Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - Виктор Смирнов

После того Иосиф написал сочинение на ересь: «Новгородских еретиков, глаголющих, яко не подобает осужати ни еретика, ниже отступника. Зде же имать сказание от божественных писаний, яко подобает еретика и отступника не токмо осужати, но и проклинати, царем же и князем и судьям подобает сих и в заточение посылати и казням лютым предавати». Это сочинение впоследствии вошло в «Просветитель» как Тринадцатое его слово.

Из одного оглавления Слова видно, что Иосиф приписывает самим еретикам происхождение мнения о пощаде еретиков. Они после всех своих злых поступков, пишет Иосиф, убоявшись православных, стали распространять мнения о том, что не подобает осуждать еретика, и мнение свое подтверждали текстом евангельским: «не осуждайте, да не осуждени будете» и словами святого Иоанна Златоуста о том, что еретиков нельзя убивать.

На свидетельство евангельского текста Иосиф не отвечает прямо, а предлагает тому, кто бы хотел уразуметь это слово Спасителя, обратиться к Тридцать девятому слову «добрейшого и высочайшего препод. отца нашего Никона», который «в своей велицей книге собрал о том свидетельства из писати разных св. отцов». Учение же Иоанна Златоуста Иосиф разбирает в подробности и выводит из него заключение в свою пользу. Вот вкратце то, что он выводит из учения Златоуста: если еретик и неверный никому не приносит вреда, изучая себе втихомолку повести из какого-нибудь травника, то пастыри и учители должны с ним поступать со смирением и кротостию. Если же еретики захотят погубить стадо Христово и начнут распространять свое учение, то не только следует ненавидеть их, но осуждать, проклинать и наносить им раны: рука, наносящая язву еретику, тем самым освящается.

Воспользовавшись наперед теми местами из Златоуста, где этот пастырь воинствующей церкви выказывает ревность о Боге, советуя вооружаться на хулителей имени Христова, Иосиф наконец разбирает и то место, на которое ссылались его противники.

Златоуст сказал: «недостоит нам убивати еретикы». Иосиф объясняет это место таким образом: главная мысль заключается в слове нам, т. е. епископам, священникам и инокам не должно этого делать самим. Если бы Златоуст говорил тут же о царях и судиях земских, то он не сказал бы «нам».

Затем Иосиф переходит к изложению обязанностей царей, князей и судей земских, которым святые апостолы и преподобные отцы повелели карать злодеев. Те, которые учили не щадить еретиков, говорили против вмешательства духовных лиц в гражданский суд. Иосиф ополчается против такого мнения и примерами св. мужей доказывает, что духовным лицам следует осуждать еретиков и по осуждении отдавать их на казнь гражданской власти. И если духовные не должны убивать еретиков руками, то вместо того могут убивать их одним словом своим, подобно тому, как апостол Петр словом поразил Ананию, как Лев епископ Катанский сказал слово — и сгорел огнем Лиодор.

Это последнее положение Иосифа вызвало насмешку Вассиана в полемическом Послании к Иосифу: «а ты бы архимандрита Кассьяна своею мантиею связал и держал бы его в пламени, а мы бы тебя приняли вышедшего из пламени, как одного из трех отроков». Но доводы Иосифа и приведенные им примеры благочестивых царей греческих подействовали на того, кто по матери был прямой потомок последних царей Византии — Василий Иванович понял Иосифа и вместе с тем и те царские обязанности, о которых ему писал Иосиф. Последний же знал, какую силу имел великий князь Василий у отца, уже ослабевшего телом и духом.

Состоялся наконец Собор, созванный в Москве в декабре 1504 года. На соборе присутствовали Симон митрополит и епископы под председательством самого Василия Ивановича.

Но на Соборе не было того, кто первый открыл ересь и по чьему настоятельному требованию был созван первый собор на еретиков при митрополите Зосиме, в 1490 году. Геннадий в то время был лишен своего престола и как бы в заключении пребывал в Чудове, где был когда-то архимандритом. В Петрово говенье в июле того же самого года Геннадий был во второй раз вызван в Москву и там лишен архиепископства за то, что будто бы нарушил постановление прошлогоднего собора (где, однако, он сам был деятельным лицом), будто бы взял мзду, по совету любимца своего дьяка Гостенкова. По крайней мере, летописец так объясняет причину сведения Геннадия. (Архиепископ Филарет видит в этом обвинении дело врагов Геннадия.)

Обыскали еретиков, осудили знатных и москвичей, и новгородцев, переселившихся в Москву еще во время митрополита Геронтия. Но какую же было изобрести казнь на хулителей имени Божьего? Надо было изобрести примерную и ужасную кару. В памяти многих была казнь Матиаса ляха, толмача латинского и князя Лукомского, сожженных в 1493 году на Москве-реке, в клетке, за посягательство на жизнь самодержца. Свершить такую же казнь с врагами Божьими казалось всего приличнее. Дьяка Волка Курицына, Ивана Максимова и какого-то Митю Пустоселова сожгли в клетках. Некраса Рукавова, по отрезании языка, отослали в Новгород и там сожгли вместе с архимандритом Касьяном, братом Касьяна Ивашкою Самочерным, и многими другими.

Остальных еретиков, по всей вероятности таких, которых нельзя было обвинить в иконоборстве и хулении святыни, разослали по монастырям. В числе последних был и еретик Семен Кленов, которого вместе с его еретическими книгами послали в монастырь Иосифа.

Это последнее распоряжение исходило от воли великого князя-отца. И вот ему-то, Ивану Васильевичу, написал Иосиф, лишь только привезли к нему Кленова, Послание.

Послание это написано просто и невитиевато. Оно не растянуто и не снабжено примерами из истории церкви и текстами из святых отцов. Иосиф упрекает великого князя за то, что он прислал в монастырь к нему «еретика Семена Кленова и его речи еретические написаны, что он мудрствовал» — говорит, что и вообще не должно еретиков рассылать по обителям и тем делать пользу мирянам и гибель инокам. На всех соборах еретиков по проклятии ссылали в заточение. Кто же из них хочет принести покаяние, тот может это сделать и в темнице. В конце Иосиф прибавляет, что нельзя верить покаянию нынешних еретиков, которые не приносили его до тех пор, пока их не устрашили казни.

Вскоре появилось новое Послание от заволжских старцев, в котором доказывалось, что не следует разыскивать и истязать еретиков в том случае, если они держат ересь в тайне, не распространяя и не обнаруживая ее ничем. В этом же Послании доказывалось и то, что еретика и отступника, если таковой принесет покаяние, следует впускать в церковь и даже допускать к причащению Божественных тайн. Тут же опровергалось мнение Иосифа о беспощадной строгости к еретикам. Это «любопрепирательное послание», как его называет Иосиф, не дошло до нас. Свидетельства о его содержании имеем в ответном Послании к старцам, которое носит название — Послания к старцам о повиновении соборному определению.

В нем Иосиф доказывает старцам: что они пишут не от Божественного Писания; что еретиков следует разыскивать (inquirere); выпытывать от них признания в ереси, в случае же надобности прибегать к благоразумной хитрости. В пример последнего он приводит Флавиана, патриарха Антиохийскаго, который «своим богопремудростным художством и богонаученым коварством» открыл и посрамил мессалианскую ересь. Позвал к себе он ересеначальника, именем Адельфия, посадил его возле себя и сталь просить от него духовной помощи и совета. Адельфий, беседуя с Флавианом, «потонку исповедал» свою ересь.

Доказав необходимость розыска, Иосиф вооружается против мнения о допущении еретиков в церковь и к причастию: «что есте писали к нам о том, что писано в толковании, еже от Иоанна, Святого Евангелия, зачало 45: еретик убо, егда исповесть ересь ту, абие дают ему общение святых тайн». Иосиф приводит и сам другое свидетельство (из Иоанна Лествичника) о том, что еретиков можно допускать к причащению Святых Таин после принесенного ими покаяния, — но еретиков, а не отступников. Тут Иосиф объясняет разницу между еретиком, верующим во Христа и случайно зараженным некоторою ересью, и отступником, рожденным в православной вере и отступившем от нее в зрелом возрасте. Если же отступник принесет покаяние, то ему следует, по Василию Великому, всю жизнь плакать и не причащаться Святых Таин, а по Григорию Нисскому, он должен молиться особо, не вместе с верными; причаститься же Святых Таин он может только в предсмертной болезни, когда нет надежды на выздоровление. Естественно, что тут Иосифу было необходимо убедить своих читателей в том, что новгородские еретики — не только еретики, но и отступники. И вот он переходит к рассказу о появлении и распространении ереси жидовствующих сперва в Новгороде, а потом в Москве. Сначала рассказ тот же, что и в «сказании о новоявльшейся ереси», только гораздо сжатее. Потом к нему прибавлены сведения о том, что случилось после первого собора о еретиках: как Геннадий дал им ослабу, как они разнесли свое учение по городам и селам; как старанием Федора Курицына и брата его Волка в помощь еретикам новогородским был поставлен в архимандриты Юрьева монастыря еретик Кассьян; как стали еретики собираться около этого Кассьяна и брата его Самочерного и как вновь стали они чинить скверные дела и возобновили ругательства над крестом и иконами. При этом Иосиф обвиняет еретиков в том самом, в чем Философ обвинял Владимиру Святому мусульман, в «Повести временных лет».