Меланиппа-философ - Иннокентий Анненский

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Геллен.

Отец, к тебе державный прорицатель,Кронида сын увенчанный идет!Эол выступает навстречу отцу.

О, радуйся, мой сын и царь Магнесский!

Ты радуйся, державный мой отец!В тебе залог блаженства Эолидов,И сладостно глядеть мне на тебя.

Рабы сажают Геллена. Один из рабов начинает медленно махать над ним веткой, отгоняя мух.

Но вестника послушаем: гаданийЯ знаменья хочу сообразить,Его рассказ нам может пригодиться.

Недаром же в нем сердце смущено.

Минута общего, несколько смущенного молчания.

Так говори ж, возница, без опаски.

Давай-то бог. Но слушай, царь. Ты помнишь,Что приказал крылатых кобылицКлянусь, таких Магнесия уж многоНе знала лет — стреножить и на луг,Копытами их целый год не мятый,Пустить, Эол… Стреножив кобылиц,В беседу мы с табунщиком вступили…Но, как на грех, — ты помнишь ту — у нейНад правым глазом звездочка, — не виделЯ более шкодливой, — путы прочь…И что уж там завидела… Но мимоПодруг и вон из стада… Там АлфейПоток бежит — шагов, пожалуй, будетДве тысячи — за нею мы гнались.Холодная вода потока, верно,Крылатую сманила… На нееНакинул я узду и потихонькуС укорами шкодливую назадВ табун повел. Идем мы перелеском:Путь выбирал короче я, и вотТы знаешь луг, весь желтый от цветов,Где пастухи твоих коров и телокСвирелью, царь, с зари и до зари,А может, и пастушек забавляют…Их утомил, не знаю, солнца свет,Любовь иль труд, но спящими нашли мыБездельников… А в засенке[9]… О, нет…Бессмертные!.. Нет… нет, такого диваНи мой отец, ни дед, ни прадед, верно,Не видывал, — увидит ли и внук?..Корову мы увидели, по видуУж не вчера телилась… рядом с нейПорядочный мычал нетерпеливоИ землю рыл раздвоенным копытомБычок… а мать, ты не поверишь, царь,Двух мальчиков — я об заклад побьюсь,Что были то особенные дети,Ты не найдешь таких красивых здесьИ рослых, царь, — двух мальчиков кормила.И долго мы стояли… Не моглиМы губ разжать от изумленья, дажеКак будто бы и ноги отнялись,С испуга, царь, что этот вид чудесныйОбозначать нам должен. ПастуховТолчками мы тут подняли, но толкуВ породе той кто и искать бы мог,Которая иль спит, или играетНа дудочке? И спор тогда пошелМеж нами, что за дети. Не корова льИх принесла? Чего ведь не бывает…Иль демоном положены на луг…Ну видано ль, чтобы, свое рожденьеОт вымени сурово оттолкнув,Плод женщины кормить корова стала!Кричали мы немало. НичегоИз нашего не вышло крика только,И решено…Нет! раньше… погоди…Когда детей, иль бесенят, — уж, право,Не знаю, как созданья те назвать,Корова-мать, так скажем, откормила,Здоровы же сосать они… На лугСклонившихся она тихонько стала,Как маленьких теленочков, лизать…Тут подошли другие телки… СледомБык подошел, но молча, и никтоДиковинных детишек тех не трогал.Обиженный один не замолкал,Пока травой он сердца не натешил…Давно бы так… И было решеноМеж нами тех гостей сюда доставить:Что ты велишь, то с ними мы, Эол,И сделаем… Но было нелегкоИх унести… Мычаньем недовольнымВсе стадо нас почти что до воротТвоих, Эол, от речки провожало.По глупому совету моемуТак и другой тебе, владыка, скажет,Недоброе то знаменье… СкорейУбрать бы их… А впрочем, как прикажешь.

В середине рассказа конюха два другие приносят корзинку со спящими детьми. Движение в толпе гостей и рабов и в Хоре. Меланиппа сначала стоит молча, скрестив руки. Только бледность проступает сквозь румяна. Она будто спала с лица, но владеет собою вполне. Сухие губы строго сжаты. Наконец, при виде слишком назойливых и любопытных гостей и рабов, она дает еле заметный знак глазами Старой кормилице, которая успокоительно кивает ей головой и, отстраняя толпу, становится на страже около детей. Геллен все время сидел неподвижно, будто спал… Не поднимая головы, он говорит, наконец, точно в дремоте.

О, боги!.. О, гадания! О, сынЭол, Эол! Иль цепь твоих несчастийНе оборвали боги?.. Ты, пятно,С кого же ты растешь?.. О, демон злобный!

Общее смущение.

О, тяжкий бред… Осмелюсь ли я, царь…Ты, кажется, устал, и это солнце…

Кто говорит?.. Что солнце?.. Это ты?Ты, дочери Хирона чадо, Арна?

Да, я помочь хотела бы тебе,Державный дед… Боюсь я, что недужныйТвой бред отца счастливого смутитИ праздник наш расстроить может, Геллен…

Боитесь вы для праздника моихТяжелых слов… Что ж делать?! Я не бредил.Я — в ужасе… Ты понимаешь, царь?

Садится опять. Раб, точно автомат, снова машет над ним зеленой веткой.

Перед твоей священною, родитель,Я волею склоняюсь. Мудрых устВещания твоих — моя святыня.И если новую беду сегодня мнеВ нить тонкую и черную моейВсучить должна седая парка жизни,Я не уйду от ней… Но, может быть,Позволишь ты, чтобы с возницей этимИ чудом я покончил раньше, царь?

Геллен молчит.

Коль слов моих ты не одобришь, можемМы подождать решением… МолчишьТы, царь-отец? Согласием молчаньеПозволь считать твое…

Геллен молчит.

Рассказ твой, конюх,Действительно, особенный — его,Однако, я назвать покуда страшнымНе вижу оснований. Вы детейИль демонов, но вид детей принявших,Туда ж теперь могли бы отнести,Откуда их вы взяли. Если точноИх положил туда на благо намБессмертный бог — он их спасет, конечно,И мы греха на душу не возьмем,Что знаменье сгубили торопливо…А если то была игра бесов,Нам дикие помогут ночью звери…При алтарях нет места палачу,И жертвы бог… сомнительной не любит.

Конюх скрывается в толпе. Нянька торопливо берет корзину. Служанки ей помогают.

Сомнительной?!. Останови рабынь:Богами, сын, молю и заклинаю.

По знаку Эола корзину снова ставят на место.

Остатки сил берег я, мой Эол,Чтобы тебя увидеть и зареюПолюбоваться славы Эолидов,Что некогда мне обещал Кронид…Но лучше бы… О, лучше б этот сводСлабеющим глазам моим не видеть…Я три раза гадал и три разаРабам свой нож я отдавал печальноИ заливал зловещий огнь алтарный;Я три раза глядел, как до зариВели быка на жертву… Все три разаПонурый шел и не мычал, едваОн тучные передвигая ноги.И три раза все те же знаки — мнеНе обманул очей и призрак счастья…От желчи был раздут пузырь быка,И черною обильно заливал онНа алтаре передо мной, Эол,Ножом жреца раскрытую утробу.Я вижу лавр Аплуна[10] на тебе,Но светлого обеты олимпийцаНе отвратят над головой твоеюНависшую беду… Ты бойся, сын,Гадателей, читающих по звездам,И мудрых дев, и свитков бойся, царь,Украшенных вещаньями Орфея…Отцовского предания держисьИ мудрости, от нас ушедшей в землю,Лишь белым, царь, пелазгам откровенной.В Феспрот иди! Очищен не совсемОт крови ты здесь пролитой, а раньшеОт нечисти домашней, да скорейОсвободись и сжечь вели явленных.

Во время этой речи надвигались тучи. Но грозы нет. В конце речи слышатся какие-то странные звуки, точно подземный ропот. Потом треск, крики. Общее смятение. Эол стоит молча, поникнув головой. Меланиппа в ужасе расширенными глазами смотрит на Геллена. Кормилица испуганно пригнулась к земле, все еще инстинктивно закрывая корзину. Многие из толпы молитвенно пали ниц. Другие простирают к небу руки. Волна землетрясения затихает.