В дебрях Даль-Гея - Юрий Тупицын

Лобов проводил взглядом хозяина бара, а когда дверь за ним захлопнулась, еще раз огляделся. Стена, а вернее, ее обивка привлекла его внимание. Он коснулся ее рукой и понял, что не ошибся: комната отделана униизоляцией, которая широко применяется в космостроении и является надежным экраном от большинства видов излучения. Иван попробовал вызвать Снегина, но в ответ — абсолютное молчание. И Лобов понял, что он полностью отрезан от окружающего мира и может рассчитывать только на самого себя.

Его мысли прервал шум открываемой двери. Лобов обернулся и увидел, что в комнату проскользнул высокий, стройный мужчина. Одним движением он захлопнул массивную дверь, выпрямился и привалился к ней плечом, бесцеремонно разглядывая Лобова. Иван, в свою очередь, не менее внимательно разглядывал вошедшего. Свободная, чуть ленивая поза незнакомца говорила об уверенности в своей силе, об умении расслабляться, мгновенно собираться и действовать. Лицо было бесстрастным, точно изваянным из камня. И с этого лица на Лобова в упор смотрели холодные глаза. Они не выражали ни жестокости, ни угрозы, ни сочувствия, в них можно было прочитать лишь скуку и равнодушие. И все-таки где-то в самой глубине души Лобова шевельнулось беспокойство. Иван обуздал его мгновенным привычным усилием воли и интуитивно осознал причину своей столь необычной реакции: на него смотрели глаза профессионального убийцы. Глаза человека, для которого акт лишения жизни себе подобного давно перестал казаться чудовищным, больше того, перестал вызывать даже брезгливость, осталось обыденное привычное ремесло, и только. Неизвестно, прочитал ли незнакомец что-либо из этих мыслей на лице Лобова, но он прошел на середину комнаты, носком ноги пододвинул себе стул и сел в двух шагах от Ивана, продолжая разглядывать его бесцеремонным взглядом.

— Стиг, — представился он наконец. — Рад приветствовать вас в этой тихой обители.

— Не могу, к сожалению, сказать того же, — холодно ответил Иван.

— Вот как! — У Стига удивленно шевельнулась бровь. — Почему же?

Лобову стало неприятно, и мгновением позже он понял, в чем дело: Стиг чем-то напомнил ему Снегина.

— Я бы предпочел обойтись без знакомства с вами, — все тем же тоном ответил Лобов.

— Благодарю за откровенность. — В голосе Стига послышалось что-то похожее на уважение к посетителю. — Но у меня нет времени попусту болтать языком. — Он закинул ногу на ногу и почти приказал: — Выкладывайте свое дело.

Лобов молча достал голографию Алексея.

— Я хочу знать, где находится этот человек.

Стиг вгляделся в голографию, ни один мускул не дрогнул на его лице. Серые глаза холодно взглянули на Ивана.

— Это все?

— Пока все.

Стиг усмехнулся:

— А потом?

— Покончим сначала с этим вопросом.

Стиг некоторое время присматривался к Лобову, потом согласно кивнул и протянул ему голографию.

— Возьмите. Она вам еще пригодится.

Укладывая голографию в карман, Лобов на мгновение опустил глаза, а когда поднял их, увидел черное дуло пистолета, смотревшее ему прямо в лицо.

Глава 2

Стадион неистово ревел. Только что закончился финальный забег, а лучше сказать, запрыг на двести нидлов. Шесть поджарых легкоатлетов рванулись с места и, взмахивая руками, как крыльями, отставив назад одну ногу и низко приседая, длинными прыжками на другой ноге устремились вперед. Они были похожи на одноногих кенгуру. Как спортсмен, Снегин сразу понял, что за этим внешне простым, порывисто-скользящим бегом стоят годы и годы упорных тренировок. Забег закончился, и теперь в центре спортивной арены по специальному кругу победителей ходили трое, занявшие первые места. Прыжковая нога, у двоих — правая, а у одного — левая, была у них заметно толще, мускулистее другой.

Когда рев стадиона стал затихать, переходя в нестройный взволнованный гул, Арни Таиг обернулся к Снегину.

— Что вы скажете? — спросил он не без гордости.

Они сидели в президентской ложе. Посещение стадиона было предусмотрено заранее согласованной программой визита Снегина в Даль-Гей. Сначала Всеволод под благовидным предлогом хотел отказаться от этого «удовольствия», так некстати совпавшего по времени с началом действий Лобова, но потом решил, что это насторожит далийцев. Теперь Снегин с нетерпением ждал от Ивана сообщения о начале операции.

— Скажу, — ответил он на вопрос президента, — что это настоящее сложное искусство. Но зачем оно? И можно ли это назвать спортом?

Президент смотрел на Снегина с улыбкой.

— А что называется спортом у вас, на Земле?

— Любое состязание, которое помогает человеку совершенствовать красоту физического облика. По бегу у нас обширная программа соревнований, но по бегу нормальному — на двух ногах.

— Знаю. — Арни Таиг кивнул. — А вот у нас двуногий бег посчитали бы скучным и пресным. Ведь таким, простите, примитивным образом может бегать каждый. Какой смысл ходить на стадион и тратить время, чтобы увидеть то, на что способен каждый?

Он ждал возражений Снегина, но тот промолчал, ему не хотелось спорить по пустякам.

— В принципе, вы угадали, — продолжал Таиг, — наш спорт это прежде всего искусство. А искусство условно по самой своей природе. Требовать от него только пользы, по нашим представлениям, — кощунство. Единственное, что мы вправе ожидать, — это эстетическое наслаждение. И, мне кажется, вы его получили.

Снегин посмотрел на арену, с которой, посылая приветственные жесты, уходили победители.

— А вот эти уродливые прыжковые ноги — тоже доставляют вам эстетическое наслаждение?

— Нет ничего условнее эстетических канонов, — снисходительно пояснил президент. — Что красивее — человек, кальмар или сокол? Есть смысл в этом вопросе? Разве не предельно условен ваш классический балетный танец? Весь секрет в том, что соответствующее воспитание позволяет не только не замечать эти условности, но и делает их обязательным и непременным атрибутом. Эти толчковые ноги, которые непосвященному кажутся уродливыми, знатоку представляются шедевром. Обладатели таких ног гордятся ими. Больше того, если бы вдруг появился такой феномен — прыжковец с пропорционально развитыми ногами, — его посчитали бы уродом.

Со свойственной далийцам чуткостью уловив настроение Онегина, президент добавил:

— Извините мой тон, ленд Снегин. Я с искренним уважением отношусь к земной цивилизации. Но мы на несколько тысячелетий раньше вас стали на путь высокой культуры. То, над чем вы сейчас экспериментируете, уже давно опробовано нами и либо одобрено, либо отброшено за ненадобностью. Пути прогресса сложны, не всегда их удается предугадать. Вы уверены, что через сотню-другую лет на ваших стадионах спортсмены не запрыгают вот так, на одной ноге?