Воспоминания об Аверинцеве. Сборник. - Сергей Аверинцев

14 июня 1993, звонил Сережа, он только что приехал из европейских весей, рассказал о выступлении на католическом коллоквиуме в Германии под руководством кардинала Пупара, который попросил его говорить о будущности христианства12. С., как он сказал, выступал «в духе Савонаролы». Начал с Новалиса: о христианстве и Европе. Констатировал, что сегодня «сексуальная революция» перешла из разрешительной стадии в террористическую. «В мире нынешнем надо бороться за право не быть сума­сшедшим». Есть еще, правда, оазисы, которые хранит Бог. Но пустыня будет расти, и мы, христиане, должны к этому приготовиться, приготовить пути Ему. Согласился с тем, что было сказано в нашей с Ирой «Summaideologiaе»: плюралистический релятивизм эксплуатирует чужой базис — правовой демократии — и долго на этом не продержится. Но Бог может изменить все в лучшую сторону. Кончили разговор так: «Пустыня или нет,— сказал Сережа,— но ведь мы будем бороться?!» — «Конечно! Несомненно!»

8 сентября, Сережа поздравляет с Днем ангела. «Я очень люблю этот день — День ангела также моей мамы, моей жены, праздник Владимирской иконы Божьей Матери — покровительницы нашей семьи. Моя покровительница — икона Знаменья; покровительница Маши13 — Иверская, потому что она родилась в этот же день; по григорианскому календарю — это день Рождества Богородицы.

30 октября. «Кто такая эта твоя критикесса?» — спросил Сережа, который натолкнулся на разносную статью «Наследие о. Павла Флоренского: А судьи кто?» в том же, 165-м, номере «Вестника РСХД», где были опубликованы два его стихотворения. И огорченно добавил: «Нет такого журнала, с которым можно было бы согласиться». И нам обоим трудно было представить, чтобы в этом особенном, христианском, любимом журнале могла появиться ждановщина. «Другое дело,— сказала я,— что в послед­нее время нет-нет, да и появятся в нем велеречивые благоглупости “с Востока”. Но ведь это понятно: как отказать? «Миллионы лет томилась душа, так поди же, душенька, погуляй». «В каком-то смысле, — заметил С., — то, что эта дама написала о Флорен­ском, еще комичнее. Я не знаю ни одного богослова, который пользовался бы такого рода адвокатами: так и представляешь ее, окруженную богословами…» Тут я вспомнила, как один из вырвавшихся на волю — погулять на страницах этого журнала — с какой-то обидой обличал меня, посмевшую в «Философской энциклопедии» проявлять независимость при тоталитарном режиме, рассуждая в тоне Фомы Аквинского. Сережа даже развеселился и вспомнил, как в каком-то давнем номере «Вестника» он «прочитал венок сонетов одного заключенного поэта из нашего архипелага, где тот с торжеством рисует картины восстания народов против России. Когда чуть ли не во время перехода улицы о. Иоанн Мейендорф спросил меня о моем впечатлении от этих стихов, я ответил, что человек, который просит, чтобы на его родную землю пришло кровопролитие и мечтает принять в этом участие, /страшен/, и я не знаю, как это можно печатать в христианском журнале».

Поговорили о критиках в свой адрес. Сережа сказал, что даже не читает их. «Одна знакомая звонила из Питера и сообщила, что меня назвали глупым. Я, может быть, глуп, ответил я, но не до такой же степени, чтобы волноваться о том, что обо мне пишут».

1    «Философия побежденных», 1991. Вып. 1, 2.

2    Речь идет о его выступлении на незадолго до этого прошедшей конференции «Евразийская идея: вчера, сегодня, завтра» в Комиссии по делам ЮНЕСКО.

3    Его жена Наталья Петровна.

4    Церковь арх. Михаила в Тропареве.

5    Основатель РХДД, В.В. Аксючиц, по образованию философ, защитник Белого дома во время путча 1991 года, был избран в Верховный Совет и благодаря высокой трибуне и зажигательным выступлениям смог громко заявить о своей инициативе, вселив надежды на успех движения. Однако в дальнейшем руководство РХДД отклонилось от объявленного курса, вошло в коалицию с вождями красно-патриотического фланга, а во время осады все того же Белого дома в 1993-м оказалось среди сторонников Хасбулатова и Руцкого и в результате свело христианско-демократическое движение со сцены. Между тем идея христианской демократии, развивавшаяся в России в начале прошлого века братьями Трубецкими и С. Булгаковым, но по известным причинам не получившая практического воплощения, — это как раз то политическое направление, в котором Россия на новом историческом переломе нуждалась не менее, чем послевоенная Европа, силами христианских партий поставившая заслон левому радикализму.

6    «Литературная газета», 1991, 25 сент.

7    Он состоял членом редколлегии этого журнала, выходящего на двух языках.

8    См.: Аверинцев С. Стихи духовные. Киев, 2001, в разделе «Ангелы народов», гл. Московские стихи. С. 46.

9    См.: Там же. С. 55.

10    Статья была опубликована под названием «Мы и наши иерархи — вчера и сегодня» в «Новой Европе», 1992, № 1.

11    Деян 9: 3 — 9.

12    Русская версия доклада, прочитанного по-немецки 30 мая 1993 года  в Клингентале близ Страсбурга, опубликована в «Новой Европе», № 4, под заглавием «Будущее христианства в Европе».

13 Дочь Аверинцева.

Г. Кнабе Об Аверинцеве

http://magazines.russ.ru/voplit/2004/6/kna5.html

 Я познакомился с Сергеем Сергеевичем Аверинцевым в конце 1950-х годов в ту знаменательную эпоху, которую у нас часто принято называть “Хрущевской оттепелью” и значение которой выходит далеко за пределы этого наименования. Значение это было в первую очередь связано с открытием (или, как полагали устроители, с приоткрытием) дверей — в христианское религиозное прошлое, на просторы мировой культуры, в напряженную духовную жизнь современного Запада. Тем, другим и третьим Аверинцев жил начиная с отроческих лет, и первое, сделанное им теперь, состояло в том, чтобы войти в эти двери, внеся туда знания, книги, имена, мысли, в предыдущие сорок лет запрещенные. Первый его доклад, который мне довелось тогда от него услышать, был посвящен Шпенглеру, первая прочитанная статья — одному из западных отцов церкви. Известность, которую он тогда сразу приобрел в московских интеллигентских и научных кругах, так и формулировалась: “Сережа Аверинцев? Разве вы не знаете? Это — тот юноша, который по философии и христианству читал всё, чего никто не читал”.

За одну из первых своих публикаций он получил премию ЦК комсомола, за некоторые выступления последних лет — признание Ватикана. Это очень важно: он никогда не жил и не думал на общественно-политической и хроникально-повседневной поверхности жизни, он жил и думал на глубинном горизонте времени — на горизонте культуры.