Ускоренный мир. Том 6. Жрица очистительного огня - Рэки Кавахара

– Ворон-сан. Ты помнишь дом на вершине старой Токийской телебашни в Безграничном поле, где я долгое время жила?

– Да… да, конечно. Как же забудешь… Меня оттуда Рейкер-сан скинула.

– Совсем забыла. В общем, смотри: мой дом здесь, в южном Сугинами, и до Минато, где находится старая Токийская башня, добираться далековато. Но когда я отправляюсь в тот дом на вершине башни, я вовсе не добираюсь туда от Сугинами всякий раз. Я отсоединяюсь от Глобальной сети по таймеру, при этом положение моего аватара на вершине башни фиксируется, и при следующем погружении я автоматически оказываюсь там же.

– А… аа, теперь понятно!

Харуюки энергично кивал и в то же время думал.

Утай Синомия – Ардор Мэйден – два с половиной года назад оказалась в глубине территории энеми класса «супер» – Судзаку, одного из «четырех богов». По всем законам она должна была через час возродиться и тут же погибнуть снова – и так раз за разом, пока у нее не закончатся бёрст-пойнты.

Однако благодаря предохранительной мере «отключение по мэйлу» она отсоединилась от сети и вернулась в реальный мир прежде, чем у нее кончились очки. Поэтому вчера она могла сражаться вместе с Харуюки на обычной арене.

Но это возвращение имело свои ограничения. Как только Утай произнесет команду «Анлимитед бёрст», переносящую ее на главную арену Бёрст-линкеров, Безграничное нейтральное поле, она окажется не там, где находится ее реальное тело, а прямо под носом у Судзаку, охраняющей южные ворота крепости императора. Естественно, Судзаку ее тут же яростно атакует, и она умрет. И снова очутится в кошмарной ловушке бесконечного ЭК…

– …Поэтому твой аватар и «запечатан», да?.. И чтобы выручить его оттуда, надо, чтобы кто-то добрался до самой Судзаку и вытащил его сразу после погружения… – хрипло пробормотал разобравшийся наконец в ситуации Харуюки.

Утай кивнула, и ее пальцы проворно забегали.

«UI> Не только мой. Рядом с Сэйрю у восточных ворот запечатан еще один из четырех "Элементов", Аква Каррент-сан, а рядом с Гэмбу у северных ворот – еще один, Графит Эдж-сан. Чтобы остальные члены успели выбраться с территорий энеми, эти трое… нет, Сат-тин и сестрица Фуу, которые были у западных ворот против Гэмбу, тоже – мы отвлекали на себя четырех богов. К счастью, всем остальным удалось не стать жертвами бесконечного ЭК, но они умерли много раз и потеряли очень много очков. Удерживать территорию легиона стало невозможно. Мы отказались от территории, после чего распался и сам легион. Вот так перестал существовать первый "Нега Небьюлас". Ни по чьей вине, не из-за чьей-то оплошности…»

Здесь пальцы Утай заскрипели – по крайней мере, так Харуюки показалось.

Она подняла голову – и на лице девятилетней девочки, до сих пор почти бесстрастном, появилось смущенное выражение. Утай резко закусила губу. Ее пальцы снова забегали – яростно, будто разрывая воздух.

«UI> Нет, вынуждена сказать, был один человек… Он обманул Сат-тин, загнал ее в угол, он предал ее»…

– Утай.

– Уиуй!

Как только раздались эти два голоса, строка текста замерла. Утай сидела, повесив голову и крепко сжав руки в кулаки над голографической клавиатурой. Фуко обняла ее за плечи.

Черноснежка, сидевшая чуть поодаль, смотрела на все это с выражением боли на лице. Наконец она тихо произнесла:

– Утай, виновата только я. Вся ответственность за распад легиона лежит на мне. И то, что я безрассудно все это начала… и то, что, когда все закончилось, пала духом и два года пряталась в локальной сети. Но потом я познакомилась с ним… с Харуюки-куном и снова нашла в себе силы встать. Я перестала отводить глаза от прошлого в страхе перед ним. И с тем человеком я рано или поздно разберусь. И ради этого тоже, Утай, я хочу снять твою «печать». Хочу, чтобы ты вернулась в новый «Нега Небьюлас».

Не сказать чтоб Харуюки полностью понял этот диалог. Кто этот «один человек», которого упомянула Утай? Что он сделал Черноснежке? Однако Харуюки показалось, что сейчас не самое удачное время, чтобы задавать эти вопросы. Поэтому он подался вперед и, повернувшись к Утай, произнес со всей искренностью в голосе, на какую только был способен:

– Синомия-сан, я тоже очень прошу. Думаю, ты и так уже знаешь, но на моем аватаре сейчас паразитирует Усиленное вооружение «Доспех бедствия», и если от него не «очиститься» в течение недели, то короли назначат за меня награду, и я не смогу нормально драться. Я… должен стать сильнее, обязательно. Чтобы сражаться вместе с Черноснежкой-семпай, с другими ребятами из легиона, мне нельзя останавливаться, даже на чуть-чуть. Прошу тебя… Помоги мне, пожалуйста.

Происходи это все немного раньше, больная гордость Харуюки не позволила бы ему произнести такие слова. Однако после множества тяжелых боев Харуюки хоть чуть-чуть, но усвоил, что значит «сражаться бок о бок с товарищами». Иногда бывает, что нужно упорствовать, стоять на своем. Но считать, что ты достаточно силен, чтобы с любыми проблемами справиться в одиночку, – просто глупость. Любому человеку всегда помогают другие, даже если он сам не знает об этом.

Утай, словно не в силах принять искренние слова Харуюки, опустила голову.

Пара секунд тишины – и, чуть приподняв пальцы, она нерешительно затюкала по воздуху.

«UI> Я больше двух лет не связывалась ни с Сат-тин, ни с сестрицей Фуу, ни с другими членами легиона, потому что боялась именно этих слов… предложения снять печать. "Четыре бога", если с них снять все ограничители, обладают невообразимой мощью. Если кто-то попытается забрать мой аватар, существует колоссальная опасность, что и он окажется в ситуации "бесконечного ЭК". Можно считать громадной удачей, что у четырех ворот оказались запечатаны всего трое. Я не хочу, чтобы жертв среди моих товарищей становилось больше. Я… убеждена, что Граф-сан и Аква-сан оборвали все связи, потому что думают так же. По правде сказать, я»…

Тут пальцы Утай резко застыли…

Ее губы – которые, по идее, не должны были двигаться, – слабо задрожали. Посреди висящего в комнате молчания следующие слова Харуюки не услышал, но почувствовал сердцем.

…очень хотела встретиться.

По белым щекам медленно поползли две капельки. Сидящая рядом Фуко, тоже вытирая уголок глаза, крепко прижала к себе хрупкое тельце.

На этот раз Утай совершенно не сопротивлялась – она зарылась в грудь Фуко лицом, и ее плечи яростно затряслись. Раздались слабые, но отчетливые всхлипывания. Харуюки, Такуму и Тиюри, не знающие обстоятельств тех дней напрямую, тоже часто заморгали.

Через полминуты Фуко разлепила объятие, достала из кармана платок и передала Утай. Та вытерла щеки и, смущенно опустив голову, снова начала печатать: