Конан и Посланник мрака - Олаф Бьорн Локнит

Сотканные магами призраки танцевали в струях темного ветра под самым потолком залы. Рейе видел их: поблескивающего бронзовой чешуей крылатого дракона, живой слепок с холодной вычурной статуи, и ало-бирюзовое создание, отчасти похожее на хищную птицу, творение ксальтотуна. Дракон и птица преследовали общую цель — быструю, неуловимую искру ослепительно-красного цвета. Хаотически метавшаяся искра оказывалась то в когтях дракона, то в клюве птицы, и тогда соперники превращались в круговорот непостижимых красок, пытаясь выхватить добычу. Рейениру показалось, будто птица одержала верх и сейчас принесет крохотную звезду своему хозяину, но дракон атаковал ее сбоку, заставив выпустить искру. Упавший огонек прочертил над залом крутую дугу, завершившуюся в подставленной ковшиком ладони Эллара. На какой-то миг яростный алый блеск стал виден всем присутствующим — кто-то ахнул, кто-то приглушенно вскрикнул, закрывая рукой глаза.

Ледяной ветер стих. Привидения растаяли. Тараск яростно обернулся к ксальтотуну, намереваясь бросить своему придворному волшебнику что-то резкое, но носитель драконьей маски бесцеремонно повернулся к нему и настороженному залу спиной, едва не упав, и, неестественно выпрямившись, зашагал к дверям.

— Что сие значит? — негромко осведомилась Чабела.

— Эллар выиграл поединок,— чуть запинаясь, проговорил Хальк Юсдаль.— Верно?

Рейенир молча кивнул. Рабирийский маг одолел своего противника, хотя и не без труда. Победил — и приобрел врага. Ксальтотуну, похоже, еще никто не бросал подобного вызова, и волшебник в алом не научился достойно проигрывать. Теперь он озаботится одним стремлением — отомстить.

Глава седьмая. Из воспоминаний графа Монброна. «Разбитые надежды»

Замок Демсварт, Немедия

24 день Второй весенней луны

— Нет, Маэль, дорогой, если ты действительно провинился, то даже я, как вице-канцлер Аквилонии, ничего не могу изменить. Верю, ты искреннее сожалеешь о своем проступке, но, по-моему, ты перестарался. Чересчур крупный просчет во всех отношениях. Я не могу отменить распоряжения барона Гленнора, ибо государственное управление и тайная служба друг от друга не зависят. Король Конан категорически запретил мне, Публио, генеральному казначею герцогу Ришильди, да и любым другим людям, занимающими высокое положение при Троне Льва, вмешиваться в дела Латераны. Это прерогатива короля.

— Просперо, ты, конечно, извини, — в беседу вмешался молчавший доселе Хальк Юсдаль.— Но король сейчас не в состоянии решать ни государственных, ни личных дел. Конан бегает на четырех лапах, вычесывает блох и пристает с домогательствами к собаке Райана Монброна. А сам Монброн-старший связался с гулями! Митра Солцезарный, да что же такое происходит в нашем мире! Не то война, не то буйство магии!

— Хальк, потише,— скривился Просперо.— Почтеннейший Маэль, тебе я посоветую вот что… Вернее, не посоветую, предложу. Если тебя с треском выгнали из Латераны за утаивание принадлежащих короне векселей…

— Ваша светлость! Умоляю! К чему лишний раз упоминать об этом постыдном случае!

— Потому что бьют не за то, что украл, а за то, что попался,— невесело хихикнул господин библиотекарь.— Просперо, не смотри на меня волком. Эта роль сейчас больше подходит Конану. Продолжай. Что ты собирался предложить графу Монброну?

— Раз он больше не состоит на государственной службе, — пожал плечами герцог,— я могу таковую предоставить. Для начала — место порученца в моей свите.

— Порученцем? — ахнул я. — Ваша светлость, я благодарен за желание помочь мне, но… Почему бы тогда не мальчиком при лошадях?

— Не хочешь — не надо,— обиделся Просперо, а я запоздало понял, что собственными руками перегородил себе даже самую призрачную дорожку к спасению. Герцог никогда не изменяет своих решений, и от других людей он ждет того же самого.— В таком случае я тебя не задерживаю. Ты по-прежнему подданный Аквилонии, но, поскольку не состоишь в свите высочайшего посольства, обязан сегодня же покинуть аквилонский лагерь.

— Просперо, это жестоко,— с неожиданной серьезностью проговорил Хальк, а в моей груди зародился тугой комок ярости, способной в любой момент обрушиться на голову его светлости. Да, он вице-канцлер и вице-король Пуантена и Боссонии, но, в конце концов, мы оба только лишь дворяне. И мой род древнее! Изгоняете? Отлично! И без вас проживу!

— Если моя страна больше не нуждается в моих услугах и мне самом,— процедил я сквозь зубы,— я перед лицом герцога Просперо Пуантенского и тайного советника короля Халька, барона Юсдаля, отрекаюсь от графского титула, передаю наследный лен в пользу короля и… Таким образом, я больше не ваш подданный!

— Маэль, не горячись,— предостерегающе вскинул руку Хальк.— Пожалеешь потом!

— Позвольте откланяться! — рявкнул я, поклонился, сорвал с груди золотую цепь с фамильным гербом (разлетелись порванные звенья), швырнул ее под ноги опешившего Просперо, развернулся и быстрым шагом покинул шатер его светлости.

Боги всевидящие, я теперь никто! Слова сказаны! Ни титула, ни состояния, ни земель, ни собственного дома! Я сохранил только имя, но не могу присоединить к названию замка, из которого происхожу, слово «граф». Отныне я — просто Маэль из Монброна, что в герцогстве Танасульском.

Как ураган, я промчался через устроенный на холме аквилонский лагерь, не замечая знакомых из числа свиты Просперо. Вылетел на пологий берег широкой реки, несущей воды куда-то на Восход, зачем-то зашел по колено в серые волны, зачерпнул горстями воды и плеснул себе на лицо. Только тогда и начал остывать.

Итак, все потеряно. Включая честь? Видимо, да. При мне остался только клинок. Одежду, с которой придется спороть графские гербы, и кошелек с двумя десятками аквилонских кесариев в расчет можно не брать. Как прикажете поступать дальше? У авкилонцев я теперь чужой, да и показываться в лагере Просперо стыдно.

Я вылез обратно, на мокрый пляж, тянущийся в обе стороны не менее, чем на лигу. Обвел взглядом спокойную полноводную Нумалию, которая в незапамятные времена передала свое имя городу и герцогству на Полуночи Немедии. Безо всякого смысла посчитал вымпелы, колышущиеся над холмами, и внезапно задержал взгляд на квадратном бело-зеленом стяге с черной волчьей головой, поднятом над большими белыми шатрами, принадлежащими королю Эрхарду Оборотню.

Подумал, прикинул, машинально погладил рукоять меча и решительно направился в сторону, где остановились посланники союзного королевства Пограничья.