Весь сантехник в одной стопке (сборник) - Слава Сэ

– А мы тут на пикник ездили. Шашлык был… Осётр… Катя скоро приедет. Наверное. В магазин заскочила.

– Да-да, конечно, – сказал Генрих. На чемпионате траурных голосов он точно стал бы чемпионом. Кеша поставил перед ним чашку. Сказал, что приготовил кофе по особому колумбийскому рецепту. Наврал, конечно. Генрих молча положил сахар и ложкой вращал с таким дребезгом, будто не размешивал, а сверлил.

Мне нравится, что не я один мучим этой женщиной. Страдающий Генрих – вот название картины, которую я бы повесил над кроватью.

– Что же вы не предупредили Катю о приезде? – спросил Иннокентий как бы с сочувствием.

– Сюрприз хотел устроить, – ответил игрок.

– Не сомневаюсь, она обрадуется.

Вдруг хлопнула дверь, в прихожую вошли. Генрих повернулся на звук и засопел. Раппопорт уставился на Генриха. Он психолог, изучает поведение обманутых мужей в ареале их обитания. Я стал смотреть на Кешу. Мне интересно, как учёные исследуют дикую фауну. Мы слышали Катин смех, голоса подруг и заливистый фальцет Некрасова. Господин артист рассказывал очередную байку.

Прошла долгая, долгая минута – и они ворвались. Сперва зелёная подруга, за ней рыжая. С хохотом и визгом. Потом Катя, тоже оскорбительно весёлая. Алёша вошёл худшим из способов. Он смотрел под ноги и говорил, говорил. Не видел диспозиции, опустил руку на Катину талию. Спокойно и привычно. Вошедшие увидели Генриха и замерли. И сразу поняли – всё очень плохо.

Катя первой очнулась, порхнула к мужу, чмокнула в щёку, повисла на шее. Зря она ушла из театрального. Преподавателям стоило бы удерживать её насильно, цепями и угрозами. К пенсии гордились бы, что воспитали гениальную актрису.

Она щебетала легко и ласково. Будто не было той страшной секунды, когда бывший встретился с будущим, и оба это поняли. Все поверили, даже я, – неловкость лишь почудилась. На самом деле поведение всех присутствующих, все мысли и намерения – всё очень, очень пристойно.

Как же легко они нас обманывают! Восторг и ужас! Катя строчила без пауз, будто заговаривала несчастье. Но выглядело, конечно, будто она страшно соскучилась.

– Мы были на пикнике у одного богача, милейший дядька, всех любит. Шашлык готовит божественный. А это Алексей Некрасов, познакомься. Актёр нашего театра. Алёша вместе с Севастьяном готовит пьесу о Нострадамусе. Он будет режиссёром и сыграет Генриха Восьмого. Мне, представляешь, предложили роль! Даже не знаю… Здорово?

Генрих кивнул. Конечно, здорово. Столько мужиков вокруг. Актёр-режиссёр, хромой психолог, увалень-писатель. Ещё какой-то миллионер, повелитель шашлыка, на втором плане. Не хватает только предыдущего мужа по фамилии Иванов, для коллекции.

Всем стало весело. Мы пили вино, играли в психологические игры, которых у Кеши в голове ровно миллион. И только Генрих был мрачен. Он знает триста невербальных способов сказать гостям «до свидания». Он зевал, спрашивал, который час, замечал, что на улице прекрасная погода для прогулок и не хочет ли Катя пройтись перед сном. Интересовался ужином, ковырял золу в камине, мыл посуду, уходил наверх, потому что устал, и снова возвращался. Катя сделала бутерброды, что в переводе с языка молодожёнов значило «не будь засранцем». Дом гудел. Алёша захмелел, тряс светлым чубом, строил смешные рожи и много жестикулировал. Рыжая и зелёная подруги смотрели на него влюблённо. Кеша хохотал, поправлял хромую ногу, просил рассказывать ещё.

Комментарии Генриха стали желчны. Он готовился к скандалу. На него всё равно не обращали внимания. К ночи его взгляд уже оставлял в душе такой холод, какой бывает, если целовать взасос могильный камень.

Мне стало его жаль. Я поднялся, сказал «какие вы все клёвые!» и ушёл спать. Хотелось, конечно, чтоб Катя смотрела мне вслед. Вдруг обернулся с лестницы, – она глаз не сводит с Некрасова. А чтоб вы все тут лопнули.

Следующую неделю я просидел в кабинете, отключив телефон. Написал десять тысяч слов. Стёр. Написал ещё три тысячи. Снова уничтожил. Купил в подарок коробочку дорогого гватемальского кофе, поехал узнавать, как проходит соблазнение. Раппопорт, меня увидев, выгнал из кабинета очередную плачущую женщину. Настроение у него было отличное.

– Елизавета Вторая? – спросил я.

– Не-не. Даже не сравнивай. Лиза – это Лиза, – сказал он и поднял палец.

– Хорошо. Перейдём к главному. Как скоро падёт крепость по имени Катя?

– Всё отлично, – рассказал психолог. – Она с Генрихом ещё не рассталась. Даже не поссорилась. Но он её ревнует, значит, дни сочтены.

– А вдруг, наоборот, начнёт ухаживать с утроенной силой, снова очарует? Тогда хана нашим планам.

– Нееет! Чем больше будет стараться, тем верней проиграет. Ревнующий мужчина не обаятелен, не остроумен. И чем сильней его ревность, тем скучней.

– Итак, когда победа?

– Нам нужен решительный бросок.

– Может, вернёмся к идее любовного зелья? Ты же можешь, я знаю. А ещё лучше, пусть наш Ромео заколет Катиного брата! Дуэль со смертельным исходом очень развивает отношения. Мировая литература так считает, и я ей доверяю.

– Нет, не надо увечий. Но принцип верен. Алексей должен стать героем.

Колесо

План, в котором Некрасов избивает хулиганов с помощью таинственных восточных практик даже не рассматривали. Раппопорт предлагает безыскусную замену пробитого колеса. Это самый доступный способ прослыть настоящим мужиком. Ждать милостей от дорожных гвоздей мы не могли. Наняли гопника, поручили проткнуть левое переднее колесо. Дальнейшее должно было выстроиться само собой. Катя видит заколотое колесо. Она потрясена, почти рыдает. Тут из-за угла выплывает Некрасов на сером в яблоках «лексусе». Он улыбается широко и снисходительно. Трясёт белокурой шевелюрой, рассыпает шуточки про женщину и карбюратор, Катя млеет от его маскулинности. Некрасов достаёт огромный, сверкающий до мурашек домкрат и ну помогать. После ремонта, в котором Алёша показал бы пластику ягуара, – ресторан. Там он объясняет: крутить колёса его научили во Французском легионе, где он воевал с потомками алжирских пиратов. Эту историю я слышал от одного знакомого сутенёра. Якобы тот служил наёмником в Сербии, потом поступил к «диким гусям», подрался с чернокожим капралом, в драке отрубил ему руку саблей, сбежал, переплыл пять пограничных рек, перешёл через Альпы и теперь опекает падших женщин. Ночью, в узких улочках Риги. История странная, но женщины верят.

– Да что ж тебя так тянет к беллетристике? – спросил Кеша.

– А, – говорю, – это я всю неделю книжку писал.

– И как?

– Всё пришлось выбросить.

Раппопорт похлопал меня по плечу.

– Правильно сделал. Продолжаем разговор. После ужина – прогулка вдоль моря. После свежего воздуха вино, камин, родство душ перерастает в сплетение тел. Наутро Катя понимает, какой Генрих зануда и насколько Алёша в сравнении с ним весёлый обаяшка. Затем две-три недели страсти, Леша бросает Катю и – вуа-ля! Дом свободен! Семён Борисович получает диссертацию, Лёша деньги, тебе достаётся ведро антидепрессантов, а мне – всемирная слава.

Операцию тщательно продумали. И целых полторы минуты всё шло как надо. Серый человек в серой кепке присел у колеса, но тут же вскочил и убежал. Покрышка зашипела и сникла. Правда, не та, на которую договорились. Хулиган убил правую заднюю. Он думает, мы барсеточники. Водитель пойдёт осматривать колесо, мы в это время сопрём сумку, подумал гопник. У нас же были совсем другие планы. Мы сидели поодаль в арендованной машине с очень тёмными стёклами, ждали, когда Катя выйдет, заплачет, а мы её утешим. Алёша прятался за углом, нервно грыз воображаемые удила. Лишь только Катя расстроится, Кеша звонит Алёше. Тот показывается и возвращает в мир гармонию.

Я говорил, хорошего хулигана за пять латов не наймёшь. За такие деньги он непременно что-то перепутает. Переживая за исход мероприятия, я лично смазал болты на всех колёсах. Мы купили Некрасову лучший из домкратов и сияющий ключ с раздвижной ручкой. На солнце принадлежности сияли так, что могли бы использоваться для ослепления самолётов. Купили также белоснежную майку и нежно-голубые джинсы. Алёша спросил, что будет, если он посадит пятно.

– На это и расчет! – ответил Иннокентий. Грязь на белоснежной майке женщину пронзит насквозь. И чем ярче будут отпечатки, тем лучше. Кате должно стать неловко.

Мы прекрасно подготовились. Но гопник проткнул не то колесо. Я бы его заметил. На такое сдутое, дряблое колесо нельзя не обратить внимание, решили мы с Кешей. Любой мужчина бы содрогнулся от его вида. Но Катя вышла из парикмахерской, села за руль и давай чавкать резиной по асфальту. Весело и резво. Необычную тряску она списала на дорожные неровности, видимо.

– За ней! – скомандовал Кеша и озвучил пару наблюдений о дружбе женщин с техникой. Наше корыто не завелось. Прокатная контора подсунула нам покойничка. В отличие от Кати, мы разбираемся в технике и сразу сделали несколько важных предположений.