Император Всероссийский Александр III Александрович - Кирилл Соловьев

При монархическом строе семейные дела имеют немалое государственное значение. Беспорядок в царском доме может иметь тяжелые последствия для всей страны. Драма в семье Александра II стала важной составляющей кризиса, который тогда переживала Россия. 22 мая 1880 г. скончалась давно болевшая императрица Мария Александровна. Ее нашли в постели мертвой. Кончина матери произвела тяжелое впечатление на нежно любившего ее цесаревича. «Папа мы очень любили и уважали, но он по роду своих занятий и заваленный работой не мог нами столько заниматься как милая, дорогая мама… Всем, всем я обязан мама – и моим характером, и тем, что есть! Никогда и никто не имел на меня влияния, кроме двух дорогих существ: Мама и Никсы (старшего брата Николая Александровича. – К. С.)», – писал жене Александр Александрович.

Уже 6 июля 1880 г. Александр II обвенчался с Екатериной Долгоруковой. К этому моменту прошло лишь сорок дней после кончины императрицы. Когда государь объявил детям о предстоящем браке, первым взял слово цесаревич. Он сказал, что готов безусловно уважать отцовскую волю. В глазах Александра II стояли слезы.

Княжну Екатерину Михайловну Долгорукову, которая была младше царя на тридцать лет, связывали давние, длившиеся почти четверть века отношения с императором. У них были дети. Еще при жизни императрицы Александр II перевез свою возлюбленную в Зимний дворец. Все это отягощало страдания тяжело больной Марии Александровны. Поведение же императора вызывало резкое неприятие наследника, всецело сочувствовавшего матери.

Теперь же, в июле 1880 г., княжна Долгорукова стала светлейшей княгиней Юрьевской. Ей оставалось лишь мечтать о коронации, когда бы новую супругу царя, наконец, провозгласили императрицей. Вокруг молодой жены императора формировалась целая «партия». Среди ее членов был и великий князь Константин Николаевич, который всячески демонстрировал расположение к светлейшей княгине: целовал ее руки, ласкал ее детей. К этой «партии» стал примыкать и Лорис-Меликов, чувствуя большое влияние жены Александра II. Е. М. Юрьевская вела себя подчас вызывающе и бесцеремонно. В императорском дворце в Ливадии она заняла покои недавно умершей императрицы, что поразило до глубины души решившего навестить отца цесаревича. В своем дневнике он записал: «Отправились в Ливадию в дом папа, где были встречены в комнатах мама княжной Долгоруковой с детьми! Просто не верится глазам, и не знаешь, где находишься, в особенности в этой дорогой по воспоминаниям Ливадии! Где на каждом шагу вспоминаешь о дорогой душке мама! Положительно мысли путались, и находились мы с Минни совершенно во сне». Цесаревич был предельно сдержан, старался многое «не замечать». В свою очередь, княгиня Юрьевская всячески подчеркивала свое положение новым родственникам – великим князьям. Порой она вмешивалась и в государственные дела. В то же время Александр II все меньше интересовался ими, отдавшись счастью семейной жизни и доверившись своим ближайшим сотрудникам.

Вид Аничкова дворца и Невского проспекта зимой. Художник В. С. Садовников.

Судя по всему, накануне 1881 г. отношения в августейшем семействе существенно обострились. Видимо, Александр II был склонен пойти на коронацию жены, что вызвало резкое неприятие наследника. Согласно широко распространенным в обществе слухам, он будто бы заявил отцу, что в случае коронации уедет с женой и детьми в Данию. В ответ на это император обещал провозгласить наследником престола Георгия, своего старшего сына от княгини Юрьевской.

Дворцовая площадь в Санкт-Петербурге.

Примерно в то же самое время Лорис-Меликов вновь обратил императора к мысли, раскритикованной наследником еще год назад, в начале 1880 г. Министром внутренних дел был подготовлен проект реформы Государственного совета, который должен был пополниться выборными представителями земств и городов. Высшее законосовещательное собрание должно было стать представительным учреждением. Некоторым казалось, что это могло стать первым и, возможно, решающим шагом к конституционному устройству. Неслучайно за этим проектом в литературе закрепилось название, в сущности, неверно характеризующее его содержание: «конституция Лорис-Меликова». Собственно, так понимал ситуацию и сам император. По словам великого князя Владимира Александровича, 1 марта 1881 г. он сказал сыновьям об этом документе: «Я согласился [на него], хотя не могу скрыть от себя, что мы идем по пути к конституции».

В тот день Александр II одобрил соответствующий журнал комиссии Лорис-Меликова. На 4 марта было назначено заседание Совета министров, который, скорее всего, солидаризировался бы с позицией царя и «диктатора». Однако точки над «i» суждено было расставить не императору, а террористам. 1 марта император Александр II был смертельно ранен на набережной Екатерининского канала.

Начало царствования

Бывают дни, о которых говорят годами. Порой в считанные часы решается судьба десятилетий. Так было тогда, в марте – апреле 1881 г. То были новые «мартовские иды» (15 марта 44 г. до н. э. был убит древнеримский полководец, диктатор Гай Юлий Цезарь), по меткому определению П. А. Валуева. Никто не знал, что последует за ними. Валуев полагал, что молодой император уже в первые дни своего царствования должен был задуматься о завещании на случай вполне вероятного несчастья. Надо было глядеть в глаза опасности, которая, казалось, поджидала верховную власть на любом перекрестке.

Необходимость новых преобразований после трагической смерти Александра II была очевидной. Однако не было вполне ясно, в каких именно переменах нуждалась империя. В динамично менявшейся России политическая система в целом сохранялась прежней. Она с неизбежностью противоречила новым, прежде неведомым условиям жизни. Например, многие земские деятели и некоторые либеральные сановники в правительстве рассчитывали на расширение полномочий органов местного самоуправления, на «достройку земского здания» снизу и сверху. Фундаментом здания должно было стать волостное земство, способное обустроить крестьянскую жизнь, а увенчать здание надлежало всероссийскому земскому собранию, то есть общенациональному представительному учреждению.

В то же самое время консервативно настроенные чиновники смотрели на независимое земство как на постоянный источник конфликтов и считали необходимым ограничить его полномочия. Столь же неудобным представлялся им и независимый суд, действовавший согласно Уставам 1864 г. Практика показывала, что он мало годился для того, чтобы карать антиправительственные выступления. Самый яркий пример тому – процесс 1878 г. над В. И. Засулич, покушавшейся на жизнь столичного градоначальника Ф. Ф. Трепова за то, что он в нарушение закона подверг телесному наказанию политического заключенного. Присяжные вопреки очевидным уликам ее оправдали.

Вплоть до 1881 г. фактически не была завершена крестьянская реформа, начавшаяся за двадцать лет до того. Часть крестьян до сих пор еще не перешли на выкуп своих наделов. Положение осложнялось финансовым кризисом второй половины 1870-х гг., нехваткой денег в казне, дипломатическими неудачами. Наконец, террористические акты, завершившиеся гибелью царя, заставляли предполагать, что за ними стояло масштабное движение, реальную силу которого сложно было понять из чиновничьих канцелярий.

Убийство императора Александра II 1 марта 1881 г.

Таким образом, в русском обществе ощущался кризис, который можно было объяснять по-разному. Для одних его причина – незавершенность реформ, отсутствие важнейшей из них – политической. Другие видели причину в поспешности преобразований, которые проводились без учета российских реалий. Казалось, что и выхода было два: либо завершить цикл Великих реформ, преобразовав государственный строй и ограничив власть монарха, либо постараться приноровить все новое к традиционным устоям жизни России. Первый путь ассоциировался с бывшим «диктатором сердца» М. Т. Лорис-Меликовым, второй – с обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым.

Похороны императора Александра II.

Лорис-Меликов, не оставлявший мысли о реформе Государственного совета, о превращении его в представительное учреждение, опасался «тлетворного влияния» Победоносцева. Победоносцев же остерегался «фокусника» Лориса. Он не видел достаточной воли у молодого императора, чтобы устоять под давлением министра внутренних дел. Ему царя было «жаль, как бедного, больного, ошеломленного ребенка». Победоносцев убеждался, что никто не решался вступить в борьбу с казавшимися ему опасными конституционными замыслами. «Власть изветрилась, измочалилась; все стали не мужчины, “а сердцем хладные скопцы”».