Везунчик - Николай Романецкий

— Слушай, отец! — Я дыхнул на него коньяком. — Тут у тебя телка одна обитает. Риткой зовут. Рыжая такая… Как бы ее на стрелку высвистать?

Дедок глянул на меня с подозрением:

— Чего-то ты путаешь, борода! Нет в моем доме ни одной Ритки. Я ведь всех знаю.

— Как нет! Она мне этот адрес назвала.

В глазах консьержа родилось сочувствие.

— Продинамила тебя, видно… Нет у нас таких. Тут живет народ все больше серьезный.

— Вот зараза! Сбежала! Весь вечер ее, суку драную, поил! Ну, только встреться мне, мокрощелка! — Я достал флакон, отвернул пробку. — Тьфу, бл…дь! Не могу с горла! У тебя, отец, стакана нет? Составь компашку.

Через полминуты мы были в его комнатенке. Еще через полминуты он опрокинул грамм сто из моего флакона, а еще через пять секунд я воткнул ему в предплечье шприц-тюбик.

— Ты, борода, это… — Он отрубился на полуслове.

Я аккуратно пристроил его на диванчик, чтобы дедок не разбил голову, вышел на улицу и свистнул Ингу.

Та долго себя ждать не заставила. Видно, решившись на что-либо, сразу становилась энергичной.

— Спит?

— Как сурок. Долго эта штука действует?

— До утра продрыхнет. И помнить ничего не будет.

Мы вошли в дом, заперли за собой дверь, сели в лифт. Инга нажала кнопку четырнадцатого этажа.

— Может, все-таки вернешься в машину? — сказал я, когда лифт полетел наверх.

— Не вернусь, конь в малине, отстань! Куда иголка, туда и нитка…

Лифт остановился, и мы вышли.

Прекрасно, на площадке всего две квартиры. На дверях, к которым направилась Инга, табличка «Д-р С. Кунявский».

Я встал чуть в сторонке, а Инга нажала кнопку звонка.

За дверью послышалась переливчатая трель, протопали чьи-то ноги, щелкнул замок.

Гипнотизер оказался чуть старше меня, лет тридцати трех — тридцати пяти, брюнет с явно намечающейся лысиной, рост — около метра семидесяти. Узкие плечи и растущее брюшко говорили о его равнодушном отношении к собственному телу. Взгляд карих глаз выглядел странноватым, пока я не понял, что доктор Кунявский носит контактные линзы.

— Чему обязан, Инга Артемьевна? О-о, никак вы теперь носите парик! Зря, блондинкой вам лучше! А это кто с вами?

Я содрал с физиономии бороду.

У доктора отвалилась челюсть и забегали глаза. Впрочем, он сразу взял себя в руки.

— О-о! И господин… э-э… Арчи Гудвин здесь? Чем обязан такому визиту!

— Может быть, вы пригласите нас в дом, Борис Соломонович? — спросила Инга.

— Минутку, друзья! — Я подошел к хозяину и быстро ощупал карманы.

Оружия при нем не оказалось.

— Мой «стерлинг»в сейфе. Я никогда не ношу его с собой. Я ученый, а не солдат! Прошу вас в мою обитель!

Мы ввалились в прихожую. Я тут же обшарил взглядом стены. Телекамер на первый взгляд не было, но береженого бог бережет…

На противоположной стене висел календарь, изображающий каких-то индийских богов. За ним вполне можно было спрятать камеру.

И я повторил процедуру обшаривания — на этот раз с помощью искателя. Конечно, окажись за календарем телекамера, процесс проверки выдал бы гостей с головой, но мне в очередной раз повезло.

— У меня нет «жучков», — сказал Кунявский. — Это было одно из моих условий, прежде чем я согласился работать с органами. Я люблю дом с глухими стенами, а не аквариум, в который может сунуть нос кто угодно.

Возможно, он говорил правду. Но рисковать в любом случае не стоило.

— Действуй, — прошептал я Инге. И повернулся к доктору: — Никаких лишних движений и слов, иначе… — Я выдернул из кармана пистолет.

Инга тут же повисла у Кунявского на плече:

— Не ждал меня, Боренька! Не ждал, бука! А я — вот она! Дай, думаю, загляну, как тут мой лапушка!

Она потащила доктора в комнату. Парик теперь сидел так, что челка свисала на глаза, делая Ингино лицо незнакомым.

Ей-богу, эта девчонка знала многие приемчики изменения собственной внешности.

Я внимательно следил за движениями Кунявского. Его растерянность была сейчас как нельзя кстати. Будто бы к нему явилась давно забытая любовница, и он не знал, что с нею делать.

— Пошли погуляем, Боренька. — Инга на мгновение прижалась к «любовнику»и чмокнула его в уголок рта.

Поцелуй был столь натуральным, что во мне мгновенно проснулась ревность. В этой женщине умерла звезда театральной сцены. Или жила великая шлюха…

— Пойдем, Боренька, — приговаривала она. — Пойдем, лапушка. Ты совсем забыл свою Зайку. А я вот тебя не забыла. Дай, думаю, зайду…

— Мне надо переодеться. — Кунявский потеребил пижаму на выпуклом животике.

Его растерянность вышибла бы слезу у любительниц мелодраматических сериалов, но мы с Ингой сериалами не баловались.

— Ой! — обрадовалась Инга. — И я с тобой. Посмотрю, как ты надеваешь штанишки. Это так возбуждает. Но в постельку мы сразу не побежим. Сначала ужин и выпивка, а уж потом… Ты угостишь меня шампанским, лапушка?

И ни одного «коня в малине»! Ох, актриса! Ах, актриса! Ух, актриса!!!

— Угощу, так и быть, — нехотя согласился лапушка, и они скрылись в спальне.

Инга по-прежнему ворковала, околдовывая Бореньку женскими чарами. Мне даже стало его жаль, если он не голубой, давно уже в собачьей стойке стоять должен. Впрочем, какие тут собачьи стойки, когда у тебя в прихожей мужик с пистолетом!..

Через пару минут они появились из спальни.

— Красавчик! Я прямо таю! — Инга поправила платье на груди, хотя, на мой взгляд, поправлять там было совершенно нечего: Боренька прикоснулся бы к ней разве только под моим пистолетом.

Сам он был теперь как огурчик — синий костюм-тройка, голубая рубашка, галстук с алмазной булавкой…

Едва мы покинули квартиру и хозяин запер двери я ткнул его «етоичем»в бок:

— Никаких глупостей, Боренька. Мне, лапушка, терять нечего! Первая пуля — твоя!

Он мгновенно вспотел. А я удовлетворенно хмыкнул: доктор Кунявский спекся.

— Хорошо. — Боренька поднял на меня глаза, в которых горела ненависть. — Валенсия осталась на свободе.

У меня исчезли ноги. И руки тоже. Справа мелькнула выкрашенная в коричневый цвет стена, потом серый пол… Где-то рядом еще что-то мелькнуло, но рассмотреть я не мог: глаза стали чужими, они больше не слушались. И только уши мне не изменили.

— Металлический грохот, едва слышный звонок. Негромкая возня. Вскрик: «Ой, больно!»И шипящий Ингин голос:

— Еще рыпнешься, конь в малине, и мозги вон!

Сначала возникла боль возле виска. Потом вернулись глаза, и я смог скосить их в сторону.

Кунявский стоял, скрючившись и обнимая левой рукой правую. В трех шагах застыла Инга с дамской «виолеттой». И где только она ее прятала?.. Я бы, конечно, такого оружия не слишком испугался, но доктор Кунявский явно не был специалистом по огнестрелам.