Теневые владыки. Кто управляет миром - Миша Гленни

«Мне звонит какой-то агрессивный тип и спрашивает: «Какова цель этого денежного перевода?» Я говорю ему: это не ваше дело, это касается только меня и моего адвоката. Я был страшно изумлен: мне пришлось заполнить какую-то анкету, и только потом они перевели эти паршивые три штуки! Правда, «Ситибанк» – это американская компания.

Когда мне надо было отправить в банк в Эмиратах два перевода по 2 млн. евро, чтобы купить на них недвижимость вдоль Проспекта Шейха Зайида, мне позвонили из банка и сказали: «Сообщите, пожалуйста, каково происхождение этих денег?» Я им отвечаю: эти прибыли от моих табачных плантаций в Зимбабве! Они говорят «о’кей» и больше никаких вопросов не задают. Дело сделано! С чего им тут интересоваться, откуда я беру деньги? Будут задавать слишком много вопросов – ничего здесь не продадут!»

Когда здание или помещение официально оформлялось на владельца, тот благополучно отмывал деньги, которые затем можно было возвращать в легальную финансовую систему в любой точке мира.

Пусть Дубай и бездушен, но эта греза с величавым садом удовольствий для сверхбогачей всего мира по-своему честна.

Здесь правят только двое – доллар и Шейх Мо. Пусть Дубай далек от демократии и является крупнейшим центром отмывания денег на Ближнем Востоке, эта страна приняла свободную торговлю и глобализацию; это оплот стабильности в регионе, известном своим насилием; и это страна, которая создает свое богатство не на нефти, а заново открыв себя как новую движущую силу в арабском мире. Более того, пока Соединенные Штаты позволяют существовать офшорным банковским центрам, их можно обвинять в лицемерии. Для организованной преступности офшоры являются весьма важным инструментом, с помощью которого можно получать самые разнообразные дополнительные услуги: здесь и «удобные флаги», и подставные компании – ширмы для преступных занятий, и свобода от пристального взгляда налоговых органов. Единственная правдоподобная причина их роста и преуспевания – тот факт, что многие корпорации, действующие в легальном секторе экономики, используют их из точно таких же соображений (в особенности для уклонения от налогов). Правительство Соединенных Штатов могло бы в одночасье заставить их приподнять завесу банковской тайны, если бы пригрозило применить к офшорам те же самые санкции, которые распространяются на оншорные банки. «Это можно устроить без труда, – утверждает высокопоставленный сотрудник Совета Национальной Безопасности США, который в администрациях Клинтона и Буша участвовал в преследовании организованной преступности. – Приезжаете в Лихтенштейн – это одно из таких мест, – приставляете Лихтенштейну к голове пистолет и говорите: «Если вы не положите конец этой деятельности, мы нажмем на спуск». При Клинтоне я предлагал это сделать, но от моей идеи отказались». Без офшорных банков жонглировать своими капиталами и компаниями стало бы затруднительно не одним только мафиози. «Энрону» это тоже было бы куда труднее.

Проблема отмывания денег будет по-прежнему висеть над Дубаем, пока он стремится представить себя образцом прозрачности. Однако за свой успех городу предстоит заплатить еще более высокую цену – в человеческих судьбах. Между Дубаем и Шарджей с их дорожными пробками зажат Аджман – самый маленький из семи эмиратов. Он знаменит среди выходцев из других стран тем, что там находится единственный во всей стране магазин алкогольных напитков, где можно без лицензии купить спиртное, а также известен тем, что там любят устраивать лагеря для проживания дешевой рабочей силы: там вынуждены жить мигранты, которые возводят новый Дубай.

Сам по себе Аджман – невыразительный город, но когда вы едете туда, выбираясь из Дубая на восток, неизменные пробки внезапно исчезают. Вскоре исчезают вообще все транспортные средства – остается только моя машина. Это кажется сверхъестественным. Вдалеке стелются огромные и пустые дюны – основа волнообразного, но монотонного пустынного пейзажа. Уже темно, и в десяти метрах от дороги высятся обветшалые серые стены, окруженные песком, пылью и кустарником. Я вхожу в дворик перед бараком, где вижу несколько пластиковых стульев, на которых сидит группа мужчин – четырнадцать человек. Большинство выглядят недоедающими пожилыми людьми, однако самому старшему из них – тридцать пять. Они встречают меня поклонами, улыбками и тихими пересудами. Саудовская компания «Аль-Белади», которая нанимает этих людей для проведения эксплуатационных работ в строящихся зданиях, не выплачивает им зарплату уже четыре месяца. Пока компания платила, они получали по 160 долларов в месяц. Чтобы заработать эти деньги, они должны ежедневно выезжать из Аджмана на автобусе в 5.30 утра и в 7.30 приступать к работе в Джебель-Али, за шестьдесят километров отсюда. Там их ждут двенадцать часов каторжного труда под солнцем, которое большинство людей на улице способны выносить полчаса. Затем их отвозят обратно в Аджман, в их бараки, где они должны сами покупать продукты и готовить еду.

Условия здесь нечеловеческие. Примерно 60 человек вынуждены пользоваться одним-единственным вонючим туалетом, который уже на расстоянии пяти шагов обеспечит вам позыв к рвоте. Живут рабочие по восемь-пятнадцать человек в комнате: непальцы – в одной, бенгальцы – в другой; свои комнаты у пакистанцев и индийцев. Спят они на тонких матрасах, расстеленных на шатких железных койках или прямо на бетонном полу. Единственное дополнительное «удобство» – одноконфорочная газовая плита, на которой все эти люди вынуждены готовить себе пищу.

Разноголосым многоязыким хором они рассказывают о том, как два месяца назад бросили работу и пожаловались на свои злоключения недавно созданной дубайской Полиции занятости. Существование этой новой структуры указывает на то, что сотни тысяч иностранных рабочих начинают выказывать признаки беспокойства и идут даже на забастовки и акции протеста – например, перекрывают шоссе. Дубай не может допустить, чтобы его отождествляли с бунтующими рабочими и сильными профсоюзами. Однако эта армия рабочих-мигрантов начинает вставать на дыбы, сравнивая не имеющую границ роскошь того Дубая, который они строят, с нищим и грязным мирком, в котором они обитают. Их соотечественницы, работающие здесь домашней прислугой, наблюдают те же контрасты вплотную. В Эмиратах у этих женщин нет прав: их здесь не относят к работникам, а считают «членами семьи» нанимателя, вследствие чего приезжая прислуга терпит жестокие обиды. Но теперь, по крайней мере, в ОАЭ покончили с ввозом маленьких мальчиков, которые работают жокеями верблюдов, гонки на которых являются в стране одним из любимых видов спорта. Пока с этой практикой не было покончено, то и дело подавались отчеты о том, что мальчики становились жертвами дурного обращения, а также получали тяжелые повреждения, развлекая шейхов и их гостей. На самом дне этого мира находятся женщины, которых ввезли в Эмираты насильно. Здесь запрещена деятельность неправительственных организаций, которые защищали бы права этих женщин. Молдавское отделение организации «Ла Страда», помогающей похищенным женщинам, негодует по поводу Эмиратов.

«Была одна девушка, которой удалось один раз позвонить матери, – говорит Алина Бузечи. – Она живет взаперти в дубайской квартире. За ней постоянно наблюдают и никогда не выпускают на улицу. Она занимается только тем, что обслуживает клиентов – день за днем. От полиции в ОАЭ мы никакого ответа не получили. Если женщина туда попадает, положение обычно безнадежное».

До дубайских мечтателей постепенно доходит: они должны прилагать побольше сил к тому, чтобы не допустить в своем раю никаких волнений. Поэтому всем этим бесправным людям сейчас делаются некоторые уступки.

Полиция самым похвальным образом приказала саудовской компании «Аль-Белади» выплатить зарплату (хотя по ходу дела компания выплатила только задолженность). Кроме того, полиция распорядилась, чтобы бараки рабочих обеспечивались водой. «Примерно через две недели они установили здесь эту емкость, – объясняет мне Ибрагим, наливая из бака воды. – Попробуйте!» – «Фу-у! Она же соленая!» – я сплевываю воду. «Да, – говорит он. – Это наше новое водоснабжение».

Хом Бахадур Тапа печально наблюдает за тем, как я давлюсь соленой водой. У него тонкие, приятные черты лица, характерные для непальцев, чья внешность является своего рода мостом между индийцами и китайцами. Это один из тех 175 млн. человек, которые, начиная с конца 80-х годов, стали покидать свои дома – обычно чтобы спастись от нищеты, предлагая свой труд на продажу более динамичным экономикам. Кроме того, он был жертвой лживого «змееголового» – так называют тех, кто нелегально переправляет рабочих-мигрантов. «Я заплатил 100 тысяч рупий [2500 долларов], чтобы попасть сюда из Катманду, – это были все деньги нашей семьи, и мне еще пришлось немного одолжить. Мои жена и ребенок остались дома и надеются на меня. Жена сейчас болеет, а от меня они ничего не получают. Я хочу лишь получить деньги, которые они мне должны, чтобы вернуться в Катманду!»