

Оба засмеялись.

– Я серьезно, – сказал Ярослав.

– И я тоже. Нет уж, давай останемся.

– Да тяжело же. Каждый день какая-нибудь гадость случается, конца края не углядеть.

– А в Риме будет лучше?

– В Риме мы не будем связаны обязательствами.

– Не думаю, что это понравится моему отцу, – заметила Ингегерд.

– Он очень разборчив.

– Да, ты заметил?

– Ага. Но дело, конечно же, не в том, что ему нравится, а что нет, а в том, что…

– … не даст денег, а своих у нас нету. Можно, конечно, собрать десятину с прилежащих селений и с нею уехать. Но это будет как-то…

– По-финикийски, – подсказала Ингегерд.

– Да.

Они опять захихикали.

В дверь постучали.

– Вот, пожалуйста, – сказал Ярослав. – Нет покоя людям. Ладно, пойду я по делам. Надеюсь, скоро вернусь. Из дому без меня не выходи. Буду я скорее всего в занималовке, если нужно что. Валко-поляк по моей просьбе остался на несколько дней. Послушаем его сегодня вечером?

– Я все еще плохо понимаю по-славянски, – сокрушенно призналась Ингегерд.

– Я переведу, если что непонятно.

Холоп сообщил, что Жискар вернулся, привез Явана, и оба ждут возле дверей занималовки. Накинув домашнюю сленгкаппу, Ярослав спустился вниз, кивнул фавориту и казначею, и вежливо попросил казначея подождать. Яван поклонился с достоинством, нисколько не обидевшись.

– Да. Говори, – сказал Ярослав, когда они с Жискаром вошли в занималовку.

Жискар, против обыкновения серьезный, прикрыл дверь. Ярослав сел на ховлебенк.

– Видел я Детина.

– В яме?

– Нет, его держат в каком-то сарае рядом с баней.

– Тебе не помешали его увидеть?

– Нет. Против всяких ожиданий – нет. Мы переговорили, он назвал мне своего доверенного. Оказалось – Бескан. Занимается ростовщичеством, в основном. Детин написал ему письмо с просьбой выделить мне из текущих средств восемь тысяч гривен, и с этим письмом я пошел к Бескану в Кулачный Конец.

– Хорошо. Дальше.

– Бескан, оказывается, успел переговорить со старшим сыном Детина. Тот в свою очередь успел продать Бескану все.

– Все? Что – все?

– Все, чем владел Детин. Товары, ладьи, договоры, владения, все обращено в золото. Сделку устроил некто Нещук. За что и получил свою долю.

– То есть, имущество обращено в золото. А где золото?

– То-то и оно, что – неизвестно. Сын Детина куда-то его спрятал.

– Откуда ты знаешь?

– Я у него побывал. В доме Детина. Приняли меня, надо сказать, очень холодно. Сын говорил сквозь зубы, сказал, что пока он исполняет временные обязанности владельца, или что-то в этом роде, он не обязан давать знать каждому встречному, где хранится его имущество. Так и сказал – мое имущество. Предполагаю, что даже если Детина оправдают, денег этих ему не видать никогда. Репутация его навсегда испорчена, и куда бы он не поехал, во всех славянских землях она, репутация, будет за ним следовать. Я решил рискнуть и предъявил сыну письмо. Сын рассмеялся мне в лицо.