Курчатов ЖЗЛ - Раиса Кузнецова

Академик А. И. Алиханов: «У Курчатова неистовость в работе осталась до самых последних дней его жизни, несмотря на то, что по состоянию его здоровья этого делать не следовало. Но такова была его натура. Иначе как с большим энтузиазмом он не мог работать и будучи молодым, и на склоне лет».

Член-корреспондент АН СССР К. И. Щелкин: «Игорь Васильевич отдал себя, свою жизнь до последней минуты науке, советскому народу, укреплению могущества нашей страны. Он трудился увлеченно, страстно, самозабвенно. Его невозможно было оторвать от работы, от идей, от непрерывного беспокойства о делах. Чего стоит только один штрих — последние месяцы жизни Курчатов отдал много сил пуску реактора нового типа. Он назвал его „ДОУД-3“ и с улыбкой расшифровал: „До удара номер 3“ (к тому времени Игорь Васильевич перенес уже два инсульта). Кстати, его неистощимый юмор проявился даже и в этих критических случаях: перенесенные инсульты он называл среди друзей „микрокондрашками“».

Энтузиазм, присущий Курчатову, увлекал всех, кто работал под его руководством. Не могу не процитировать свидетельство одного из курчатовцев «первого» призыва — Л. М. Неменова. О первых годах работы над урановой проблемой он сказал: «Лучшее время моей жизни — пять лет без отпусков и выходных!»

Еще одна важная черта в характеристике Курчатова — его организационный талант, умение подобрать и расставить людей для получения максимальной отдачи, связать общей целью разнородные коллективы, объяснить и нацелить, проверить и помочь, поощрить за успех и наказать за нерадивость, и особенно сломать препятствие, даже если оно и кажется непреодолимым. «Курчатов обладал огромной „пробойной“ силой — противостоять ему было невозможно», — свидетельствует один из руководящих деятелей атомной проблемы в СССР член-корреспондент АН СССР В. С. Емельянов.

Противники развития ядерной энергетики, существующие до сих пор и за рубежом, и в нашей стране, иногда одерживают «успехи» в борьбе с новым. Развитие ядерной энергетики тоже проходило не без сопротивления. В 1964 году, когда первой в мире АЭС исполнилось десять лет, академик Н. А. Доллежаль напомнил, что предложение Курчатова о начале работ по ее созданию было сначала расценено как преждевременное. Ведь для работы реактора на обычной воде необходимо в несколько раз обогатить естественный уран «горючим» изотопом — ураном-235. Тем самым, который используется в образцах ядерного оружия. Нужны были убежденность и напор (пробойная сила!) Курчатова, чтобы в разгар холодной войны добиться выделения ядерных материалов, времени, средств, рабочей силы для начала дорогостоящего и, как тогда многим казалось, малоперспективного эксперимента.

Менее известен другой пример — в начале 1960-х годов сторонники традиционной энергетики подготовили и почти провели в жизнь решение об остановке строительства Нововоронежской АЭС и сооружении обычной ТЭЦ на ее фундаменте. Курчатов, узнав об этой угрозе, отложил все дела, приехал в Кремль, добился созыва нового совещания руководящих работников и в острой полемике с маловерами добился подтверждения прежних решений о строительстве АЭС.

Курчатов, ученик и воспитанник патриарха советской физики А. Ф. Иоффе, вырастившего плеяду ведущих физиков нашей страны (50 академиков и членов-корреспондентов Академии наук), не хуже своего учителя владел искусством подбора и воспитания людей, особенно молодых. Вспомним, что в период напряженной работы над атомным проектом даже «старым» курчатовцам было около сорока! Создать новую отрасль промышленности и науки было невозможно без разработки системы подготовки кадров атомщиков. Поэтому Курчатов занимался организацией преподавания физики в МГУ и даже прочел там первые лекции по ядерной физике, подбором новых людей, смело выдвигал молодых. Так, Ю. В. Сивинцев был назначен начальником отдела в 26 лет. Это, кстати, был средний возраст сотрудников всего отдела!

Более полутора десятилетий Курчатов осуществлял научное руководство советской атомной программой, атомной наукой и техникой. В трех фундаментальных областях — создании ядерного оружия, разработке научных основ ядерной энергетики и проблеме управляемого термоядерного синтеза — ему принадлежат важнейшие идеи. Будучи поистине щедрым человеком, он не занимался их регистрацией и оформлением. Так, лишь только в 1975 году ученый совет Института атомной энергии впервые рассмотрел предложение группы ведущих специалистов в реакторостроении о наименовании одного из явлений, открытых Игорем Васильевичем еще в 1948 году, «эффектом Курчатова». Известно, что он даже вычеркивал свою фамилию из списка соавторов отчета о научно-исследовательской работе, в которой ему принадлежала главенствующая роль. Он призывал жить и сам жил под девизом «Нужны знания, а не звания!».

Курчатов в атомном проекте занимался буквально всем — от получения материалов повышенной радиационной прочности до преподавания физики в МГУ, от разработки ускорителей на встречных пучках до синтеза трансурановых элементов, от сооружения санатория для профбольных до постановки исследований по молекулярной генетике. Как государственный деятель и научный руководитель, Курчатов много сделал для восстановления в нашей стране исследований по радиационной и молекулярной генетике.

Исключительно высокая ответственность, огромные полномочия, чудовищно сжатые сроки, напряженная работа, длившаяся годами, могли бы сделать из Игоря Васильевича хмурого, жесткого человека, каким он показан в кинофильме «Выбор цели» или изображен в граните перед входом в созданный им институт. К счастью (и в этом один из главных секретов истинного «эффекта Курчатова»), на самом деле «Борода» был веселым, остроумным, порой даже озорным человеком, что казалось совсем недопустимым для его положения. Он весь был словно заряжен электричеством высокого потенциала, но электричеством положительного знака. Дочь Е. П. Славского Марина Ефимовна вспоминает: «Глаза его сверкали искрами, словно бенгальские огни». А ученик Курчатова член-корреспондент Академии наук В. П. Джелепов написал, что «о них можно было зажигать спички». Создаваемая Курчатовым атмосфера «неистребимого», по его собственному выражению, оптимизма была удивительно заразительной. Много позже писатель С. Снегов в повести «Творцы» устами одного из ее героев скажет: «Улыбка — это тоже стиль, Игорь Васильевич!» И как же этот стиль помогал в те давние, трудные годы, когда каждый из курчатовцев понимал: «или мы — их, или они — нас»! «Старики» говорили: «Когда образ Игоря Васильевича Курчатова вдохновит кого-либо из композиторов написать симфонию, это будет музыка в мажорном ключе!»