Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени) - Айрис Джоансен

Она засмеялась, с сомнением покачав головой:

– А у меня уже несколько раз возникало ощущение: не сбежала ли я из психиатрической лечебницы? Не чудится ли все это мне? Последние дни были самыми тяжелыми. Теперь смотрю и не верю своим глазам. Неужели кто-то может чувствовать себя комфортно в этой обстановке? Столько людей, столько света, столько отражений!

– И все – дело ваших рук! – Джонатан взял бокал с шампанским с подноса проходящего официанта и протянул ей. – Выпейте и перестаньте терзать себя. Наслаждайтесь тем, что видите. – Он сделал глоток из своего бокала и посмотрел поверх голов. – Миссис Бенедикт, кажется, пользуется успехом.

– Поразительная женщина! Стоит ей заговорить с кем-нибудь, и через пять минут он готов ради нее в лепешку расшибиться. Она может вертеть этими журналистами как хочет. Видели бы вы, как они вытягиваются перед ней в струнку. Ни одному генералу не удается добиться такого от своих солдат.

– До меня доходили слухи, что она отнюдь не всегда ведет себя таким дипломатическим образом и далеко не всегда соглашается подлаживаться к – ситуации. Должно быть, вы и ваши духи ей понравились, если она согласилась на время укротить свой норов, – задумчиво сказал Джонатан. – Она нравится вам?

Кэтлин с воодушевлением кивнула:

– Да, очень! Она такая… настоящая. Ни капли фальши. Хотите, я познакомлю вас с ней?

– Мы познакомились в прошлом году. На одном из званых обедов в Белом доме. Я знаком почти со всеми, кто приглашен сегодня сюда. Хотите, я представлю вас Миттерану или Кракову?

– И Краков тоже здесь? Я не видела его.

– Вон он стоит, возле искусственной пальмы. Кэтлин с интересом посмотрела на легендарного героя, и он не разочаровал ее. Он был высок, строен и одет с той же безликой элегантностью, что и остальные мужчины явившиеся на прием. Лишь неровный шрам, который проходил по его левой щеке, да глубоко посаженные печальные глаза заставляли взгляд задержаться на его лице. Он казался святым или… мучеником. Ее мать pacсказывала, что этот шрам остался с юности, когда Кракова пытали гестаповцы, пытаясь выведать у него, где находится штаб датского Сопротивления в Копенгагене. Им не удалось выбить из него ни единого слова. И после того, как его освободили, два года ушло на лечение: настолько он был избит и покалечен. Он стал национальным героем. А после окончания Второй мировой войны вошел в число виднейших европейских политиков.

– Я столько слышала о нем! Моя мама его боготворит. И вы с ним знакомы?

– Встречались на нескольких конференциях. Это прирожденный лидер.

Кэтлин уловила странную интонацию, прозвучавшую в его голосе.

– Но вы его не очень жалуете? Чем он вам не нравится?

– Это неординарный человек. Я знаю его слишком мало, чтобы составить свое мнение. – Он взглянул на собеседника Ларса Кракова и помрачнел. – Но зато я хорошо знаю месье Далпре. Это глава Интерпола. И он допек нас с Питером своими бюрократическими играми вокруг Танцующего Ветра. Я предупредил его о том, что у нас своя собственная охрана, но он желает знать о каждом шаге нашего маршрута.

Личность Кракова настолько завладела вниманием Кэтлин, что она почти не обратила внимания на худощавого темноволосого человека, стоявшего рядом с легендарным героем и со страстной настойчивостью пытавшегося что-то внушить ему.

– Кажется, что он хочет в чем-то убедить Кракова.

– Рауль Далпре – убежденный сторонник объединения Европы. Наверное, хочет привлечь Кракова в свой лагерь. – Джонатан пожал плечами. – Для него Краков – как нарядное перышко на шляпе. Но, кажется, Краков не разделяет его энтузиазма по поводу «великой» идеи.

– А что вы сами думаете о ней?

– Объединение стран Европы под началом одного правительства может создать сверхвласть, а в этом больше опасности, чем экономической выгоды. За этим Далпре нужен глаз да глаз.

– Но многие газетчики постоянно твердят о том, что справиться с захлестнувшим страну потоком террористических актов, что положить конец кражам из музеев можно только в том случае, если будет единый центр и единый контроль за положением дел в Европе. Сейчас почти все убеждены в том, что только бюрократические проволочки и отсутствие взаимодействия мешают успешной борьбе с террористами.

Джонатан пожал плечами:

– Возможно. – И тут же перешел на другую тему: – Вы мне так и не ответили: хотите познакомиться с Краковым?

Кэтлин снова взглянула на кумира своей матери. Как бы мама была рада послушать рассказ о том, как ее дочь встретилась и разговаривала с самим Краковым! Но, похоже, он был полностью поглощен разговором с не умолкающим ни на секунду Далпре. И Кэтлин отрицательно покачала головой.

– Моя мама, конечно, не простит мне этого, но сейчас мне не хочется разговаривать ни с кем из посторонних. Лучше я буду по-прежнему держаться в стороне и следить, все ли в порядке…

– Так не пойдет! Красивая женщина имеет право оставаться скромной. Но нельзя допускать, чтобы она осталась незамеченной и не оцененной по достоинству. – Джонатан снова взял ее под руку и повел сквозь толпу на другой конец зала. – Подойдите хотя бы к Питеру и поздоровайтесь с ним. Он так и не выслал вам перевод и боится, как бы вы не велели зажарить его заживо.

Кэтлин свела брови:

– Не отказала бы себе в этом удовольствии.

Губы Джонатана сложились в добродушную усмешку.

– Тогда давайте подойдем, и вы сможете спустить с бедняги шкуру. Уверен, что это доставит вам больше удовлетворения, чем общение с автоответчиком.

– Как он, Питер?

– Отлично. Увидите сами. Ему мало того, что здесь повсюду установлены скрытые камеры, что включена сигнализация, везде стоят охранники. Он сам не спускает глаз с Танцующего Ветра. – Джонатан ловко обошел человека в униформе со значком службы охраны. – Хотя на него произвело впечатление все, что сделал Каразов для обеспечения безопасной перевозки статуэтки.

– Алекс всегда все делает в совершенстве. Я рада, что вы оценили его усилия по достоинству.

– Было бы трудно не оценить того, что он сделал. Алекс сам встретил нас в аэропорту в полдень, дважды проверил наших охранников и сам сопроводил машину со статуэткой в Версаль. Его собственная группа работает вместе с нашими охранниками. Недавно я видел, как он оглядывает зал, будто поле сражения. – Он нахмурился. – Боюсь, что я ошибался на его счет. Мне почему-то казалось, ему больше нравится стоять за кулисами и следить за тем, как развивается действие, оставаясь невидимым для зрителей.

– Вы делаете из него настоящего Макиавелли.

– Возможно, так оно и есть, – улыбнулся Джонатан. – Хотя Макиавелли во многом оклеветан. Он всего лишь продукт времени и обстоятельств. Так же, как и Алекс, по всей видимости.