Когда риск - это жизнь! - Карло Маури

Утром проснулись с таким ощущением, будто во рту эскадрон переночевал. Завтракали улитками, которых насобирали накануне вечером. Плохо сваренные улитки были скользкими и жесткими, однако мы их безропотно поедали, доказывая тем самым, что вполне можем числиться железными людьми.

Наконец мы выходим. Нас трое. На ногах подбитые гвоздями ботинки. Мы шагаем друг за другом по тропе, которая ведет к Кампанилетто. «Гринья» на диалекте Лекко означает «улыбка». Вот и получается, что Кампанилетто, как и Ланча, Фунго, Аго, Сигаро и множество других заостренных выступов, сотнями торчащих на склонах большой горы, — действительно гигантские зубы, обнажившиеся при «улыбке» Гриньи.

Вдоль тропы видны укрепленные там и здесь прямо на скалах мемориальные доски с именами молодых смельчаков, погибших здесь в поисках альпийской звезды — эдельвейса или чего-то еще. Мне начинает казаться, что впереди нас ожидает встреча с чем-то гигантским, неодолимым, смертельно опасным. Даже слышится голос, предупреждающий: не ходи, не надо, сегодня не твой день, вернись, отложи… По-видимому, смерти (на всякий случай я подержался за металлическую пряжку рюкзака) предшествуют какие-то предупреждающие знаки, предчувствия. Она, по-моему, не может явиться просто так, второпях и неожиданно. В минуты, когда я думаю об этом, меня охватывает тошнотворный животный страх и на тело наваливается непонятная усталость. Становится трудно провести границу между страхом и осторожностью.

Спрашиваю у товарищей, как они. Дуилио отвечает: «Порядок». Джованни молчит. Наверное, как и меня, его мучает страх.

Забрезжил рассвет, солнца еще не видно. Где-то прокуковала кукушка: ку-ку, ку-ку, ку-ку… Ее крик, словно радостное приветствие, нарушил ночную тишину. С тех пор, идя на восхождение, я вслушиваюсь в каждый звук, в каждый шорох и счастлив, если меня приветствует пение кукушки — доброе напутствие.

На сухих известняковых скалах незаметно черной влаги, выступающей обычно при низком атмосферном давлении. Воздух чист и прозрачен, видимость превосходная, вплоть до далеких Апеннин по ту сторону Паданской низменности. На северо-востоке стоят Альпы с массивом Монте-Роза и Червино; чуть ниже озеро Лекко. Сегодня вода его, к счастью, лазурного цвета, как и полагается в радостные праздничные дни, а не серая, буднично-унылая. Поэтому день обещает удачу. К тому же я в прекрасной форме. Чего же бояться? И все-таки я предпочел бы сегодня вместо ясной, безмятежной погоды бурю покрепче: тогда пришлось бы отказаться от первого в жизни восхождения, но не по моей вине, а в сипу чрезвычайных обстоятельств…

— Эй, друзья, глядите, какие красивые желтые цветы там, на скалах! Как они называются?

— Кончай ты со своей романтикой, — ответили мне. — Цветочки, лепесточки… Не кисейная барышня!

Тогда я понял, что некоторые чувства лучше держать при себе. Делаю рывок и, заняв место во главе группы, вдруг обнаруживаю, что душа успокаивается, а сам я представляюсь себе более сильным и значительным. Ответственность за поиск наиболее логичного маршрута возводит меня в ранг «проводника» и не дает вниманию ослабнуть. Шагая сзади или в середине группы, рядовым альпинистом, я то и дело отвлекался, не умел сконцентрироваться, а все из-за слабоволия, которое разрастается пышным цветом, если не ты ведешь

группу и инициатива принадлежит не тебе.

Понадобилось спуститься по заснеженному склону. Снег был жестким, смерзшимся, а ледоруба мы с собой не взяли. После первых же шагов по склону ноги мои сами собой скользят, я падаю, и меня несет прямо к воронке щели глубиной в добрую сотню метров. Чем попало, в том числе ногтями, отчаянно цепляюсь за снег. Ногти ломаются, но я не замечаю боли: от шока, вызванного неожиданным падением, внезапно выключились все прочие чувства. Тем не менее мне удается сохранить хладнокровие и осознать, что я инстинктивно контролирую падение: носками толстых ботинок стараюсь сориентировать свое скольжение на скалистый выступ перед самым обрывом. Попадаю ногами точно на него, останавливаюсь в нескольких сантиметра от пропасти. Инцидент, надо сказать, меня ничуть не обескуражил. Напротив, как бы не сознавая грозившей мне опасности, я возбужден и счастлив, что хорошо отделался. Теперь я по праву могу гордиться этим событием, которое делает меня равным с теми, кого принимают в ГЧТ.

Несмотря на кровоточащие пальцы с обломанными ногтями, присоединяюсь к друзьям, и вместе мы доходим до базы Кампанилетто, откуда идем в связке: первым — Джованни, затем — Дуилио, последним — я. Не имея специальной обуви для скалолазания, карабкаемся босиком, «на ногтях», как тогда говорили.

Джованни — единственный из нас, кто умеет пользоваться веревкой, и он преподает эту науку нам: связка должна двигаться в строгом порядке; маневр совершает кто-нибудь один, остальные ждут, закрепившись в страховочной позиции, иначе, сорвавшись, нетрудно увлечь за собой остальных.

Идеальное число участников связки — два-три человека, связанных между собой веревкой с интервалом, достаточным для поочередного преодоления 15–20 метров маршрута. Каждый альпинист в связке обязан быть предельно собранным, внимательно следить за действиями товарища, преодолевающего трудный участок, и быть готовым в любую секунду прийти ему на помощь. Образно говоря, связка — это узы солидарности.

Ушел Джованни, за ним двинулся Дуилио, настала моя очередь. Вплоть до этого момента я с тревогой следил за продвижением друзей и не знал, сумею ли я так же пройти свой участок. Когда же настала моя очередь, страх куда-то улетучился, поскольку во время подъема поиск зацепов для рук и опорных точек для ног становится главным и не оставляет разуму места для иных забот. Странная, дотоле не изведанная радость охватила меня. Показалось даже, будто я пишу сочинение на тему «Как победить земное притяжение».

Техника лазания диктуется не только инстинктом — это целая система мышления, особая культура, приобретаемая в процессе подъема и приучающая человека побеждать головокружение, страх, усталость. Когда за спиной пустота, а тело подвешено на веревке над пропастью, ты приучаешься побеждать земное притяжение благодаря досконально продуманной координации движений, делающихся от раза к разу все более и более естественными.

При подъеме я перерождаюсь. Выясняется, что я обладаю способностями, о которых и не подозревал. Вдруг отчетливо сознаю себя новым человеком.

В городах невозможно познакомиться с природой, со всеми ее опасными и спасительными сторонами. В городе человек ведет организованную жизнь, он защищен и не зависит ни от хорошей, ни от плохой погоды. Дождь ли на улице, ветер ли — всегда есть где укрыться, даже на коротких городских отрезках пути. А если человек устал, испытывает жажду или голод, в городе всегда можно отдохнуть и подкрепиться. Горожанин никогда не бывает одинок. На крайний случай имеется телефон. Городской комфорт достиг такого уровня, что природа со всеми ее хорошими и плохими сторонами оказалась попросту отодвинутой в сторону. Но именно этот дефицит природы все больше подталкивает горожан хотя бы немного обновиться, подышать чистым воздухом, услышать глубокую тишину, почувствовать на себе воздействие солнца, ветра и снега и того грандиозного одиночества, которое очищает душу, вымывая из нее напряженность и лихорадочность привычной городской жизни.