Защитник - Александр Лидин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все разговоры тут же прекратились. Все внимание переключилось на гостя. Просто так во время смены бригадир монтажников искать бы нас не стал.
— Мы что хотим… — начал он, выдержав необходимую паузу. — Мы хотим за ночь две смены дать. И на завтра отбой. Монтаж третьей стойки закончим и денек отдохнем. Тем более, ребята говорят, что за пару часов справимся. Зато на завтра я своим отгулы сделаю, и вы в город съездите, закупитесь, а то, я смотрю, вы тут совсем оголодали.
Естественно, против такого поворота дел никто не возражал. Точнее, я хотел возразить. Я чувствовал приближающуюся опасность, знал, что не нужно этого делать, но ничего поделать не мог. Сон есть сон, он всегда развивается по своим законам. И даже если ты знаешь, что это не надо делать, ты все равно сделаешь то, что делал раньше наяву.
Нахмурившись, я следом за остальными вернулся в холодную, противную общагу.
— Что, халтурить идешь? — поинтересовался Тогот, отперев дверь моего номера.
Я в панике огляделся. Нет, в коридоре никого не было. Никто не заметил моего «друга».
— Ты думаешь, я бы нос показал, будь хоть один шанс попасться кому-то на глаза?
В этот миг я больше всего хотел, чтобы Тогот остановил меня, не дал мне уйти, чтобы не случилось то, что должно было произойти. Но покемон, если и знал о предстоящем мне испытании, даже не заикнулся о нем.
Как обреченный на казнь, я влез в тяжелые валенки с резиновыми галошами, прихватил с полки брезентовые варежки и направился к выходу.
— Ты куда?
— На кудыкину гору… — и понимая, что Тогота такой ответ не устроит, добавил: — Решили еще пару часиков повкалывать, зато завтра отдохнуть. Можно будет смотаться в город.
— А оно тебе надо? — прищурившись, поинтересовался Тогот.
Если честно, то мне это было совершенно не нужно. У меня, в отличие от других, имелось все необходимое, только я не мог это рекламировать, и приходилось хомячить под подушкой. Иногда, конечно, я снисходил до подкормки соседей, ссылаясь на «старые запасы». Однако, откажись я тогда выйти «в ночное», на меня стали бы смотреть косо, с подозрением. Так что приходилось равняться на остальных…
А сердце щемило все сильнее. Словно в настоящем кошмаре. Еще мгновение, еще чуть-чуть, и даже мой ангел-хранитель Тогот знал о том, что должно случиться… Он словно подталкивал меня к краю бездонной пропасти, падение в которую будет вечно…
Когда я спустился в холл гостиницы, все наши уже собрались. И вот, вооружившись фонарями, мы отправились вдоль причала к доку, сверкающему во тьме, словно новогодняя елка.
Арктический ветер гнал поземку по бетонным плитам причалов, продувая насквозь. Если б не заклятия Тогота, я в ту ночь, без сомнения, подхватил бы воспаление легких. Когда же мы подошли к доку, ветер стих. Я уж было обрадовался, но тут на меня дохнуло настоящим холодом — холодом, который впитал в себя металл за долгую полярную зиму. На мгновение мне показалось, что передо мной не плавучий док, а огромный космический корабль, только что вернувшийся из межзвездных бездн — тьмы пространства, куда не проникал ни один лучик света.
А в следующую секунду я по жалкому раскачивающемуся трапу поднялся на борт дока, в недрах которого зарождалась субмарина. Трап пружинил под ногами, и приходилось идти, словно на Голгофу, придерживаясь рукой за канаты-поручни.
Последний шаг, и я оказался на площадке между корпусом лодки и стеной доков. В лицо ударил сноп яркого света. Я поморщился. Несколько секунд простоял на месте, подняв голову и глядя на уходящий вверх борт металла с ржавыми потеками. А потом, тяжело вздохнув, ступил на трап, соединяющий док со скелетом лодки — будущей грозы морей.
Внутри лодки было еще холоднее. В свете времянок, протянутых вдоль обшивки, я видел облачка пара, вырывавшиеся у меня изо рта при дыхании. А ноги… Каждый шаг давался мне с огромным трудом. Иногда мне начинало казаться, что к каждой ноге подвешена гиря в пару десятков килограммов, но ноги сами собой несли меня все дальше и дальше. Я прошел к носу, туда, где монтажники уже заканчивали заливать парафином очередной узел гальваноразвязок.
Планшеты со схемами, придавленные защитной каской, лежали там, где я оставил их несколько часов назад. Напялив каску, я пошел к монтажникам. Нужно было проверить выходные сигналы с пульта. Все произошло, когда я, склонившись над тестером, начал прозванивать соединения…
Что-то где-то пошло не так. В итоге громко затрещал рвущийся металл, пол накренился. Лестница с монтером покачнулась. Дикий крик разнесся по плавучему доку. Свет замигал и откуда-то издалека раздался крик — страшный крик, в котором воедино сплелись боль и страх. Палуба выскользнула у меня из-под ног, и я упал на спину.
Вытянув руки, я попытался за что-нибудь зацепиться, но не сумел. Если бы у меня не было колдовской защиты, то я, наверное, переломал бы себе руки и ноги, а то и вовсе шею свернул. Однако вышло так, что я, пролетев несколько метров по накренившейся палубе, ухнул в какой-то люк и, пролетев метра два, с головой ушел в черную маслянистую воду. Слава богу, тут оказалось неглубоко — вода доходила мне до подбородка. Но не вода пугала, а холод. Непереносимый холод.
Не помню точно, как все происходило тогда — наяву. Судя по всему, Тогот мне помог, иначе я бы не выжил. Но в кошмарном сне все было по-другому. Пропасть, в которую я сорвался, оказалась бездонной. Я бил по воде руками, чувствуя, что вот-вот конечности мои сведет судорога, и тогда все — я камнем пойду на дно, и ни один демон не поможет мне.
Сквозь толщу воды я видел горящие прожекторы, рвался к ним, но скользкая маслянистая вода обволакивала меня, мокрый ватник и валенки, превратившись в многопудовые гири, тянули вниз, во тьму, обещавшую покой и безмятежность. Еще мгновение… И я проснулся, весь в холодном поту. Рядом в постели сидела встревоженная Фатя.
— Артур, что с тобой?
Но я не ответил. Лишь отмахнулся. Глаза мои были еще полузакрыты, я все еще был там, в доке, залитом водой. Я стоял и кричал, но мой голос терялся в криках и грохоте наверху. Произошла авария. Корпус лодки сошел со стапеля, и всем, кто в этот миг был в доке, было не до меня, тем более что согласно разнарядке меня в это время в доке не должно было быть.
Единственное, что мне оставалось, так это попытаться спастись самому. Тогда я ничего не знал о Посвящении и поэтому приписывал слабость в коленях и дрожь в руках шоку от падения и ледяной воде. Хотя, как потом просветили меня местные ветераны, нормальный человек может оставаться в живых в такой воде не более полуминуты, а я пробыл на дне дока более часа. И все же…
Когда же я, наконец, понял, что никто никогда мне не поможет, я взвыл, уже готовый разреветься, словно сельская институтка, но вместо этого повернулся, повинуясь приказам Тогота, и пошел в холодную кромешную тьму, выставив вперед руки, словно зомби из плохого фильма ужасов.
Я не помнил, как натолкнулся на лестницу. Не помню, как мне удалось залезть на первую ступень. Меня вел мой ангел-хранитель и берегло Искусство, но мой разум, столкнувшись с подобным препятствием, отключился…
Пришел в себя я только в своей комнате. Я лежал в теплой постели, надо мной суетились наши женщины — командировочные, приехавшие со мной из тогда еще Ленинграда. Тут же был врач.
— Не знаю, как он выжил, — голос врача эхом отдавался у меня в ушах. А может, Тогот специально подстроил так, чтоб я отлично слышал то, что для моих ушей вовсе не предназначалось. — При таком переохлаждении он должен был умереть через минуту, а он, судя по всему, бродил по дну затопленного дока более получаса. Фантастика. И, что удивительно, похоже, он даже не простудился…
Если же перевести это с эзоповского-тоготовского, то я должен был услышать следующее: «Ты — неблагодарная свинья. У тебя все было, куда ты полез? Ладно, и в этот раз я тебя спас, только вот попробуй объясни это чудо остальным… И вообще, ты всем мне обязан, а без меня ты — никто и подох бы уже сотню раз». Или что-то в таком духе…
И я вновь потряс головой, отгоняя сон про события десятилетней давности, потом усилием воли заставил себя выползти из теплой постели, прошлепал к окну, где на холодке нежилась заначенная бутылка «Амстердама».
Первый же глоток ледяного горького напитка привел меня в себя. Я, словно шелудивый кот, отряхнулся и стал одеваться. Сон подарил мне решение, которое до того я принять не мог или не хотел. А может, это была еще одна моя ошибка, кто знает. Только если бы меня сейчас спросили, поступил ли бы я по-другому, я все равно сделал бы то же самое.
Окончательно уверившись в своем решении, я быстрыми шагами пересек двор и спустился в подвал, где по-прежнему связанным на стуле сидел очкарик. Знаком руки я отослал часового, который охранял пленного.
— Как дела? — поинтересовался я.