Последний поворот на Бруклин - Hubert Selby

ИНФОРМАЦИОННЫЙ БЮЛЛЕТЕНЬ ЖИЛОГО КОМПЛЕКСА АВИАПОЧТА

Выбрасывание мусора из окон именуется АВИАПОЧТОЙ. Мы не желаем получать посылок, отправленных АВИАПОЧТОЙ из этого жилого комплекса. В последнее время участились жалобы на то, что многие мусорят на улице и в коридорах, а мусор, выбрасываемый из окон, даже иногда падает на прохожих. АВИАПОЧТА – это грубое нарушение Санитарного кодекса, а также Муниципального жилищного устава. Любой жилец, признанный виновным в выбрасывании мусора из окон, подлежит немедленному выселению. Мы хотим, чтобы данный комплекс был безопасным и чистым местом для проживания. Удастся ли этого добиться – зависит от вас.

Люси медленно встала с кровати, пошла в детскую, перепеленала и одела Роберта, своего младшего сынишку, подняла его с кроватки, потом одела Джонни. Она велела им не шуметь во время игры (ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы дети носились повсюду, как индейцы): папа еще спит, – и пошла на кухню готовить завтрак. Налив три полных стакана сока, она негромко позвала детей. Те прибежали, а она уняла их и велела им вести себя потише: воспитанные мальчики не носятся по всей квартире и не шумят. Они выпили свой сок и снова пошли играть к себе в комнату. Спустя несколько минут они уже кричали ПИФ-ПАФ, а Люси бросилась к ним в комнату и велела им угомониться. Мамуль, но мы же играем в войну! Джонни, сколько раз я тебе говорила, что воспитанные мальчики дома в войну не играют! Не знаю, мамуль. Люси смерила его взглядом. Ладно, это не важно, просто ведите себя тихо. Хорошо. Ну, смотрите у меня! – и Люси вновь направилась на кухню, стараясь расслышать, не раздаются ли в детской крики, и радуясь тому, что дети не шумят и не безобразничают. Когда она уже собралась было позвать их, в квартиру кто-то постучался. Она как следует запахнула халат, пригладила волосы и открыла дверь. На пороге, улыбаясь ей, стояла милая белая девчушка, соседка снизу. По-моему, у вас что-то неисправно в ванной, Люси. У меня потолок протекает. Люси протяжно охнула и ринулась в ванную. Она открыла дверь, и дети испуганно обернулись… Джонни отчаянно пытался закрыть краны. Она уставилась на них, потом на воду на полу… Роберт захныкал, а Джонни, бормоча извинения, продолжал крутить краны… вода по-прежнему лилась из умывальника через край. С трудом дотянувшись, она шлепком убрала руки Джонни с кранов и выключила воду. Джонни расплакался, а она уже открыла было рот, чтобы его отругать, но тут вспомнила, что девушка все еще стоит на пороге. Люси снова ринулась к двери и сказала девушке, что ей ужасно жаль, это дети, мол, играли, и она надеется, что не нанесла ущерба. Мне правда очень жаль, что так случилось, Джин. Да нет, все в порядке. Ничего страшного. Они улыбнулись друг дружке, и девушка ушла. Люси едва не захлопнула дверь, но вовремя придержала ее и тихонько закрыла, не желая, чтобы девушка подумала, будто она на нее разозлилась. Она прислонилась к двери, сгорая со стыда. Подумать только, в доме так много жильцов, а пострадала именно эта милая белая девчушка! Такая приятная скромная семья – и теперь девушка, наверно, считает, что мы такие же, как все. Она снова ринулась в ванную. Джонни все еще стоял у умывальника и глазел на дверь, а Роберт уже ушел и скрылся в детской, оставив мокрые следы. Люси схватила Джонни за руку и выволокла из ванной. Ну, сейчас будет тебе взбучка! Неужели ты настолько глуп, чтобы такое вытворять? НЕУЖЕЛИ? – шлепая его по попке и продолжая тащить в детскую. Джонни плакал и кричал: мамочка, прости, я больше не буду! Ах, ты больше не будешь! БОЛЬШЕ НЕ БУДЕШЬ! – еще разок отшлепав его и затолкав на кровать. Джонни все плакал и просил прощенья… Роберт стоял в углу, боясь, как бы его тоже не отшлепали… а Люси кричала Джонни, что за это он будет наказан… потом до нее дошло, что она кричит и ее могут услышать соседи снизу или уже слышали другие жильцы… с минуту она прислушивалась, потом поспешно закрыла дверь и велела Джонни замолчать. Она стала ворчать на него сквозь стиснутые зубы. Смотри, если ты папу разбудил, пеняй на себя, – дрожа от огорчения и гнева – крайне раздраженная тем, что произошло, – и от страха: вдруг кто-нибудь слышал, как она кричала. Она напрягла слух, проверяя, не проснулся ли Луис, но из спальни не доносилось ни звука. Потом снова повернулась к Джонни, который пытался перестать плакать (мы в ванной не шумели), но слезы всё текли по его щекам, и он задыхался от рыданий. Роберт захныкал, и Люси уже не так громко, более сдержанным голосом, велела ему успокоиться. Джонни, поняв, что худшее позади, начал сдерживать рыдания, по-прежнему умоляюще глядя на мать. П-про… прости, мамочка! Ладно, замолчи, успокойся и… ОВСЯНКА! Она ринулась на кухню и поспешно сняла кастрюлю с плиты. Слава богу, не сгорела! Она положила овсянку на две детские тарелочки и позвала детей. Они молча сели за стол и принялись есть. Люси снова подошла к своей чашке кофе, уже остывшего. Она налила себе новую чашку и села вместе с детьми за стол. Ей было слышно, как орут друг на друга Винни с Мэри. Люси покачала головой, кляня про себя этот жилой комплекс. Допив кофе, она вспомнила про залитый водой пол ванной, схватила в чулане швабру, бросилась в ванную и протерла пол, только и дожидаясь, когда Джонни издаст хоть звук, чтобы всыпать ему по первое число. Она выжала швабру, убрала ее и вновь села за стол. Джонни, доев свою овсянку, сидел и молча смотрел, как мама кормит Роберта, потом убирает со стола. Она велела детям отправляться к себе в комнату и не шуметь во время игры, потом пошла в спальню и оделась. Покончив с одеванием, она собрала белье в прачечную. Потом умылась, причесалась, положила белье на тележку и вытолкала детей из квартиры. Она поспешила к лифту, открыла дверь и уже хотела было войти, как вдруг заметила на полу лифта (на самом-то деле обратив сперва внимание на запах) кучу человечьего говна. Опять! Она остановилась и схватила Роберта, который уже чуть было не вляпался, потом поспешно, пока кто-нибудь ее там не увидел, двинулась прочь. Взяв Роберта на руки, она начала спускаться по лестнице (О Господи, теперь придется пешком подниматься на третий этаж с тележкой!). Люси зарделась от смущения, желая как можно дальше отойти от лифта, прежде чем кто-нибудь откроет дверь, а Джонни кричал маме, чтобы та его подождала. Люси дождалась Джонни у выхода (уже уверив себя, что кучу наложил кто-нибудь из латиносов), потом бросилась вон из подъезда, а Джонни побежал, стараясь не отставать.

Эйбрахам встал поздно. Ему хотелось как можно дольше поваляться в постели, но пятеро детей так расшумелись, что их крики невозможно была вынести, даже несмотря на закрытую дверь, и потому он встал. Сев на край кровати, он осторожно снял сетку с искусственно выпрямленных и подвергнутых горячей укладке волос, закурил и стал предаваться воспоминаниям о классной – не, в натуре, просто бесподобной – мулатке, которая была накануне вечером «У Мэла». Кожа у нее была светлая и очень гладкая, а волосы – длинные и волнистые. Не какие-нибудь там жесткие кудряшки – нет, чувак, гладкие и длинные волосы. Ага… А платье фигуру так и облегает, походняк такой, что ее толстая жопа вся дрожит и трясется – ну просто жуть! А когда она «шлёп» отплясывала, видно было, как мускулы этой бесподобной жопы так и ходят ходуном. Ага… бабенка та еще! Эх-ма, хорошо бы эту шлюху снять да засадить ей по самое не могу! Черт подери… я бы эту красотку так проебал, чувак, что она у меня враз похудела бы, порастрясла бы на жопе жирок. Эх-ма, стоит мне только ту девку оприходовать, и она мой пистон надолго запомнит, будет знать, кого своим неподражаемым любовничком величать – это уж точняк. Проклятье… надену-ка я вечерком такие классные шмотки, что все эти пижоны, чувак, будут у меня просто ханыгами смотреться. Не, в натуре, заделаюсь таким ушлым жеребцом, какого эта телка отродясь не видала. Черт подери! Таков уж старина Эйб. Простой честный малый Эйб Вашингтон, хи-хи-хи… и никто, чувак, в натуре никто, мне нипочем мозги не запудрит. Я парень с понятием, чувак, и когда я ту телку оприходую, она в натуре это надолго запомнит… Ага… Он встал, потянулся, погасил сигарету и оделся. Открыл дверь спальни и по дороге в ванную крикнул детям, чтобы они заткнулись. Они на минуту притихли, потом опять принялись бегать, орать и стрелять. Эйб взбил мыльную пену, потом тщательно намылил лицо и умылся – сперва теплой водой, затем холодной. Поглаживая лицо полотенцем, он насухо вытерся и принялся разглядывать свое отражение в зеркале, очень внимательно изучая каждый квадратный сантиметр лица, пальцем поворачивая кончик носа то в одну сторону, то в другую, вытягивая шею. Пять минут спустя он вздохнул с облегчением, обнаружив всего один прыщик. Его он осторожно выдавил, потом намочил уголок полотенца холодной водой и протер зараженное место. Почистил зубы – белые по природе, но от курения мог появиться желтоватый налет, которого ни в коем случае не должно было оставаться. Прополоскал рот и горло. Затем втер в лицо крем для кожи – высунувшись в дверь и крикнув распроклятым детишкам, чтобы они заткнулись, – после чего еще раз тщательно изучил свое отражение. Остался доволен. Растер между ладонями немного бриолина, потом равномерно нанес его на волосы. Затем взял расческу и стал осторожно, сперва для пробы, причесываться, время от времени откладывая расческу и приглаживая мягкой щеткой уложенные волнами волосы – там и сям аккуратно поправляя укладку, чуть приподнимая одну волну над другой, стараясь, чтобы нигде не торчал и не выбивался из прически ни один волосок… может, все-таки заткнетесь, а?.. отступая на шаг от зеркала, дабы полюбоваться тем, как блестят волосы, еще чуть поправляя то одну волну, то другую, – потом, взяв маленькое ручное зеркальце, повернувшись к большому зеркалу спиной и держа маленькое перед собой, тщательно осмотрел свой затылок, кое-где пригладив волосы, после чего, улыбаясь и думая о бесподобной жопе той девицы, вытер руки о полотенце и вышел на кухню. Велел жене сварить ему пару яиц, сел и принялся чистить у себя под ногтями, очищая пилочку о край стола. Обработав ногти, спросил у жены, почему она не одевает детей и не отправляет их гулять. Они же страшно расшумелись, черт подери, и всюду носятся. Жена сказала, что слишком занята и ей не до детей. Дети вновь ос-тановились на минуту, но тут же принялись бегать и стрелять, а один наступил Эйбу на ногу, и тот, вскрикнув, замахнулся на него. Малыш бросился наутек, но наткнулся на мать, которая как раз доставала из холодильника яйца. Она положила яйца обратно и крикнула, что сейчас задаст им ремня, может, хоть тогда они перестанут носиться повсюду, точно полоумные мужики. Малыш захныкал и стал просить прощения, но она сняла с талии ремешок и замахнулась им на сына, а тот съежился и начал пятиться, пока мать не сменила гнев на милость, потом молча сел, и его сестра, самая старшая, отругала его за плохое поведение, а он хотел было, как обычно, дать ей пинка, но не отважился. Решил дождаться, когда они выйдут из дома. Эйб поинтересовался, почему так долго нет яиц, у него, мол, сегодня дел по горло. Нэнси подала яйца, и он стал есть, а она заговорила о визите в поликлинику: доктор, мол, сказал, что дети страдают недоеданием, и ей дали немного рыбьего жира, но он говорит, им нужны витамины, – а Эйб обмакнул кусочек хлеба в желток, поймал языком каплю желтка, упавшую с хлеба, и велел жене не зудеть насчет витаминов, тогда она попросила на витамины денег, и он сказал, что каждую неделю дает ей двадцать долларов и на эти деньги можно их купить. Да не хватит у меня денег! Он пожал плечами, потребовал еще капусты, с шумом высосал из сырого яйца тягучий белок, заел хлебом и велел ей налить ему кофе, а она налила и сказала, черт возьми, мне нужно еще немного денег, и он сказал, проклятье, мол, ему за свои деньги в доках приходится ишачить, и будь он проклят, если позволит ей тратить их впустую, а дети по-прежнему сидели молча, дожидаясь, когда уйдет отец, чтобы спокойно одеться и отправиться на улицу, где им ничего не грозит, а Нэнси принялась призывать проклятия на Эйбову черную задницу, и он, велев ей заглохнуть и не шлепать своими толстыми губами, отсчитал двадцать долларов, швырнул их на стол и сказал, что ей еще повезло, ведь у нее есть все это, что ему надо оплатить чертову пропасть счетов, а ей всего лишь нужно продуктов купить, и, черт подери, если уж на эти деньги ты не сумеешь накупить достаточно еды и распроклятых витаминов, будет просто стыд и срам! Она схватила деньги со стола и крикнула детям, чтобы они одевались и выметались на улицу, и двое старших сыновей со всех ног бросились к себе в комнату, а дочь сказала, хорошо, мол, мамуля, и не спеша пошла; а Эйб второпях допил свой кофе и вышел из кухни. Надел пиджак, еще разок тщательно осмотрел прическу и лицо, поправил кок и вышел из квартиры.