В поисках красного дракона - Джеймс Оуэн

Эвин задумалась и нерешительно покачала головой.

— Я... не могу. Должна признать, соблазн велик, но думаю, когда мы найдем моего сына, он должен увидеть свою маму, а не еще одну девочку.

— А ты, Странник? — обратился Дедал к Берту.

Удивительно, но Берт не только отказался, но даже отступил от Колодца.

— Я не знаю, — помялся Джон, заметив реакцию Берта. — Это все зашло слишком далеко от того, чего бы мне хотелось.

— Но подумай, Джон, — заговорил Джек. — Понять решение Уильяма и Хью и то, как Питер воспринял их действия, — это ключ ко всему происходящему. Как мы можем отказаться, если это единственный путь?

— Я это сделаю, — решился Чарльз к всеобщему удивлению. — Думаю, я не прочь снова немного побыть ребенком. Набраться, так сказать, сил.

Берт покосился на Дедала, но тот не заметил. Все его внимание было приковано к Хранителям.

Чарльз приблизился к колодцу и замер. Сделал еще шаг вперед — и два назад.

— Я... я, кажется, все-таки не могу. Если уж говорить начистоту, то я немного волнуюсь: вдруг я стану кем-то, кого вы не ожидаете увидеть.

— Что за бред, — воскликнул Джек. — Ты — это ты. Кем еще ты можешь стать?

— Я... на самом деле не оксфордец, — сознался Чарльз. То, как он подавлен этим признанием, было заметно по нервному постукиванию пальцами по брючному ремню. — По крайней мере, с точки зрения закона.

— Ну что за чушь, Чарльз, — засмеялся Джек. — Конечно же, ты оксфордец. Что ты выдумываешь?

Чарльз испустил тяжелый вздох и уселся на пенек в нескольких шагах от Колодца.

— Боюсь, выдумываю я не теперь, а раньше... а когда я поразмыслил хорошенько, было уже слишком поздно.

— Но когда мы познакомились в Лондоне, ты сказал, что ты из Оксфорда, — напомнил Джон.

— Нет, — ответил Чарльз. — Я сказал, что работаю в газете Оксфордского университета, а этот тупой инспектор Клауз по ошибке решил, что я сам учусь в университете. А учитывая, что нас допрашивали по поводу убийства, я и думать забыл о том, чтобы его поправить. Вообще-то, — горестно продолжал Чарльз, — я учился в университетском колледже в Лондоне несколько лет, только и всего. Разумеется, я бывал в Оксфорде много раз, достаточное количество раз, чтобы знать университет и город. Многие простые обыватели — вроде того инспектора — не делают разницы между газетой и университетом. Так что зачастую я просто ничего им не разъясняю.

— Так чего ж ты нам потом не рассказал? — не унимался Джек.

— Потому что вы оба из Оксфорда, — признался Чарльз. — И давай смотреть правде в глаза, Джек: я старше вас обоих. Теперь уже, кажется, даже больше, чем раньше. Полагаю, я неплохой писатель... но вот в чем я действительно хорош, так это в редактуре и издательском деле. И я с ходу мог уже тогда сказать, кем вы с Джоном обещали стать в будущем. И... и я хотел, чтобы вы меня уважали, Джек.

— Чарльз, — вмешался Джон. — Ты уже давно заслужил наше уважение. Правда, не сомневайся в этом.

— Еще такое дело, — добавил Чарльз. — Не говорите Туммлеру.

Джек и Джон ухмыльнулись и ободряюще похлопали друга по спине.

— Не волнуйся, — заверил Джек. — Не думаю, что Туммлер станет думать о тебе хуже, если только ты не переметнешься в Кембридж.

— Итак, — подвел итог Дедал. — Вы сделали свой выбор.

— Боюсь, что так, — ответил Чарльз. — Это просто не для меня.

Изобретатель повернулся к Джону:

— А вы, Главный Хранитель? Поговорите с Колодцем Эхо?

Джон покачал головой:

— Может быть, однажды я почувствую потребность вернуть свое детство. Но сегодня этот день еще не наступил. Спасибо, но нет.

— Колодец не украдет годы вашей жизни, — засмеялся Дедал. — Вы помните время, когда ваши способности еще не были полностью раскрыты, когда каждый новый опыт не был связан со всеми остальными событиями в жизни? Это просто еще одно звено в общей цепи — но скованное давным-давно, и оно должным образом повлияет на ваше мировоззрение. Вы останетесь собой, каким бы мы вас ни увидели.

— Я это сделаю.

Голос принадлежал Джеку.

— Это разумно. Из всех нас у меня меньше «багажа»: ни жены, ни детей. Если что-то пойдет не так, в худшем случае, мне придется подождать несколько лет, а потом пересдавать экзамены в Оксфорд. Мне это под силу.

Дедал отвесил поклон и отступил от Колодца.

Джек шагнул вперед, наклонился и заглянул вниз.

В Колодце Эхо не было источника света, но, как и небо Подмира, он слабо и тепло светился. Вода стояла недалеко от края, и Джек разглядел на ней отражение. Лицо — но не свое.

Это было лицо, которого он не видел долгие годы. Это был он сам, но еще ребенок. И тогда он произнес единственные слова, которые имели смысл:

— Привет, Джекс. Рад видеть.

Джон и Чарльз задохнулись от удивления, когда прямо у них на глазах друг стал меняться.

Джек все еще стоял у колодца; он даже не пошевелился. Но он стал меньше. Как будто ветер детства закружился вокруг него и унес с собой все лишнее.

Его лицо было лицом Джека, но северный ветер стер худобу и острые углы, оставив новые, более мягкие линии.

Его тело было телом Джека, но южный ветер забрал с собой рост и ширину.

Его руки были теми же руками Джека, но восточный ветер сделал их меньше и подвижнее, какими они и были раньше.

Его голос был голосом Джека, но с западным ветром ушли слова и остались воспоминания, и когда мальчик заговорил, Джона и Чарльза пробрала дрожь, они и сами почувствовали, будто стали моложе, услышав:

— Три-три — нет игры!

Часть 5

Король Слез и Королева Печалей

Глава 17

Те, кто сплетают мелодии

Лицо старика стало пепельного цвета. Его мучитель так и не вернулся в пещеру, не приходили и дети, одетые в звериные шкуры. Старика больше не пытали и не били, тем не менее он умирал.

Чтобы выжить, человеку нужна пища, вода, воздух и крыша над головой. Это всем известно. Но не все знают ( а если и знают, то не все верят), что еще одна жизненно необходимая вещь — духовная энергия.

Духовная энергия может исчезнуть на какое-то время без всякого отрицательного эффекта. Человек может отринуть ее по своей прихоти, хотя связь с ней все равно не обрывается безвозвратно. Но если духовная энергия покидает человека сама, тот слабеет. А энергии старика не было слишком долго.

— Бесполезно, — сказала женщина в зеркале. — Никто не придет.

— Верь, Медея, — умолял старик. — Ничто не кончено, пока не кончено.

— Логика ребенка, Питер, — закатило глаза отражение.

— Самая лучшая, — слабо ответил старик. — Она позволяет верить в то, во что нужно верить, какие бы доказательства этому ни противоречили. Дети всегда так делают, и это срабатывает чаще, чем ты можешь представить.