Битва железных канцлеров - Валентин Пикуль

– Не будьте так жестоки к нам, канцлер!

– Зачем же? Я просто реально смотрю на вещи.

– И каков ваш нейтралитет? Вооруженный?

– Не знаю. Но мы будем тщательно повторять каждый военный жест вашей союзницы Австрии: оседлала она лошадей – наши выведены из конюшен, зарядила Вена пушки – наши тут же будут выкачены из арсеналов… Я не скрываю, – сказал Горчаков, – стоит Австрии выступить против Пруссии, как наша лучшая армия из Варшавы сразу же переместится в Галицию.

– Вы очень откровенны, – заметил Шарль Муи.

– А я не Талейран, который утверждал, что язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли…

Шарль Муи тогда же схватил на карандаш фигуру русского канцлера: сгорбленный, но еще осанистый, хитрое, очень подвижное лицо с тонкими губами сатира, изящные, старомодные манеры, полученные в наследство от XVIII века, и – «предрассудки старины, хотя никто в Европе лучше Горчакова не знал, что от них взять, а что оставить без употребления».

Загадка эмской депеши

Костлявый палец Мольтке прилип к карте Франции.

– На что вы мне указываете? – спросил Бисмарк.

– Это «Вогезская дыра» – равнина между Вогезами и Арденнами, через которую легче всего выйти к Парижу… Скажите мне, сколько вы, политик, разрешаете нам, генералам, взять от Франции для нашей Пруссии?

Бисмарк, причмокивая, рассосал затухшую сигару.

– Берите больше, – отвечал, окутываясь дымом, – чтобы мне было что потом отдавать. А то ведь знаете как бывает? Если не вернешь все отнятое, обвинят в скупости…

Зная, как лучше дразнить галльского петуха, Бисмарк инспирировал в германской прессе выдвижение на испанский престол прусского принца Леопольда Гогенцоллерна-Зигмаринена. Расчет был точен: если справа от себя Франция имеет соседом прусских Гогенцоллернов, для нее будет самоубийством иметь Гогенцоллернов еще и на южных границах – за Пиренеями. Галльский петушок, почуяв нутром, что его готовят для немецкой духовки, должен сразу взъерошить перышки!

Леопольд Гогенцоллерн – добрый католик и лейтенант прусской армии; женатый на португальской инфанте, он увлекался спортивным альпинизмом, едва начинавшим входить в моду. Молодой человек отнесся к идее Бисмарка весьма сдержанно: ему замечательно жилось, а в Испании полно разных анархистов, для которых подстрелить короля – раз плюнуть!

– Франция, – разумно говорил он, – никогда не позволит Гогенцоллернам утвердиться по ту сторону Пиренеев.

– Твое ли это дело? – возмущался его отец. – Поезжай в Мадрид и старайся не вылезать на улицы, а уж Бисмарк, будь уверен, утвердит тебя с обеих сторон Пиренеев… Или ты думаешь, что быть лейтенантом лучше, нежели королем?

Из Мадрида прибыл к Бисмарку посол Салазар, вдвоем они уговорили принца не отказываться от короны. Секретная агентура Штибера уже просочилась в Испанию, чтобы проведать на месте – не забыли ли испанцы прежних обид от Наполеона I и нет ли у них желания заодно с Пруссией потрепать галльского петуха за гребень? Все это творилось за спиной кайзера, и Бисмарк информировал его об испанских делах лишь весною 1870 года, когда интрига была на полном ходу… Неожиданно для канцлера Вильгельм I заупрямился. Бисмарк призвал на подмогу Мольтке с Рооном; три верных паладина горячо доказывали королю, что в случае отказа Леопольда от короны в Испании может возникнуть народная республика, анархия и прочие чудеса: из Мадрида эта зараза, как лишай, переползет в Италию и во Францию, а потом, чего доброго, зачешутся и берлинцы…

Короля проняло! Но он предупредил Бисмарка:

– Только очень прошу вас, чтобы эти испанские дрязги не рассорили меня с Францией…

Неожиданно где-то на проводе между Берлином и Мадридом произошла «утечка информации». Вечером 2 июля парижские газеты оповестили Францию о переменах в Испании… Накануне этих событий Франц-Иосиф, еще не смирившись с разгромом при Садовой – Кёнигсгретце, готов был рвать Пруссию со стороны хвоста, если Франция вцепится ей в загривок. Он послал в Париж эрцгерцога Альберта, который и прибыл – со словами:

– Мы согласны поддержать вас в войне с Пруссией при условии, что австрийцы вступят в сражение не раньше сорока двух дней со дня начала военных действий.

Естественно, Наполеон III полюбопытствовал – а что собирается делать Австрия все эти 42 дня?

– Мы будем готовиться, – отвечал венский посланец.

Наполеона III не так-то легко провести! Он понял, что за 42 дня побежденный уже определится, и тогда Вена попросту примкнет к победителю. Ему следовало помнить и о России: Горчаков потрясет в колокольчик – и русские армии распалят до небес бивуачные костры на рубежах Галиции, после чего «боевая» Австрия мигом свернется в калачик. Наполеон III не забывал, что в сейфах Бисмарка – Альвенслебенская конвенция 1863 года, за которую русский царь должен расплачиваться нейтралитетом, благоприятным для Пруссии.

– Об изоляции Франции говорить еще рано, – сказал он премьеру Оливье. – Я верю, что в одном строю с нами окажутся южногерманские княжества, которые не могут выносить деспотизма Пруссии…

Два дня подряд, 6 и 7 июля, в Законодательном собрании шли бурные дебаты. Военный министр Лебёф доложил, что последняя пуговка на гетрах последнего солдата давно пришита, митральезы заряжены, мобильный пехотинец – мастер штыкового боя, способный выкрутиться из любого гиблого положения. Оливье заикнулся, что Франции без России несдобровать, но его дружно ошикали. Один сенатор впал в транс:

– Последний парад доставил мне невыразимую радость, и я вас спрашиваю: почему прямо с Лоншанского поля войска, митральезы и кавалерия не были двинуты прямо на Берлин?..

Газеты сообщили, что Бисмарк, обескураженный воинственным пылом Франции, прячется в Варцине, а вывод таков: «La Prusse cane» (Пруссия трусит). Бисмарк не очень-то огорчился оттого, что его планы разоблачены раньше времени: скандал уже разразился… только бы не подвел король!

Вильгельм I находился в Эмсе, где его навестил французский посол Бенедетти. Совсем не расположенный влезать в испанские дела, кайзер радушно сказал ему:

– Мне этот бой быков совсем не по душе. Кто его только выдумал? Я не вижу никакой надобности для Гогенцоллерна вступать на престол Испании. Не волнуйтесь: я все улажу…

Отдадим кайзеру должное: обещал – сделал!

Леопольда Гогенцоллерна дома не оказалось. С альпенштоком в руках он забрался на снежные кручи Швейцарии, и никакой телеграф не мог до него достучаться. Вильгельм I обратился к его отцу, и тот за сына отказался от испанского престола. Улаживание этого вопроса заняло четыре дня – с 8 по 12 июля. Кайзер был настолько любезен, что даже переслал в Париж телеграмму с выражением радости по случаю устранения конфликта между Пруссией и Францией…

Казалось бы, все? Бисмарк потерпел крах!

Но легкость, с какой досталась Парижу эта победа, расстроила планы Тюильри, где заново был разожжен угасающий факел войны. Евгения Монтихо вмешалась, выговорив мужу:

– Не давай пруссакам так легко отвертеться! Помни, что от военного успеха зависит будущее нашего Лулу…

Наполеон III вечером 12 июля собрал свой кабинет – лишних здесь не было. Военный министр Лебёф совсем зашелся:

– Прусская армия? Я отрицаю эту армию. Ее нету!

Сообща составили телеграмму Бенедетти.

Бенедетти крепко почивал, когда его разбудили и подали эту телеграмму. Сонный посол сообразил лишь одно:

– С какими глазами я покажу ее кайзеру?..

«Я, – вспоминал Бисмарк в мемуарах, – решил отправиться 12 июля из Варцина в Эмс, чтобы исходатайствовать у его величества созыв рейхстага для объявления мобилизации. Когда я проезжал через Вуссов, мой друг, престарелый проповедник Мулерт, стоя в дверях пастората, дружески приветствовал меня. Я ответил из открытого экипажа фехтовальным приемом в квартах и терциях, и он понял, что я решил воевать…» По дороге в Эмс канцлер узнал об уступчивости короля и вместо Эмса прибыл в Берлин с перекошенным от злобы лицом. Неужели он пересидел в своей померанской «засаде»? Но в любом случае старый дурак король не стоит того, чтобы из него делали германского императора. Бундесканцлер не спал всю ночь…

Это была ночь с 12 на 13 июля.

Рано утром 13 июля Бенедетти поспешил на Брунненпроменад, чтобы не упустить кайзера во время моциона. Вильгельм I еще издали приветливо помахал ему газетой, в которой сообщалось об официальном отказе Леопольда от испанского престола:

– Вот видите, Бенедетти, как все идет хорошо!

Вслед за этим Бенедетти, сгорая со стыда, был вынужден передать ему волю своего императора. Смысл требований таков: Вильгельм I дает Франции твердые гарантии в том, что никто из семьи Гогенцоллернов впредь никогда не осмелится претендовать на чужие престолы. Вильгельм I справедливо ответил Бенедетти, что все что можно он уже сделал: