Журналист - Андрей Константинов

Когда Илью подвезли к его дому, стоящему рядом со станцией метро «Новые Черемушки», ребята начали обниматься так, будто прощались навек, хотя увидеться им предстояло не далее как через несколько часов — с утра нужно было идти в «десятку» и сдавать служебные паспорта, аттестаты, характеристики… В Адене их предупредили строго: на следующий же день — в Генштаб; если бы самолет прилетел в Москву днем, а не ночью, сдавать документы наверняка предписали бы в тот же день…

Условившись, что утром они встречаются у ресторана «Прага», ребята простились, и частник, попыхивая заработанным «Ротмансом», повез Обнорского в Останкино, на улицу Яблочкова — там со своими родителями-пенсионерами жила Маша…

Торжественной встречи долгожданного героя-интернационалиста не получилось. Андрея, конечно, впустили в квартиру и начали готовить ужин, но Обнорский с первых же секунд ощутил Машино отчуждение, в доме сгустилась напряженность, тесть вообще не вышел, а теща отводила глаза. От поцелуя Маша увернулась, и Андрей, пройдя на кухню, понял, что что-то случилось. Ощущения не обманули его… Оказывается, за месяц до его возвращения та медичка, с которой у Обнорского был постельный роман в Питере, написала Маше письмо со всеми возможными подробностями об их связи и с требованием «отпустить мужчину, который все равно уже сделал свой выбор». Известие это словно обухом шарахнуло Андрея по голове, он давно не питал к медичке никаких чувств, более того, после всего пережитого в Йемене его инстинктивно тянуло к семье, он хотел детей, и ему казалось, что, может быть, все у них с Машей еще наладится…

Но он хорошо знал ее характер — измену простить она не могла, это было выше ее гордости и самолюбия, еще не обузданных женской житейской мудростью.

…В ту ночь он не остался у Маши — было бы просто невмоготу спать с ней в одной квартире, но в разных постелях, — и без звонка и предупреждения Андрей поехал к Илье, расплатившись в такси последним блоком фирменных сигарет, который у него оставался…

Илья оказался в квартире один (его родители были на даче, что-то у них там случилось) и обрадовался Андрею так, будто они не виделись черт знает сколько месяцев. Обнорский рассказал все о своих заморочках, и Новоселов молча полез в холодильник за водкой…

Друзья нажрались в пустой квартире так, что утром еле смогли встать. Глянув на свои опухшие лица, они только ойкнули, но все же честно засобирались в Генштаб, до которого, естественно, не добрались — выйдя из станции метро «Арбатская», Илья заявил, что с такими харями в «десятку» идти просто неприлично, и ребята решили заскочить в пивной ресторан «Жигули», для того чтобы «прийти в норму». В «Жигулях» они продали швейцару по пятьсот чеков из расчета один чек за два рубля, приняли по литру пива на грудь, и после этого их «повело» — Андрей сказал, что теперь, если они заявятся в Генштаб, их «не поймут» еще больше…

Из «Жигулей» друзья переместились в ресторан «Прага» (маршрут был отработан поколениями возвращавшихся из экзотических стран офицеров, называвших ориентиры «Жигули» — «Прага» — Десятое Главное управление Генерального штаба бермудским треугольником).

Про «Прагу» ходили слухи, что в этом ресторане все официанты поголовно стучали кто куда, однако это не мешало халдеям обсчитывать тех, по кому было ясно — эти требовать и проверять счета не будут, не до того мужикам… Впрочем, столик Обнорского и Новоселова обслуживал верткий парень, который, напаривая ребят, захотел все-таки их чем-то отблагодарить — официант, расставляя очередную пересменку напитков и закусок, предупредил, что у входа в ресторан теперь постоянно дежурят менты: после вступления в действие антиалкогольного указа любого посетителя можно было смело забирать в отделение и вытрясать там из него все, что еще не пропито.

— Насрать. Но спасибо, — ответил халдею Илья, который с самого начала объяснил Андрею, что, пока с ними синие служебные паспорта, — никакая ментовка их никуда не заберет, даже если они будут выходить из кабака «осьминогом».

— Слушай, родной, — поймал Обнорский официанта за рукав, — а как тут у вас… С барышнями бы нам познакомиться… А?

Халдей нервно закрутил головой, покусал губу, подумал, что ребята явно не походили на милицейскую подставу — видно было, что они просто вернулись откуда-то издалека, — поэтому официант, взвесив в голове все за и против, все-таки решился и незаметно показал глазами на столик в углу, за которым скучали две барышни в мини.

Илья с Андреем быстро посовещались и послали девушкам на стол бутылку шампанского — она была принята, что дало друзьям повод через несколько минут встать и промаршировать на знакомство. После годичного воздержания эти две путаны из «Праги» показались Обнорскому и Новоселову просто сексуальной мечтой. После недолгой «светской» беседы Илья пошел в решительное наступление — пригласил Анжелу и Снежану (так представились барышни) продолжить знакомство в более интимной атмосфере, имея в виду свою квартиру.

Снежана окинула ребят оценивающим взглядом и закурила длинную ментоловую сигарету, щуря накрашенный глаз.

— Мы девушки дорогие, хватит у вас башлей, чтобы нам потом на такси уехать? Мы далеко живем…

— А сколько стоит такси до вас?

— Да рублей двести каждой — мы живем в разных местах. Но обе далеко, — засмеялась Снежана.

Анжела все время молчала, только внимательно смотрела на ребят, словно изучая их.

— Чеками ВПТ пойдет? По курсу один в один? — бухнул Обнорский, сознательно поднимая ставки, чтобы, как говорится, снять девушек наверняка. У Снежаны округлились глаза:

— Чеками? А у вас правда есть? Не врете? Ребята молча предъявили свои «верительные грамоты», и Снежана даже начала подниматься со стула, готовая ехать хоть сейчас, — похоже, деньги действовали на нее завораживающе. Однако Анжела (видимо, она была в этой парочке лидером) дернула ее за рукав и усадила обратно.

— Спасибо, ребята, только никуда мы с вами не поедем.

— Почему? — растерялся Новоселов. — Посидим, музыку послушаем…

Анжела жестко, по-мужски усмехнулась и отпила шампанского из бокала.

— Глаза у вас, мальчики, нехорошие… Вы откуда, из Афгана?

— Нет… — ответил Андрей, переглянувшись с Ильей, и, помявшись немного, добавил: — Мы… из другого места. Но тоже с югов.

Анжела покивала и взяла сигарету.

— Оно и видно. Я же говорю — глаза у вас нехорошие… Пройденный вариант, опыт уже имеется… Утром вместо чеков нам со Снежаной по рожам настучите за то, что мы тут жили весело, пока вы там… на своих югах Родину защищали… Спасибо, мальчики, но это не для нас.

Обнорский с Новоселовым принялись было убеждать девушек, что ничего такого не случится, и даже предложили заплатить деньги «на такси» не утром, а еще вечером — сразу, как в квартиру войдут, — но Анжела была непреклонна:

— Чеки потом отобрать несложно… Не, ребята, гуляйте без нас…

Снежана развела руками, показывая, что против опытной подруги она не пойдет, и друзьям не оставалось ничего другого как вернуться за свой столик. Хорошо начинавшийся вечер был скомкан, и ребята вернулись в квартиру Ильи в детское время. На выходе из ресторана к ним попытались было привязаться два милицейских сержанта, но после предъявления паспортов с убедительной надписью «Оказывать содействие и пропускать беспрепятственно» менты, откозыряв, куда-то исчезли, решив не связываться.

Весь вечер Новоселов и Обнорский старались решить «половой вопрос» — Илья названивал всем своим знакомым девушкам подряд, пытаясь выписать хоть кого-нибудь к себе на хату, но везде натыкался на глухой облом — одни подруги повыходили замуж, другие были, как на грех, заняты… В конце концов ребята решили плюнуть и лечь спать пораньше, чтобы с утра все-таки попасть в «десятку» в человеческом виде…

В «десятке» их, естественно, отодрали за опоздание, но особого кипежа не было — так, пошумели для проформы, чтоб служба медом не казалась… Дела свои Илья с Андреем сделали быстро, к полудню их вызвали к какому-то генерал-лейтенанту, который задал им несколько вопросов, а потом убедительно посоветовал обо всем, чему они стали в Южном Йемене свидетелями, забыть. Обнорский с Новоселовым возражать, естественно, не стали. Более того, указание генерала прямо соответствовало их собственным желаниям. Правда, как известно, желания не всегда совпадают с возможностями, и обычно лучше всего помнится как раз то, что хочется забыть навсегда.

Обнорскому все время, пока он был в «десятке», не давала покоя мысль, что его все-таки обязательно должны дернуть куда-то на отдельный разговор. Ведь в Адене никто так и не проявил интереса к истории с пропавшим оружием. Там это еще как-то можно было объяснить гибелью Царькова и общей неразберихой после резни. Но в Союзе… Комитетчик ведь не самодеятельностью занимался, в Москве должны были знать, что оружие до палестинцев не дошло… Должны были знать и о том, что Андрей пусть не до конца осознанно, но принимал участие в этой эпопее. Значит, его обязательно надо было детально расспросить обо всем, если, конечно, принимать за отправную точку рассуждений действительное желание московских начальников Царькова разобраться во всей этой темной истории. Но в «десятке» Обнорского ни на какой отдельный разговор никуда так и не вызвали. Никто ни о чем не расспрашивал его и позже. Андрей постепенно начал приходить к выводу, что либо Царьков действительно ничего не успел сообщить в Москву о том, что переводчик Седьмой бригады знал больше, чем ему полагалось, что вызывало массу вопросов и сомнений, либо в Москве было просто принято решение похоронить всю эту историю по каким-то неведомым Андрею соображениям. А раз так, то самым умным и безопасным было действительно попробовать обо всем забыть. Не было ничего, и все. Забыть…