Разлив Цивиля - Анатолий Емельянов

Теперь-то Павлу ясно, что не надо было соглашаться, не надо было идти к председателю. Но было у него еще и тайное желание повидать Марыо. Теперь же, после случившегося, уже и Марья ему видится другой. Сколько раз он от нее слышал: «Уедем, Павел, я богатая, у меня много денег, ты со мной будешь счастлив…» Да что он — крохобор, что ли, и зачем ему нужно ее богатство? К черту все — и деньги Марьины и саму Марью. Что на ней, свет, что ли, сошелся клином? Будто уж не найдется для него девчонки — вон их сколько…

— Но ты же ее любишь, — говорит Павлу внутренний голос.

— А найду другую и забуду, — отвечает он на тот голос. — Клин, говорят, вышибают клином…

5

Вернулся из Сявалкасов Владимир Сергеевич поздно вечером. Дороги так развезло, что даже председательский вездеход не прошел, пришлось его до шоссе тянуть трактором.

Трофим Матвеевич проводил его до самой гостиницы. Следом за Владимиром Сергеевичем вошел в номер с хозяйственной сумкой и выставил из нее на стол бутылку «Столичной», банку малинового варенья и с десяток яиц. Даже эвкалиптового листа где-то достал и его рядом с вареньем положил.

— Самые верные лекарства, — кивая на стол, сказал Трофим Матвеевич. — Любую ангину как рукой снимет.

И в самом деле, утром Владимир Сергеевич проснулся хорошо отдохнувшим и почти здоровым. Горло уже не саднило, и голос стал не таким хриплым. Поглядел на часы: полшестого. Дурная районная привычка вставать чуть свет! Теперь, работая в обкоме, он приходил на службу гораздо позже, но старая привычка все еще нет-нет да давала себя знать.

Владимир Сергеевич выпил пяток сырых яиц, выпил полстакана настоянной на эвкалиптовых листьях водки и закусил малиновым вареньем прямо из банки, поскольку ложек в номере не было, и снова нырнул под одеяло. Окончательно проснулся уже близко к девяти, весь в поту, но уже совсем здоровым.

В райкоме он появился свежевыбритым, благоухающий «Шипром», и разве лишь очень внимательный глаз мог заметить некоторую помятость лица да отечные складки под очками.

У Василия Ивановича уже полно было посетителей, и он попросил свободный кабинет, чтобы перед совещанием собраться с мыслями, подытожить увиденное и услышанное. Свободным оказался кабинет второго секретаря, выехавшего на весь день в школы района.

Двери кабинетов выходили в одну общую приемную. И Владимир Сергеевич сказал секретарше, что если будут появляться председатели колхозов или секретари партийных организаций, то пусть заходят прямо к нему. Из своей прежней районной практики он уже знал, что если и назначается какое-нибудь совещание на вторую половину дня, все равно из колхозов едут в район с утра. Одному председателю нужно побывать в инспекции, другой идет что-то клянчить в РТС или торгмаш. И уж обязательно заблаговременно приходят и в райком: один до совещания хочет выяснить то, другой это.

Так оно н получилось: не прошло и часа, как в кабинете появился один председатель, следом за ним второй…

У Василия Ивановича в посетителях тоже нынче не было недостатка. Но вот, кажется, ушел последний. Слава богу!.. Нет, уже кто-то опять скребется в дверном тамбуре, кому-то еще понадобился секретарь райкома. Ба, да это же Иван Евдокимович Шубин, председатель из «Заветов Ленина». Широкоплечий, моложавый, можно даже сказать, красивый, хоть и редко говорят такое про мужчин. Немного старит Шубина разве что ранняя седина; она не только на висках изморозью осела, айв его пышные черные усы пробилась. Солнце да полевые ветры придали его лицу цвет хорошо прокаленного кирпича.

Василий Иванович поднялся с кресла, пошел навстречу Шубину. Председатель Иван Евдокимович опытный, умный, по пустякам секретаря райкома беспокоить не любит. Уж если приходит, — значит, или что-то наболело, или какой-то важный вопрос нужно решить. На этот раз Шубин пришел каким-то встревоженным, смятенным.

— Как думаешь, Василий Иванович, преступник я или нет? — спросил он, еще не успев сесть.

— Вроде бы нет, — улыбнулся Василий Иванович, как бы тем самым переводя странный вопрос председателя в шутку. — Дела в колхозе идут неплохо, даже удои не падают. Разве что с жинкой не поладил?

— По таким делам да в райком?! Нет уж, пусть ходят дураки да бездельники.

Только теперь Шубин сел в предложенное Василием Ивановичем кресло, выложил большие жилистые руки на стол, поглядел на них и, словно бы застеснявшись, убрал на колени.

— Неужели я в вас ошибся, Василий Иванович? — это спросил он с какой-то натугой, даже голос был какой-то чужой, не шубинский.

— В чем именно?

— Неужели и вы способны грести жар чужими руками?

— Ну, может, уже и хватит говорить загадками? — начал терять терпение Василий Иванович.

— Не без твоего же, надо думать, согласия в соседнем кабинете Владимир Сергеевич диктует железные условия? Начался разговор вроде бы тихо, мирно, расспросил о том, о сем, в блокнот записал. А потом вдруг — с ножом к горлу: сдай до первого мая тридцать тонн мяса! Хозяйство, мол, у тебя крепкое, а район обязательства не выполняет… Веселый разговор!

— Подожди, подожди. Я что-то не пойму, когда этот веселый разговор у вас состоялся? Ведь до совещания еще два часа.

— Да вот только что. Пришел, как обычно, пораньше и… Вы понимаете, нет, нет сейчас в колхозе столько мяса. Те свиньи, что поставлены на откорм, весят пока по каких-нибудь четыре пуда, а скупать скот у колхозников да сдавать за счет колхоза, как это делает Прыгунов, я не буду. Снимете с работы — что ж, снимайте, пойду опять бригадиром, — Шубин встал со своего места, как бы показывая, что хоть сейчас готов идти бригадиром.

— Сиди, сиди, чего кипишь, как вода в котле… С покупкой скота мы — чего уж там — перегнули. Сами же и будем исправлять ошибку.

— Что-то долго тянется это исправление.

— В конце мая, сразу же после сева, соберем пленум райкома… У меня, Иван Евдокимович, уже есть внутренний ну, что ли, перелом, я уже многое для себя решил и теперь на многое пойду… Чтобы признать свою ошибку, тоже, оказывается, не малое мужество нужно…

— Ну, камень с сердца, — Шубин облегченно вздохнул, удобно сел в кресле. — А я уж было подумал, бугорковские времена возвращаются. Ведь он, этот Бугорков, твой предшественник, что делал? Он каждый год заставлял нас сдавать по два плана и хлеба и картофеля. Скоту оставалось ровно столько, чтобы он только-только на ногах стоял. И каждую осень в адрес нашего района дождем сыпались громкие поздравления, каждую осень мы ходили в героях. А весной — весной нищенствовали. Едва-едва на семена наскребали… Вот я и подумал: не те ли времена вспять вернулись? Что-то много и в газетах, и по радио шумят о выполнении двух, а то и трех планов по мясу и молоку целыми районами. Или у них планы такие низкие?

— Да, один колхоз в соседнем районе чуть ли не десять планов по мясу выполнил. Говорят, и к нам приезжали, у нас в районе скот скупали.

— Пугает, очень пугает меня, Василий Иванович, этот пустой шум, эти геройские рапорта. Только-только начали входить в спокойное русло, так нет же, опять… Как бы нам удержаться, как бы остаться в стороне от этого шума?

— Будем стараться, Иван Евдокимович, — твердо пообещал секретарь райкома, заключая разговор.

Они вместе вышли в приемную.

Навстречу Василию Ивановичу поднялся со стула председатель колхоза «Знамя» Авдеев, тонкий и длинный как жердь мужчина лет сорока с блестящей лысиной и хитрющими глазами.

— Приехал по вызову в райком, а меня, оказывается, вызвали в самый обком — вон какую честь стали оказывать нашему брату. — Авдеев говорил это без улыбки, только в глазах этакие веселые чертики играли. — После разговора с Владимиром Сергеевичем, — что мне делать в райкоме? Я, пожалуй, пойду, — и даже сделал вид, что и в самом деле собирается уходить.

Все это было не больше, как предисловие, и Василий Иванович терпеливо ждал, что скажет Авдеев дальше.

— Думал, вызывают по важному вопросу, а тут всего и дела-то: на сколько могу увеличить посевы гороха да сколько должен сдать мяса. Да я бы и но телефону все мог сказать хоть вам, хоть Владимиру Сергеевичу…

«Хитер, хитер мужик: «всего и дела-то…» — усмехнулся Василий Иванович, подумав при этом, что гость из обкома, оказывается, успел и с ним поговорить.

В кабинете второго секретаря, куда зашел Василий Иванович, дым коромыслом, и где-то там, в дыму сидит у стола директор мясокомбината Доброхотов. По дорожке, мимо него, ходит взад-вперед с папиросой в зубах Владимир Сергеевич.

Заметив секретаря райкома, Доброхотов с неестественной для его грузной фигуры живостью вскочил со стула и вымученно, тоже как-то неестественно улыбаясь, пошел навстречу.

— Сидите, сидите, — здороваясь за руку, сказал Василий Иванович и сам тоже сел на свободный стул.