Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

— Рад услышать это от тебя лично. Что-то еще?

— Уйди с дороги, Амиров! — перекрикивая чужие голоса, надрывается Макеев. — Пока по-хорошему прошу!

— А то что? — ухмыляюсь в ответ.

— Я сотру тебя в порошок, — рычит самоуверенно Павлик. — Поверь, никакой Горский тебе не поможет. Дочь Кшинского будет моей. Не мешайся под ногами!

— Зачем она тебе, Паш? — выдыхаю, стараясь не показывать, насколько взбешен его наглостью и непроходимой глупостью. По уму продолжать этот разговор бессмысленно, но надежда, что в пьяном угаре Макеев ляпнет нечто важное, заставляет продолжить разговор.

— А может, я ее люблю? — сплевывает Макеев и что-то неразборчиво шепчет в сторону, отчего в трубке вновь раздается женский смех, а я горю желанием сбросить вызов.

— Странная у тебя любовь, Павлуша! Вместо того чтобы дежурить под ее окнами, ты развлекаешься в женской компании и лопаешь как свинья. Или думаешь, цветов Рине прислал и хватит?

— Каких на хрен цветов, Амиров? После того, что произошло? Ты в своем уме?

— Что ты сделал с Ариной? — корю себя, что поверил на слово мелкой и ее отцу. Просто размолвка? Ревность? Одна крушит дом и загибается от слез, а этот беспробудно пьет! Какой же я дурак, что сразу не докопался до правды.

— Я? — непонимающе удивляется Макеев. — Я с ней что сделал? Это она, сука, вечно мне обрывает все планы! И все из-за тебя, гаденыш! Думаешь, не вижу, как слюни на нее пускаешь? Только твоей она не будет, понял!

— Понял, — подыгрываю ублюдку. — Просто жалко девчонку. Убивается по тебе, пока ты с другими бабами развлекаешься! Давай напряги мозги, Макеев, и скажи: зачем тебе Арина? Только про любовь не заливай — не поверю!

— А вот это Горской шестерке знать вовсе не обязательно, — гогочет мразь. — Но если еще раз увижу тебя рядом с Риной...

Сбрасываю вызов: слушать пьяные бредни терпения все же не хватает. Вместо этого, хватаю ключи от машины и несусь к выходу, попутно набирая ребят, что следят за Макеевым днем и ночью. Я выбью из этого урода правду и отобью любое желание впредь доводить мелкую до истерики.

Вот только к тому моменту, как я подъезжаю к пафосному клубу в центре города, Макеев уже уходит, оставляя меня ни с чем, а наутро первым рейсом улетает в Москву.

Сегодня Арина решается выйти из дома, а я не имею ни малейшего понятия, как вести себя с ней. Теперь знаю точно, что Макеев ее не любит, но переживаю, что его успела полюбить она. А еще мне не дают покоя таблетки, которые никак не могли вызвать подобной побочки (да-да я перерыл весь интернет по этому поводу), да и цветы, которых Макеев не присылал, тоже кажутся странными и подозрительными.

— Привет, — щебечет Рина, усаживаясь на заднее сидение автомобиля.

Сильнее сжимаю руль, не в силах обернуться: она никогда прежде не садилась назад, как бы сильно я не настаивал.

— Доброе утро, — отвечаю, начиная движение, украдкой посматривая на девчонку.

Сегодня она выглядит по-особенному трогательно, тормоша рукава объемной толстовки тонкими пальчиками. Волнуется, как и я. Ей неловко и, знаю, что хочется в эту секунду находиться подальше от меня. Смешно, как ловко мы поменялись с ней местами.

— Как дела? — разрывает повисшую тишину тонким голоском, по которому так скучал все эти дни.

  Вряд ли Рине будет интересно услышать, что я ни разу не сомкнул глаз за выходные, копаясь в грязном белье Петра Кшинского и беспрестанно вспоминая ее слова. Ей не стоит знать, как бешено сейчас стучит моё сердце и как тяжело мне концентрировать внимание на дороге, борясь с диким желанием послать все к черту и обнять ее крепко, даже если та будет брыкаться. А потому откровенно вру, отвечая холодно и односложно:

— Нормально.

Мой ответ мелкую вполне устраивает. Она отворачивается к окну, а я стараюсь думать только о дороге.

— Лерой, мы можем остаться приятелями, раз иного не дано, правда? — скороговоркой шелестит Рина, выбивая меня из колеи.

— Нет! — рычу в ответ, потому как этого мне мало. — После клиники, куда едем?

Мы должны поговорить. Серьезно. Выяснить все без слез и эмоций. А потому, я надеюсь, что после приема у врача получится выкроить время для разговора. Но Кшинская, как всегда, удивляет!

— Я обедаю с Макеевым, — на ходу придумывает она, не краснея, и при этом старается выглядеть уверенной и смелой, а я еле сдерживаю смех.

— Арин, до столицы нашей родины к обеду не успеем.

 За спиной тут же вырастают крылья: она ничего не знает про отъезд Макеева, а значит не помирилась с ним, значит, снова врет, в надежде уколоть побольнее. Вот только, если бы ей было на меня наплевать, задумывать все это она не стала. А значит, у меня все еще есть шанс, который я просто не имею права упустить. Мне нужен всего один разговор, я должен ей признаться, а там... пусть решает сама.

Прихожу в себя лишь на парковке возле частной клиники, совершенно позабыв о главном. Останавливаю Кшинскую, протягивая ей таблетку из той самой упаковки, что отдала мне ее мачеха, и получаю вполне закономерный ответ: Снежана за каким-то чертом в ту ночь заставила Арину выпить совершенно другое лекарство. А вот какое и, главное, зачем мне только предстоит узнать.

Более медлительного и упертого человека, чем Олег Витальевич, я, пожалуй, еще не встречал. За те полчаса, что я настоятельно пытаюсь выудить у него подробности о состоянии здоровья мелкой и получить на руки результаты ее анализов, он несколько раз умудряется вспомнить, как лечил Арину от ветрянки, но упорно избегает вопросов о ее отравлении.

— Дорогой мой, Валерий Таирович, вы поймите, я не имею права обсуждать с вами подробности здоровья Арины, — как попугай, повторяет доктор из раза в раз.

Мои доводы проносятся мимо его ушей, мои предположения, что Кшинскую отравили намеренно, тоже. Видит Бог, я пытаюсь быть деликатным и вежливым, но это светило медицины не оставляет мне выбора. Годы работы на Горского не прошли для меня даром, и спустя пятнадцать минут я все же выхожу из кабинета, держа под мышкой копию медицинской карты мелкой.

Арину я застаю на парковке возле машины. Она стоит под моросящим дождем и смотрит в пустоту. На ногах разодранные бахилы. На щеках прилипшие пряди мокрых волос. Потерянная. Разочарованная. Мрачная. Подхожу ближе, почти вплотную, но она не замечает меня. Не чувствует, что вымокла насквозь, а ее тело колотит мелкой дрожью.

— Арина, — бормочу сдавленно, освобождая ее лицо от непослушных волос. — Что случилось?

— Не твое дело, — ледяным шепотом выдыхает Кшинская, а затем опаляет меня презрительным взглядом. В нем столько боли и неприкрытой ненависти, что становится жутко. — В следующий раз, когда тебе приспичит в больницу по своим личным вопросам, пожалуйста, делай это в нерабочее время. Поехали! Мне осточертело тебя ждать!

В такт ударяющим по лобовому каплям дождя барабаню пальцами по рулю, но трогаться с места не спешу, глазами пожирая мелкую, что следит за извилистыми ручейками на стекле и упорно молчит.

 Воздух в салоне накаляется с дикой скоростью, и я, если честно, не уверен отчего больше: работающего на всю мощность климат-контроля или напряжения, повисшего между мной и Риной.

 — Давай поговорим, — не выдерживаю первым.

Я хотел не так, не здесь, не с таким настроением, но если снова промолчу, то точно потеряю Кшинскую.

— О чём? — отзывается мелкая, пальцами скользя по стеклу за проворными каплями дождя.

— О нас.

— Нет никаких нас, Лерой, — печально улыбается краешком губ.

— Давай сделаем так, чтобы были, — пожимаю плечами. — Что нам мешает?

 Арина на мгновение отрывается от окна и бросает на меня удивлённый взгляд, словно я произнёс несусветную чушь.

— Арин, — хочу сказать, как много она для меня значит, но девчонка вновь разрывает зрительный контакт и,  обхватив лицо руками, начинает реветь.

Затыкаюсь, совершенно не понимая, что происходит, а затем в одно мгновение пересаживаюсь назад и притягиваю глупышку к себе: смотреть на её слёзы выше моих сил. Утыкаюсь носом в  макушку, вдыхая ставший таким родным аромат жасмина, приправленный свежестью дождя, и прижимаю всхлипывающее тело девчонки всё ближе. Так правильно! Именно так и должно быть!