Пестрые письма - Михаил Салтыков-Щедрин

Однако главным для Салтыкова был, конечно, аспект внутриполитический. Передрягинское конституционное творчество обобщает особенности соответствующей деятельности таких, например, чиновников, стоявших у кормила власти, как гр. Н. П. Игнатьев или М. С. Каханов.

Н. П. Игнатьев в качестве министра внутренних дел был вдохновителем принятого в августе 1881 года драконовского «Положения об усиленной и чрезвычайной охране», названного В. И. Лениным в 1911 году, когда это «Положение» все еще продолжало действовать, — «фактической российской конституцией».[47] Это была поистине «конституция наоборот», «зимняя конституция». Тот же Игнатьев своим проектом созыва «Земского собора» пытался осуществить идею, вынашивавшуюся, под именем «нашей родной российской конституции», идеологами реакционного дворянства, оппозицией справа, а также славянофилами.[48] «Таким образом, — писал о своем проекте Игнатьев, — сложилась бы, без потрясения устоев, русская самобытная конституция, которой позавидовали бы в Европе и которая заставила бы умолкнуть наших псевдолибералов и нигилистов».[49] Попытка Игнатьева привести свою идею в исполнение вызвала «ужас» Победоносцева: «…собор та же конституция — пагуба России».[50] В мае Игнатьев был устранен и заменен на посту министра внутренних дел гр. Д. А. Толстым. «Причиною всему было слово «конституция» — см. стр. 247.

Не менее характерна, в том же, «передрягинском», смысле, фигура М. С. Каханова. «Фактический автор лорис-меликовских проектов реформ»,[51] Каханов возглавляет при Игнатьеве комиссию, разработавшую «Положение об усиленной и чрезвычайной охране», а затем председательствует в другой комиссии, получившей наименование «Кахановской», — по реформированию, первоначально в либеральном духе, местного самоуправления.[52] Однако именно из недр этой комиссии в 1885 году вышел реакционный проект усиления в местном самоуправлении роли дворянства (впоследствии — закон о земских начальниках — см. 515).

Все приведенные выше материалы объясняют ту характеристику «сказки», или «басни», о Передрягине, которую Салтыков дал в письме к Н. А. Белоголовому от 16 декабря 1884 года: «Смысл сей басни таков: завозных конституций бояться нечего. Следовательно, ежели надобность встретится, то таковую может написать Передрягин, коего адрес почтамту известен. Многие комментируют, будто бы я хотел указать на Лорис-Меликова, но это неправда. А другие говорят, что «братушек» я только для вида привлек, — об этом я ничего не знаю и сказать не могу. Dixi et animam levavi» (сказал и облегчил душу).

Второе из «Пестрых писем» — итоговый анализ всех тех форм «конституционного творчества» в пореформенной России, которые исходили из предпосылки сохранения самодержавия.

«Письмо II», по-видимому по причине своей политической остроты и сложности расшифровки эзопова языка, было встречено почти полным молчанием прессы. Удалось обнаружить лишь два отклика. Первый, принадлежащий рецензенту газеты «Эхо», не касается политической проблематики «письма» и ограничивается указанием на правдивость, хотя и с «сатирико-щедринской утрировкой», изображения в лице Передрягина русского чиновника — «с его вечным стремлением сочинять всевозможные проекты, предназначенные для спасения отечества. При этом одно и то же лицо способно, по приказанию или необходимости, составлять их в различных смыслах, на диаметрально противоположных началах, взаимно исключающих друг друга».[53] Другой отзыв, резко враждебный, принадлежал кн. В. П. Мещерскому: «Все то же: все какие-то статские советники, чиновники, насмешки над тем, что нельзя говорить о конституции».[54]

Стр. 236. Жил он на даче, на Сиверской станции Варшавской железной дороги… — В этой дачной местности под Петербургом провел лето 1884 года Салтыков.

Стр. 237…за восемь желтеньких бумажек… — то есть за восемь рублей.

…кто будет смазывать и пускать в ход эту машину <…> куда мы идем? где мы живем? — Иронический намек на зарубежную «земскую», антибюрократическую публицистику, в частности, на брошюру А. И. Кошелева «Где мы? Куда и как идти?» (подробнее см. т. 14, с. 677–679).

Стр. 238…публицист Скоморохов <…> В длинной передовице «Куда мы идем?» <…> доводил до сведения публики <…> — О гибельности пути, которым шла Россия, постоянно твердила реакционная печать, представленная прежде всего изданиями M. H. Каткова. Так, например, в связи с процессом В. Н. Фигнер и др. (сентябрь—октябрь 1884 г.) «Московские ведомости» писали: «Вот куда мы зашли путем упразднения правительства!» (М. вед., 1884, 14 октября, № 285). О публицисте. Скоморохове см. также в «Пошехонских рассказах» (т. 15, кн. вторая, «Вечер шестой»).

…полемика приняла обычный, по обстоятельствам времени, характер… — В полемике газет «Чего изволите?» и «Нюхайте на здоровье» обобщен характер отношений между охранительными и псевдолиберальными органами печати. Такой была, например, полемика в августе 1884 г. между «Московскими ведомостями» и «Гражданином», с одной стороны, и «Новым временем», с другой, вызванная «крамольным», с точки зрения реакции, решением Первого департамента Правительствующего сената (см. прим. к стр. 253, 337). В ходе этой полемики кн. В. П. Мещерский дал следующую, не лишенную интереса и проницательности характеристику суворинской газеты, защищавшей сенатское решение: «Имея много читателей, добытых легкостью и игривостью содержания своих статей и разнообразием сюжетов, им затрагиваемых, «Новое время» силится во что бы то ни стало приобрести в то же время значение серьезной газеты и известное политическое влияние <…> Но, увы, не может она никак сделаться серьезною газетою, не может никак приобресть значения, что она ни предпринимает! Спрашивается: отчего? Ответ очень прост и ясен. Именно оттого, что эта газета никак не может попасть в такой образ мыслей и воззрений, который читатели признали бы известным убеждением, определенным образом мыслей» («Гражданин», 1884, 23 сентября, № 39, с. 24).

Стр. 241…настоящие суды, как на Литейной. — На Литейной улице помещалась Петербургская судебная палата.

…а об распределении мы в следующий раз поговорим. — Понятие «распределение богатств» в системе эзопова языка Салтыкова намекало на социалистическое учение.

Лейтенант Жевакин — персонаж «Женитьбы» Гоголя.

ПИСЬМО III

Впервые — ВЕ, 1885, № 1, с. 161–183.

Рукопись и корректуры не сохранились.

В донесении от 28 декабря 1884 года в С.-Петербургский цензурный комитет о январском номере «Вестника Европы» В. М. Ведров обращал внимание на «Пестрые письма», «Внутреннее обозрение», «Письма из Москвы» и «Общественную хронику». Отмечая, что в этих произведениях «говорится о противоречиях, удручающих современную жизнь, о кляузе, составляющей правильный образ мыслей (стр. 161–162); о разрушении всего существующего на благо государства; университетском уставе; ограничении свободы чтений посредством временных правил 5—20 января 1884 года; о недоверии к самоуправлению; о неподвижности Положения о земских учреждениях и т. д.», относительно же фельетона Салтыкова он писал: «Пестрые письма» особенно едко нападают на господство кляузников (стр. 166 и др.), на управление Федотов (стр. 172, 173), из которых один угнетал и автора, будучи его школьным сверстником (стр. 170).

Преобразования, по мнению даровитого сатирика, должны состоять в обуздании молодежи и разнузданной печати.

Относительно нашей молодежи сатирик предлагает «упорядочить ее воспроизведение, то есть образовать институт племенных молодых людей» (стр. 176).

Касательно печати он, отвергая «намордники» (стр. 179), предлагает оплодотворить ее образованием 101 литератора, разделенных на десять отрядов (стр. 181).

«По совершении молебствия и по воспоследовании пригласительного сигнала отряды начнут между собою полемику. Но полемику благородную и притом сливающуюся в одном общем чувстве признательности» (стр. 182).

Сатира со времени Ювенала и Персия действовала разрушительно, но она имела предметом общечеловеческие недостатки, которые бичевала; избрать же предметом сатиры пылкое юношество и неокрепшую печать, указывать на их позорную роль в будущем — значит затрагивать самые чувствительные струны всякого благоустроенного государства и подтачивать его основы. Цензор полагает существенно вредною эту статью».[55]

Первоначально в автографе донесения В. М. Ведрова было, что он считает «необходимым исключить эту статью», но затем, перечеркнув первые два слова, он изменил свою первоначальную формулировку (ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 2, 1865, ед. хр. 102, т. 2, л. 86).

Ознакомившись с донесением В. М. Ведрова, председатель С.-Петербургского цензурного комитета А. Г. Петров, не дожидаясь обсуждения на очередном заседании комитета, сразу же довел его до сведения Главного управления по делам печати. На состоявшемся 2 января 1885 года экстренном заседании совета Главного управления по делам печати было решено записать о сообщаемых в донесении статьях «в журнал заседания на случай принятия меры взыскания против журнала «Вестник Европы» (ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 2. 1884, ед. хр. 24, л. 100 обл.). При обсуждении (9 января 1885 г.) сообщения В. М. Ведрова на заседании С.-Петербургского цензурного комитета было решено «за донесением о книжке начальству, принять доклад цензора к сведению» (ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 2, 1865 г., ед. хр. 102, ч. 2, л. 89). Узнав об этом, Салтыков в тот же день (9 января) написал Соболевскому: «Экстренно собирали совет, припомнили Персия и Ювенала и нашли, что даже они такой смуты в общественное сознание не вносили, какую я вношу (буквально). Дело, на сей раз, кончилось тем, что записали в журнал: иметь в виду». Однако 2 февраля 1885 года Салтыков дополнительно сообщал Соболевскому: «Скажу Вам следующее: по поводу 1-го № «Вестника Европы» было собрание 4-х, созванное гр. Толстым, который требовал закрытия журнала. И опять по поводу, главным образом, меня. Кто-то инсинуировал Толстому, что первое январское мое письмо и именно Федот написано на него, хотя я и во сне ничего подобного не видел, да и похожего ничего нет. Толстой, конечно, не читал, но как же не поверить, ежели такой преданный человек говорит, как Феоктистов?» Дополнительные сведения по этому вопросу находим в письме Салтыкова к Михайловскому от 15 февраля 1885 года: «На днях, опять-таки из-за меня, едва не закрыли «Вестник Европы». Собирался уже совет 4-х, но Победоносцев, узнав, что журналу еще не было дано ни одного предостережения, воспротивился».