Биография smerti - Анна и Сергей Литвиновы

– А если на мель сядем? – засомневался я.

– Но ты же мой капитан! – возмутилась она. – Вперед, без страха и упрека!

И, незаметно и умело, помогла мне подойти почти к самому берегу. Мы бросили якорь.

– Пообедаем здесь – или на пляже? – спросила мама.

Я, гордый, что смог поставить яхту на рейд у берега (хотя, на самом деле, без маминых подсказок давно бы сидел на мели), предложил перенести провизию на пляж.

– Будет сделано, капитан! – отрапортовала мама.

И уже через четверть часа мы с ней закатили на берегу настоящий пир. Помню, и лобстеры имелись, и семужка, и соки, и домашнее печенье...

А когда обед был закончен, маман, будто бы между делом, сказала:

– Обычному человеку... инженеру, скажем, или учителю... нужно целый год работать, чтобы один сегодняшний день прожить, как мы.

– Да ладно! – не поверил я.

– Аренда яхты такого класса стоит несколько тысяч долларов, – пожимает плечами мамуля. И снова усмехается: – Поэтому еще раз подумай, что лучше: руководить, сутками посвящая себя делу, или подчиняться – и всю жизнь на хлебе-воде сидеть.

Я был почти готов с ней согласиться. Но все-таки окончательно убедила меня не она. В тот день еще один забавный эпизод приключился.

Когда мы уже собирались обратно на яхту и маманя, любуясь закатом, курила тонкую дамскую сигаретку, я вдруг увидел: по пляжу идет мужик. Ну, мужик и мужик, места хоть и дикие, а туристы куда только не забираются. Я на него и внимания не обратил. А маманя, вдруг вижу, вся напряглась. Испугалась, что ли? Я ей и говорю:

– Не бойся, мама! Сама говорила: я – твой капитан. Я тебя защищу.

А она, раздосадовано:

– Не в этом дело...

Мужик тем временем уже в пятидесяти метрах от нее оказывается, и маман вдруг к нему кидается. А тот от нее отстраняется брезгливо:

– Женщина! Я вас не знаю!

А маманя брови нахмурила и заявляет:

– Ты, Саша, мог такое пятнадцать лет назад говорить, когда я сопливой девчонкой была. А сейчас меня не признавать тебе невыгодно.

Тут и я его узнал: Александр Пыльцов, известный актер. Его фильм «Последняя любовь пирата», хоть и старый, а абсолютно клевый. И вообще он мужик оказался нормальный. Много раз потом у нас в гостях бывал. А тогда мама с ним, как с холопом...

– Так и быть, Сашка, – говорит свысока, – извинения приняты. Можешь идти, куда шел.

И он послушно поковылял дальше – будто побитая собака. День жаркий, футболка потная, кроссовки разбиты... А мы с маман на яхту вернулись. И мимо него царственно проплыли. И она ему небрежно ручкой помахала – вся из себя красивая, воздушная...

– Зачем ты с ним так? – спросил я у матери.

И она мне рассказала, как однажды, когда она совсем девчонкой была, так же его случайно встретила. Кинулась к нему, а тот ее послал.

– Вот сегодня, – улыбнулась, – наконец отомстила.

Ни фига себе, подумал тогда я, что деньги могут сделать! Ты становишься круче, чем любой известный актер! Тут и решил: не буду больше дурить. Права мама: лучше нормально работать. И руководить.

– И, конечно, всегда, в любых обстоятельствах, оставаться мужчиной, – добавил молодой человек.

Стас, закончив рассказ и вынырнув уже из воспоминаний, внимательно взглянул в глаза Татьяне. Затем крепко взял девушку за руку. И наконец сделал то, чего она давно ждала: впился губами в ее губы.

Глава 12

Таня

Любовь, не любовь, а Стасиково поклонение было приятным. И его поцелуи оказались вполне на уровне – совсем не скажешь, что домашний мальчик. И его миллионы тоже душу грели. Будь она акулой, сцапала бы Стаса – и под венец. Тот бы пошел. Молодой, наивный...

Но только нужен ли ей богатый, но совершенно неприспособленный к жизни наследник? Ведь с ним нянчиться придется, с вечным ребенком. Пестовать его, оберегать, холить. Выслушивать, беречь, постоянно бояться, как бы ненароком не обидеть... Однако Таня до сих пор надеялась встретить человека, который будет, наоборот, опекать и баловать ее.

Только остались ли на земле мужчины, способные на это? Сколько еще можно ждать принца? Будешь искать мистера Совершенство – мамино пророчество сбудется (родительница вечно пугала, что чересчур разборчивая Татьяна останется в старых девах).

Впрочем, оборвала рефлексии Садовникова, пока о любви думать и рано, и неприлично. Завтра похороны.

Таня, уставшая после вчерашней поездки, сладко проспала до одиннадцати и теперь с удовольствием валялась в кровати. Жаль, конечно, погибшую во цвете лет Марину Евгеньевну, но есть в ее гибели и плюсы: не надо к обязательному раннему завтраку мчаться.

А может, удастся кофе в постель заполучить? Фаина, правда, грозилась, что до похорон никому в комнату подавать не будут...

Но Таня все равно набрала 111 – телефон домашнего сервиса. Важным голосом потребовала кофе, копченой колбасы, круассанов. И, о чудо, приказ был исполнен – уже через десять минут в ее дверь стучалась горничная Зухра.

Таня приняла у нее поднос, сунула сто рублей (девушка, видно, непривычная к чаевым, просияла), сказала:

– За хлеб спасибо. А как насчет зрелищ?

– Чего? – непонимающе захлопала глазами служанка.

– Ну, что у нас происходит?

– Суматоха. – Горничная вздохнула. – Народ уже на похороны начал съезжаться, внедорожник туда-сюда гоняет, Фаина Марковна нервничает, что дурдом. Сказала, на обед сосиски будут.

– А чего хозяева?

– Игорь Феоктистович с утра в кабинете сидит, и Матвей Максимович с ним. А Станислав Игоревич в Красную Долину уехал.

– Стасик? В Красную Долину? – удивилась Татьяна.

– Ну да. Фаина Марковна еще возмущалась, что он внедорожник зря занимает, а Станислав Игоревич сказал, что у него дела куда важней, чем ее мышиная возня. – Девушка прыснула.

«Куда, интересно, его понесло?» – подумала Таня и важно сказала:

– Хорошо, Зухра. Если спросят меня, говорите, что я весь день буду в комнате с документами работать. Может, только к обеду выйду. Соскучилась я по сосискам...

– Да не, насчет сосисок неправда! – всплеснула руками горничная. – Фаина грозит просто. А на самом деле свиные отбивные со шпинатом и сельдереем будут.

Тогда тем более надо выйти, решила Татьяна. А пока истинной барынькой, в постели, расправилась с колбасой и круассанами. Запила кофейком. И в кровати же лежа, взялась за дневники Марины Евгеньевны.

Дневниками в полном смысле слова их можно было назвать с большой натяжкой – обычные ежедневники, с обычными же для деловой женщины пометками: «10.00 – мэрия. 12.30 – совещание с замами. 15.00 – Аркадий Васильевич. 16.30 – „Каравелла“... Изредка появлялись: „21.00 – придет парикмахер“ или „20.00 – преферанс с М. и А. Плюс 340 вистов“. И, еще реже, совсем не относящиеся к делу замечания:

– 5 марта. Чудеса: снегопад. Антон пошутил: снега, сказал, насыпало по самые яйца. Нелли в ответ расхохоталась: низко же, говорит, у тебя яйца!

– 26 июля. Кухарка заболела, Фаина готовила сама. Подала на ужин нечто странное: бананы по-мексикански. Обернула кусочки бананов ломтиками бекона и пожарила. Вкусно.

– 17 декабря. Закончили с арендными делами, ездила смотреть свою землю – наконец, на правах хозяйки. Изумительно! Своя река есть. Вековых сосен не сосчитать. Сапсана видели... И тишина, слышно, как с деревьев снег осыпается. Антон говорит, что на таких площадях можно выстроить целый город. Молодой еще, глупый. Не понимает, что покой всего дороже.

– 2 февраля. Стасик переписывается по Интернету с девушкой. Увидела сегодня ее фотографию: само совершенство. Локоны, глазки, фигурка. И до боли напоминает какую-то голливудскую старлетку... Бедный мальчик. Как объяснить, что его просто разыгрывают?..

Таня вздохнула. Отложила дневники Холмогоровой.

Мысли опять прыгнули на Стаса. Невозможно синие глаза, их вчерашний поцелуй... «И на банковском счету миллионы долларов, – настойчиво бормотал в ухо внутренний бесенок. – Тоже немаловажно». В общем, хоть и преддверие похорон, а выкинуть из головы любовь не получалось.

Таня понимала: Стас от нее без ума. Влюблен со всем пылом юности. Может, прочь их, глупые сомнения? Действительно, надо хватать, и под венец? А не задастся семейная жизнь – всегда ведь развестись можно. И на вполне законных основаниях отхватить немалую толику холмогоровских миллионов...

«Фу! – осадила себя Татьяна. – Всегда ведь прежде декларировала, что деньги надо собственным умом зарабатывать. А сейчас, как проститутка, ей-богу...»

И еще одна вещь смущала...

Девушка выбралась из кровати, подошла к окну. Вспомнила слова Холмогорова-младшего, что-то вроде: «Я любил Киру. Больше жизни любил. А она – надо мной смеялась... Я просто ничего не мог с собой поделать».

А не врешь ли ты, Стасик? Не наговариваешь ли на мать, которая якобы организовала, по твоей просьбе, убийство горничной? Насчет убийства – похоже на правду. Только не сам ли ты Киру и убил, потому что она над тобой посмеялась?