Оглянись на пороге - Георгий Ланской

Раздавленная Вера тихонько отошла от дверей, села на стул и мрачно уставилась в стену, на которой висела аляповатая стенгазета. На ней гротескно намалеванный хулиган тянулся грязными ручонками к яблоку, за которым пряталось маленькое синее чудовище.

Есть такие вирусы — вирусы-вредилусы.

Попадут ребенку в рот,

Заболит от них живот.

Вот какие вирусы, вирусы-вредилусы! —

прочитала девочка.

Судя по извазюканным пальцам несчастного ребенка, никакая профилактика ему уже не помогла бы, разве что ампутация по самый локоть и замачивание в хлорке. Вирусы с плаката издевательски хохотали, и у Веры вдруг потекли слезы.

«Попадут ребенку в рот, заболит от них живот…» А если не живот, а голова?

Ей показалось, что синие чудовища с плаката пробрались в ее мозг через грязные пальцы, и она даже торопливо вытерла руки о куртку, сознавая, что если это так, то все уже произошло. Так что поздно, тетка, пить боржоми, если печень отвалилась…

Она не сказала матери, что подслушала разговор, и целых два дня послушно пила реланиум, пребывая в тоске и депрессии, а потом, неожиданно рассердившись, выкинула таблетки с глаз долой. Новая Вера, которой она почувствовала себя после этого поступка, в лекарствах не нуждалась и в своей психической нестабильности находила даже некую прелесть — все же не как все вокруг!

В школе дела так и не наладились. Более того, одноклассники, не забывшие ее истерики, теперь в лицо называли девочку чокнутой и предпочитали обходить стороной.

Она сдала последние экзамены и пришла на выпускной обновленной, неся свою непохожесть на других как знамя. Ребята этого почему-то не оценили. Обиженные Карнаухов и Пайсова, объединившиеся в своем презрении, оттеснили Веру в сторону и тихо сообщили:

— Лучше тебе нам на глаза не попадаться, психопатка. Надеюсь, ты все поняла?

Вера, захлебываясь слезами, сбежала с бала домой, проревела несколько дней, а потом еще долго строила планы мести, отвергая их один за другим.

Потом она уехала прочь, подальше от родного города, в Свердловск, поступать, но, припомнив слова врача-иуды, направила свои столпы не на актерский факультет, а в прибежище акул пера, к которым испытывала особую слабость. Вере хотелось писать: много, смело, разоблачая всех подряд.

Вернувшись через четыре года, она узнала, что Карнаухов и Пайсова поженились, но счастья так и не вкусили в полной мере, вскоре разбившись в автокатастрофе. Узнав о трагедии, Вера испытала странное удовлетворение.

Сама вышла замуж очень поздно, за местного художника, вложив в его карьеру немало журналистского азарта, восхваляя неуемный талант. И карьера вроде бы пошла в гору, пробуксовывая на ржавых шестеренках. Но славы журналистки и супруги местного художника Вере, отметившей сорокалетие, было мало. Теперь она нуждалась в любви, красивой, как в романах, реальной или придуманной, что, в принципе, было одним и тем же.

Красавец певец, в любовь которого она сама поверила, ее отверг: грубо, цинично и бесцеремонно. Этого ей хватило, чтобы возненавидеть его раз и навсегда.

Месть, которую она собиралась плести, как паучиха свое смертельное кружево, все не выходила, казалась мелкой, глупой и бессмысленной. Вера пила кофе кружку за кружкой, мрачно глядела в стенку, отвергая план за планом.

Разумеется, она могла написать разгромную статью. О, как могла! Ее уничижительные рецензии читали взахлеб, присылали гневные или восторженные письма, которые одинаково грели ей душу, заряжая небывалой энергией. Бывало, Вера специально выходила на интернет-форумы, распаляла себя ссорами, чтобы потом вознестись в вихре виртуального гнева на небывалую вышину и оттуда, зарядившись темной энергией, броситься писать статью. Такие материалы получались лучше всего. Столько в них было задорной злости, что потом она сама перечитывала и восхищалась собственным могуществом.

Проблем, по которым писать статью было нецелесообразно, было две.

Во-первых, она недавно писала отзыв, причем восторженный, не скупясь в восхвалениях. Напиши журналистка сейчас, что «Вервольфы» — группа отстойная, не умеющая ни играть, ни петь, ее бы засмеяли. А этого не хотелось. Да и редактор, который в последнее время на Веру смотрел косо, скорее всего не поставил бы статью в номер. Сколько можно об одних и тех же писать, да еще за здорово живешь?

Во-вторых, Дима, черт бы его побрал, был абсолютно прав. Даже самая черная статья не повлияла бы ни на его концерты, ни на карьеру. Вера знала, что он поет в кабаках попсу, но как она могла лишить его этого заработка? Правильный ответ вертелся на языке.

Никак.

Можно было выйти на местные интернет-форумы, найти поклонников группы и вылить свою желчь туда, но скорее всего мачо и сотоварищи в перепалках не стали бы участвовать, а может, и вообще не увидели бы ее стараний. Так что никакого результата, кроме сотрясания воздуха, это бы не вызвало. Да и кто читал эти форумы? Полтора человека?

Она нерешительно посмотрела на телефон, потом придвинула справочник и, полистав страницы, выдохнула, набрав номер.

— Надежда, здравствуйте, — проворковала женщина, повернувшись к зеркальной дверце платяного шкафа и посылая самой себе чарующую улыбку. — Это Вера.

— Здравствуйте, — осторожно ответила собеседница после короткой паузы, а потом, видимо сообразив, с кем имеет дело, довольно холодно поинтересовалась: — Чем обязана?

— Знаете, просто хотела позвонить, поинтересоваться, как у вас дела, — ответила Вера и принужденно рассмеялась.

— Вашими молитвами, — ответила собеседница. Журналистка несколько растерялась, а потом ринулась в атаку.

— Наденька, правда, что сегодня у вас в клубе выступают некие «Вервольфы»?

— А что?

— Ничего. Просто я бы на вашем месте им отказала.

— Это почему же?

«Читала или нет?», — подумала Вера про свою статью и доверительно сообщила:

— Знаете, поговаривают, что они наркоманы и на своих концертах творят бог знает что. Эти молодые группы на все готовы ради славы. Эти, по слухам, вытворяют нечто в духе «Короля и шута»… то есть «Ленинграда»… Ну, знаете, мат, а то и похлеще. Мне говорили, что их солист мочится прямо со сцены. Представляете, какой разразится скандал?

— Вам-то что за дело? — неожиданно грубо ответила собеседница в трубке, да так, что Вере показалось, что ухо и часть щеки покрылась инеем. Она уже машинально приготовилась ответить грубостью, но потом быстро шлепнула себя по губам кончиками пальцев, как в детстве за плохие слова, то и дело слетавшие с уст, и улыбнулась одними губами, растягивая их как резиновые.