Раб великого султана - Мика Валтари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда-то Селим бен-Хафс причинил много зла Хайр-эд-Дину. После смерти старшего брата Бабы Аруса, носившего прозвище Барбаросса, Хайр-эд-Дину, еще совсем неопытному юноше, пришлось бежать из Алжира, унося лишь то, что было при нем. И только два десятивесельных судна были в его распоряжении. Не удивительно, что отрубленная голова заклятого врага вызвала у Хайр-эд-Дина взрыв безудержного, злорадного хохота. В восторге всплеснув руками, Хайр-эд-Дин воскликнул:
– Ты отгадал самые сокровенные мои мысли и желания, дорогой торговец пряностями, и твой дар возместил все потери, сравнял все мои счеты с этим городом. Скажи, как зовут тебя, чтобы я мог вознаградить тебя по заслугам.
Абу эль-Касим скорчил рожу и возбужденно ответил:
– Я – Абу эль-Касим. И прошу, не презирай меня из-за этого простого имени. Будь также уверен, что твоя радость – для меня высшая награда, и, не желая обидеть тебя, я смиренно приму все, что ты изволишь подарить мне. Золотое блюдо, как ты сам понимаешь, не является неотъемлемой частью моего подношения, поэтому я надеюсь, что ты позволишь мне оставить его себе в память о нашей встрече. По правде говоря, блюдо весит немного, да и золото не высшей пробы, и кажется мне, что, принимая его в дар от тебя, я все же остаюсь внакладе.
Владыка морей Хайр-эд-Дин долго не сводил глаз с головы своего врага, а потом, широким жестом указав на гору даров у своих ног, проговорил:
– Возьми себе весь этот хлам, Абу эль-Касим, мой верный слуга, и по собственному усмотрению раздели его со своим рабом. Те же, кто пожертвовал мне эти дары, пусть отнесут их к тебе домой, чтобы всем было понятно, сколь высоко я ценю тебя. От писца получишь перечень всех этих предметов, чтобы ты мог проверить, не обокрали ли тебя по пути.
Даже Абу эль-Касим онемел от такой щедрости Хайр-эд-Дина, а толпа с уважением зашумела. Ибо тот, кто столь щедро вознаграждает своих слуг, должен быть поистине великим владыкой.
Однако Хайр-эд-Дин довольно быстро пришел в себя, покосился на огромную кучу даров у возвышения и добавил:
– Разумеется, ты должен заплатить в мою казну десятину, точно так же, как корабли отдают десятую часть своей добычи, а купцы десятую часть товаров. Кроме того…
Перепуганный Абу эль-Касим тут же обрел дар речи – и заголосил, тонко и визгливо, перебивая Хайр-эд-Дина. Торговец изливал потоки благодарностей, я же в меру своих сил помогал ему, мешая владыке морей говорить и добавлять ряд новых требований. Хайр-эд-Дин смягчился, погладил рыжую бороду и оглянулся вокруг. Тогда вперед выступил муфтий и сказал:
– Аллах благословит щедрых людей, и ты, Абу эль-Касим, не собираешься, наверное, унести отсюда ничего, пока мечеть не получит пятой части этого золота и серебра и десятой части остальных даров. Я призываю почтенных купцов города Алжира оценить дары по справедливости, чтобы все свершилось, как подобает.
У Абу эль-Касима вытянулось лицо, когда он услышал эти неумолимые слова. С упреком взглянув на Хайр-эд-Дина, торговец благовониями простонал:
– Ах, почему ты решил похвалиться своим подарком, владыка морей? Неужели ты не мог вознаградить меня, оставшись со мной наедине, без свидетелей? Тогда я сам мог бы решить, сколько заплатить сборщикам налогов и сколько мечети.
Как известно, нет ничего слаще чужой беды, поэтому отчаяние на лице Абу эль-Касима привело всех в прекрасное настроение. Купцы столпились у возвышения и проявили должное усердие при оценке даров, безбожно завышая их стоимость, чтобы как можно больше навредить Абу эль-Касиму. Несчастный же Абу громко причитал, призывая Аллаха в свидетели этого неприкрытого обмана, цеплялся за каждую вещь, кидался на ящики с пряностями, обнимая их и пытаясь закрыть собственным телом. Он вел себя как настоящий шут, и даже Хайр-эд-Дин не смог сдержаться и разразился презрительным хохотом, сидя по-турецки на мягких подушках и с возвышения взирая на Абу эль-Касима.
Однако в конце концов Хайр-эд-Дину все это надоело, он вспомнил о своем высоком положении и с достоинством покинул мечеть в сопровождении своих военачальников, а вслед ему из толпы неслись благословения. На площади перед мечетью Хайр-эд-Дин раздал нищим щедрую милостыню, не скупясь даже на золото. Ко всеобщему восторгу и радости турецкие янычары выстрелили из мушкетов, а пушкари ответили с набережной залпами из орудий, и над городом поплыли клубы порохового дыма.
Трудно винить испанского капитана, что, услышав пальбу и рев толпы, он не сдержался и немедленно ответил огнем на огонь. Надо учесть и то обстоятельство, что орудия в порту были наведены на крепость и ядра пробивали в стенах твердыни большие бреши. Когда же пули испанцев засвистели в воздухе, толпа немедленно рассеялась. А в тот самый миг, когда я вышел из мечети на площадь, внезапно рухнул главный минарет, подняв тучи известковой пыли, и все, с ужасом взирая на это, закрыли руками лица. О такой удаче Хайр-эд-Дин и мечтать не смел – ничего более благоприятного случиться не могло, – ибо люди в порыве священного негодования обвинили испанцев в преднамеренном разрушении мечети.
Видимо, и искушенный в дипломатии испанский капитан де Варгас перепугался не на шутку, увидев падающий минарет, ибо выстрелы из крепости немедленно прекратились. Хайр-эд-Дин же дрожащим от возмущения голосом заявил, что это святотатство будет последним издевательством и преступлением христиан в Алжире, и поклялся, что вскоре сотрет испанскую крепость с лица земли.
Для Абу эль-Касима обстрел города оказался настоящим даром небес. Ибо как только первые пули угодили в стены мечети, купцы заторопились домой, муфтий же вдруг вспомнил, что ему уже давно пора в одиночестве предаться благочестивым размышлениям. Процедура оценки вещей была ускорена и сокращена, что принесло немалую выгоду Абу эль-Касиму, который, трясясь от жадности, клялся, что с удовольствием проведет в мечети хоть целый день, лишь бы оценка была справедливой и окончательной.
Наш дом на улице торговцев пряностями находился в довольно укромном месте. Потому-то Абу эль-Касим настоял на скорейшей доставке туда всех даров, хотя найти нужное количество грузчиков было не так-то просто. Мы работали в поте лица, буквально не покладая рук – и, наняв нескольких погонщиков ослов, в конце концов сгрузили все в безопасном месте, после чего заперли дверь на ключ.
Все это время я очень волновался за Антти и собирался пойти во дворец, чтобы уберечь брата от неприятностей, а может быть, и опасности. Но Абу эль-Касим строго-настрого запретил мне покидать дом, считая, что глухонемой раб не сможет охранять в одиночку наши сокровища. Все же в конце концов мне удалось убедить моего хозяина отправиться со мной в касбу. Абу позвал глухонемого слугу, вручил ему дубинку, показал место у двери и жестами велел нещадно лупить каждого, кто попытается проникнуть в дом в наше отсутствие.