Друзья и враги - Александр Афанасьев

Прежде чем рассказывать о том, что произошло, и как эти в общем-то нормальные, не страдающие расстройствами психики люди недрогнувшей рукой толкнули старый мир в пропасть, стоит рассказать о каждом из них, ибо это были не совсем обычные люди. Про Его Величество и все его тридцать три несчастья вы уже знаете, а вот про остальных стоит поговорить отдельно…

Следующим по власти и влиянию в этом кабинете был не премьер-министр, как следовало ожидать, а первый морской лорд, сэр Алистер Черчилль, девятый герцог Мальборо.

Среди собравшихся русофобами были, конечно же, все, но сэр Алистер выделялся на их фоне, как он выделялся бы даже на фоне любого русофобского сборища, типа Совета национальной безопасности САСШ времен Рональда Фолсома. К России, как и его знаменитый предок, он испытывал просто звериную ненависть. Будучи еще третьим морским лордом, он имел прямое отношение к событиям в Бейруте и к провалившейся операции по захвату стратегически важной точки на Ближнем Востоке. Произошедшее тогда убедило его в том, что Россия является постоянным фактором угрозы для самого существования Британии и ее монархии, и поэтому с ней надо покончить при первой же возможности. Желательно – по рецепту фельдмаршала Говарда Лотиана – сначала возбуждением недовольства, смуты и революции, а потом – одним внезапным обезоруживающим ударом.

Что же касается флота, то первый морской лорд не собирался использовать его против России до последней возможности. Неглупый человек, он правильно понял уроки Крыма, где командующий экспедиционным корпусом сказал после битвы на Черной речке: еще одна такая победа, и у Англии не будет армии. Сэр Алистер понимал, что после победы над русским флотом флот Великобритании придется в буквальном смысле слова воссоздавать из руин, чудом будет, если на плаву останется хотя бы половина кораблей первого ранга. Этим, конечно же, воспользуется Священная Римская Империя Германской Нации… нет, против России нельзя воевать открыто. Ее надо разложить изнутри, потому что лучший враг для русских – это они сами. Потом расчленить – минимум на десять государств, чтобы ни одно в будущем не могло набрать такой силы, чтобы угрожать Англии.

У сэра Алистера была одна проблема, и звали ее сэр Уинстон Черчилль, седьмой герцог Мальборо, первый морской лорд и премьер-министр страны. Один из величайших политических деятелей двадцатого века, при котором Англия едва не рухнула в пропасть новой мировой войны, но удержалась на самом краю пропасти. Если бы сэр Алистер жил своим умом, возможно, он и смог бы сделать что-то хорошее в этой жизни. Но нет. Он вырос в обстановке, когда на каждом шагу провозглашался культ великого Уинни, писателя, корреспондента, дипломата, военного моряка, политика и государственного деятеля, бонвивана, тяжелого, с характером, но все же обаятельного человека, истинно британского джентльмена. Его сын, отец сэра Алистера, в жизни почти ничего не добился, только к шестидесяти годам его наконец-то поставили в правительство на скромную должность министра труда. Поэтому все надежды семьи были обращены на него, подающего надежды, умненького мальчика. Было бы лучше, если бы он взбунтовался и стал, например, автогонщиком, но он принял эту игру. Его дед был писателем, а он стал музыкантом и художником. Его дед был первым морским лордом – и он добился того же самого. Конечно, в большем возрасте, чем его дед, но тем не менее. Наконец, его дед не смог отдать приказ, проявил слабость, а вот он был уверен, что сможет. И тем самым превзойдет великого сэра Уинстона.

Вторым по влиянию был премьер-министр страны Говард Хантингтон.

Его назначил король, и назначение было не совсем удачным. Сам Хантингтон происходил из небогатой семьи, но родители смогли дать ему хорошее образование. Учился в Йеле, где ни один уважающий себя русский дворянин учиться не будет, потому что это – рассадник содомии. Получил степень магистра по экономике и приглашение остаться на кафедре международной экономики – по опыту, обычно на кафедре получают приглашение остаться не самые лучшие. Скорее те, которые отлично знают теорию, но при этом сами понимают, что практику им не освоить и по этой причине в жизни им особо ничего не светит. В тридцать три года – довольно поздно женился, и многие поговаривали, что это брак для прикрытия – для того, чтобы прикрыть собственные нездоровые наклонности. Детей в паре не было – в то время как у последнего премьера, которого назначила Елизавета Вторая, их было аж пятеро. Как премьер, он был чисто техническим назначенцем, не имел собственных взглядов и убеждений, в отличие от того же сэра Алистера, и не мог затмить даже не совсем яркую фигуру короля при всем его желании. Король старался подбирать себе в команду людей, которые не могли затмить не совсем яркий блеск его царствования…

Из всех собравшихся Хантингтон был самым умеренным. До своего назначения он был министром финансов в кабинетах двух предыдущих премьеров и на этом посту без лишнего шума и пыли сделал очень многое. Принятый закон «о банковской тайне» сделал столицу Англии одним из самых желанных мест для вложения капиталов людьми, которые нажили свои состояния не совсем честно. А развитая финансовая инфраструктура позволила Лондону потеснить все остальные столицы сверхдержав в вопросах капиталодвижения и финансовых транзакций, как законных, так и не совсем. В итоге – бюджет удавалось неплохо сводить даже при истощающихся запасах Северного моря. Промышленность падала… было дело, но это не беда. Единственный из всех присутствующих, Хантингтон изначально был против самых жестких мер в отношении России и ее намечающейся смычке с Северо-Американскими Соединенными Штатами. Он считал, что Англия может выжить как финансовый хаб и мост между несколькими сверхдержавами, что-то вроде банка, куда все несут свои денежки. Цена на нефть, которую устанавливала Россия, была высокой, но не слишком – в конце концов, Россия была продавцом и понимала, что покупатель должен иметь возможность заплатить, и больше денег в кармане, чем у него есть, – не будет.

Получив за несколько часов до совещания КОБРы повестку совещания, Хантингтон пришел в ужас. Экономист и рыночник, он практически не контролировал силовой блок правительства, и вряд ли его мог держать под контролем король. Все, что он смог сделать, – это переговорить с глазу на глаз с Анджелой Макинтайр, главой Секретной разведывательной службы. Та не стала давать каких-то явных обещаний, но с привычной осторожностью сказала, что информация не проверена и выводы делать пока рано. Хантингтон знал, что у Ми-6 постоянно есть в запасе агенты в России – и негодовал, что Макинтайр скрывает информацию именно сейчас, когда она нужна как никогда. На КОБРе Хантингтон намеревался выступить против силового блока, возглавляемого первым морским лордом, и надеялся на поддержку Короля.

Третьим по влиянию был сэр Кристиан Монтгомери, постоянный заместитель (секретарь) премьер-министра страны.

Сэр Кристиан был стар… на самом деле стар, ему было уже под девяносто. По виду он буквально разваливался на ходу, иногда начинал надсадно кашлять – несколько десятилетий стажа курильщика и пристрастие к охоте, к типично британской охоте на водоплавающую птицу на болотах сыграли плохую шутку с его легкими. Кашель удавалось унимать только специальными ингаляторами – и в состав лекарственных препаратов входили наркотики. Но то ли из-за наркотиков, то ли еще из-за чего сэр Кристиан пока сохранял ясность ума и не просился в отставку.

Сэр Кристиан тоже ненавидел Россию, но еще больше он опасался смычки САСШ и России, того, что было предусмотрено самой исторической логикой. Операция в Бейруте, как и все другие операции британской разведки, была многоуровневой, и одним из последствий ее – было привязать САСШ к Британии в русле антирусской политики и сделать так, чтобы между Россией и САСШ была кровь. Этим же занималась антиконституционная группа заговорщиков, известная как орден Свободы, в котором сэр Кристиан был британским сопредседателем. Несмотря на то что группа эта создавалась как инструмент согласования позиций между элитами двух стран, к началу второго десятилетия нового века она выродилась в сборище манипуляторов с британской стороны и предателей интересов страны с североамериканской, которые покорно дудели в британскую дуду.

Сэр Кристиан пока не сформировал своей позиции по рассматриваемому в КОБРе вопросу, но ненависть к России жгла его душу как кислота. Поведение же североамериканцев, в том числе их президента, он воспринимал как прямое предательство. Договоренности – при смене политических элит в Вашингтоне, которая проходила очень тяжело, и поговаривали даже об отмене выборов и чрезвычайном положении – предусматривали совсем другое. Но сэра Кристиана вполне можно было склонить на свою сторону кличем «Британия в опасности».