Людоед (сборник) - Александр Варго

Громкая музыка, подвал в заброшенном доме и крюк с обрывком веревки сложились в одну, не очень приглядную картину. Здесь что-то произошло или готовилось произойти.

Он оглядел все помещение подвала. Затем поднялся в дом и осмотрел пустые комнаты. Единственное, что отличало дом от подвала, – это пол. Если наверху можно было разглядеть следы разного калибра, от крысиных до человеческих, то в подвале пол был идеален. Как будто его начисто вымыли, прибрав за собой.

Он очень хотел ошибаться, но что-то ему подсказывало: он прав, и здесь уже что-то произошло. Но еще больше он был уверен в том, что здесь что-то произойдет.

Он снова спустился в подвал. Теперь для того, чтобы включить радио. Под хрип рок-н-ролльной мелодии он поднялся наверх и прикрыл за собой дверь. Сейчас он был еще осторожнее. Не хотел спугнуть зверя, который непременно вернется в свое логово.

Ильин вышел за калитку так же по траве, стараясь не оставлять следов. Посмотрел в обе стороны улицы, которая показалась ему еще отвратительнее: мертвая деревня внутри жилой.

Ильин дошел до угла, оглянулся. Улица все так же была пуста. Он достал телефон и набрал номер Михаила. Миша взял трубку тут же.

– Миш, ты где?.. Какая еще эстафета? Надо подумать. Слушай, давай завтра с утра в отделе. Пока занимайся с тройным убийством… Все. Отбой!

Он нажал «отбой» и снова осмотрел улицу. Придется все-таки звонить Стрельцову. Со Стрельцом разговаривать – седые волосы зарабатывать. Но без помощи начальства тут не обойтись. Он набрал номер Стрельцова и приготовился ждать. Тот, на удивление, ответил практически сразу.

– Ильин? Что-то я давно не видел твою команду. Так что у вас с убийством пацана в Выхине?

Так и знал! Обратись с вопросом к начальству – нарвешься на допрос.

– Ищем!

Сколько раз Стрельцов это слышал, а Ильин – говорил, одному богу известно.

– Плохо ищете…

– Слушай, Федор Ильич, я тебе, собственно, по этому делу и звоню. Тут в поселке Орловском, на одной из улиц, мной обнаружен подозрительный дом.

– И что? Что от меня-то надо?

– Мне бы пару бойцов в засаду.

– Где ж я тебе столько найду?!

Тон Стрельца переходил из деловито-покровительственного – в откровенно хамский.

– Федор Ильич, надо!

Это было ошибкой. Но Ильину действительно нужны были люди. И чем быстрей начальство выпустит пар, тем скорее эти люди будут на объекте.

– Ильин, твою мать! Ты что думаешь: мы все на тебя работать должны?! – Стрельцов орал так, что мембрана в трубке могла лопнуть.

Ильин поморщился и отодвинул трубку от уха. Еще чуть-чуть потерпеть, еще немного…

– Говори адрес, – буркнул Стрельцов, закончив беседу так, как и думал Ильин.

9

Аня Рыжова вернулась домой поздно. Из головы не выходил разговор с санитаром. Садист, мучающий беспомощных? Нет, первое впечатление на фоне сумасшедшего персонала было вполне приятным, но потом – что-то произошло. Словно человек нечаянно, на несколько секунд потерял маску, а потом снова ее надел. Вроде бы ничего не произошло, но само наличие маски портило все.

Аня положила ключи на полку под зеркалом. Включила свет и разулась, едва не застонав от наслаждения. Ноги гудели. Она прошла в зал, присела на диван и начала рассматривать ступни. В памяти всплыл момент ее возвращения в палату Карпова. Нога, соскочившая с подножки, голова, откинутая назад и вправо. Санитар если не бил Карпова, то уж наверняка грубо встряхнул его. Садист! С этим надо что-то делать, но, к сожалению, кроме как припугнуть, что привлечет его к ответственности, Аня ничего сделать не могла. И то – все это не сейчас, это потом.

Аня приняла душ, посмотрела какое-то политическое шоу с разбором полетов в одной из соседних стран, не вникая, о чем кричат «умные головы». Спать легла за полночь. Но уснуть не могла. Стоило ей погрузиться в забытье, как тут же мерещился какой-то скрип. Давно такого не бывало.

Последний раз – когда она навестила в камере пенсионера-насильника. Тогда она вообще не могла раздеться и лечь в кровать. Ей все время мерещилась мерзкая ухмылка старика, которая появилась на его лице, когда она показала ему фотографию выпотрошенной им женщины.

– Ты не могла бы оставить мне этот снимок?

В те минуты, когда ее одолевал сон, она видела эту ухмылку – словно улыбка Чеширского кота, она витала в воздухе, и синюшные тонкие губы шептали, обнажая желтые зубы:

– Ты мне так и не дала тот снимок…

Вздрогнув, Аня проснулась окончательно. Ну зачем надо было вспоминать это дерьмо? Теперь уже не заснуть. Скрип несмазанного подшипника раздался из зала. Отчетливо. Если раньше это происходило во время попыток уснуть, то теперь она уже не только не спала, но даже и не пыталась. Скрип повторился. Сердце бешено заколотилось. В такие моменты чувствуешь себя особенно одинокой. Одинокой и напуганной. Аня хотела позвонить Мише, но вовремя остановилась. Зачем ему это? Скрип раздался в коридоре. Теперь он был более осязаемым, что ли? Теперь она даже услышала, как что-то проехало по линолеуму.

Аня встала с кровати, взяла из-за прикроватной тумбы узкую тяжелую вазу и пошла к двери. Там замерла, прислушалась и, ничего не услышав, резко дернула ручку. Замахнулась вазой, но в коридоре было пусто. Мурашки побежали по спине. Что-то медленно катилось, скрипя подшипниками, в ее спальне, прямо за ее спиной. Рыжова обернулась, тяжело переступив одеревеневшими ногами. Прямо перед ней стояло инвалидное кресло. Пустое кресло. Только там, где должно было находиться лицо сидящего, висели синюшные тонкие губы. Они растянулись в ухмылке.

Глава 8

1

Он терпеть не мог ограничивать себя во времени. Спешка наравне со злостью негативно сказывается на результате. А ему нужен качественный результат.

В парке с утра было немноголюдно. Мало кто решался ходить здесь в одиночку. Но уже через полчаса его внимание привлек синий рюкзачок, промелькнувший за кустами. Он встал и пошел наперерез. Еще не видя носителя рюкзачка, он понял: это он. Тот, кто ему нужен. Парень – на вид лет шестнадцать-семнадцать – даже не испугался, когда навстречу ему вышел здоровый мужик. Улыбнулся и пошел себе дальше. Мужчина поздоровался:

– Привет.

– Привет, – ответил мальчик.

– Куда спешишь?

– В школу.

– В каком классе учишься?

– В седьмом.

Впервые за все время он растерялся. Такого добродушия и открытости ему не приходилось встречать.

Странный парень. Может, позже пошел в школу? Или оставался на второй год? Да, наверняка оставался. Добродушность эта – от небольшого ума. Чертов мир перевернулся. Злой и хитрый – это умный; добрый и открытый – дурак. Сомнения закрались. Неожиданно для себя он передумал убивать мальчишку. Нет, не совсем передумал, но был близок к мысли, что парень не нуждается в помощи, не нужен ему этот херов шанс на перерождение.

– Ну и как учеба? – поддержал он разговор.

– По-разному, – мальчишка снял рюкзак и полез внутрь.

Мужчина сжал нож, но руку с ним из кармана не вынул.

– Вот, – мальчик достал тетрадку и протянул мужчине. – По алгебре хорошо.

Этого не нужно! Ему не нужно было знать, как учится пацан. Ему без надобности его имя, написанное на титуле общей тетради. Сомнения порождали тревогу.

Со стороны могло показаться, что здоровый мужик испугался долговязого мальчишку…

Он взял дрожащей рукой тетрадку и, не удержавшись, взглянул на имя и фамилию, написанные корявым почерком. Олег Коршунов.

Вот этого он больше всего и боялся. Имя и фамилия – лишний козырь у оппонента в заведомо проигрышной партии. Еще одна крупица сомнения. Не может человек с такой фамилией быть п*дором. Хотя когда эти заднеприводные спрашивали у своей фамилии, когда они спрашивали у родных? Обман? Ложь – это их жизнь. И только по одной этой причине ему хотелось дать шанс. Хотя, откровенно говоря, он в последнее время слабо верил в то, что эти люди переродятся. С каждым днем эта вера покидала его. Но возможно, этот мальчишка еще недостаточно нагрешил и у него действительно есть шанс?..

Он отбросил тетрадь и ударил мальчика ножом в грудь. Улыбка на лице подростка слегка поблекла. Он умер, так ничего и не поняв. Мужчина уложил его на землю и ударил еще два раза, на всякий случай – ведь обман – их жизнь. Огляделся – парк все еще был пуст.

Тогда он раздел мальчишку и перевернул на живот. Нет, сомнения никуда не делись даже сейчас. Сомнения давили, душили. Ему захотелось убить кого-нибудь еще, чтобы оправдаться. Оправдать свою ошибку.

Действуя автоматически, он сам не заметил, как сложил кострище из одежды и учебников на обнаженном теле ребенка. Поднял тетрадку, достал зажигалку и поджег уголок. Подождал, когда пламя лизнет имя – «Олег Коршунов», и бросил на сложенные вещи мальчика. По мере того как ненасытный огонь пожирал вещи, постепенно переключаясь на человеческую плоть, сомнения уходили.