Дьявольские близнецы - Елена Хисамова

    Павел стоял в окружении бывших одноклассников, которые наперебой трещали о своих успехах и достижениях последних лет. Лёля Куницына, гордость школы и золотая медалистка, удивившая всех, что вместо учёбы в университете предпочла стать матерью и домохозяйкой, показывала фотографии очаровательного беззубого малыша – первенца, и при этом с мечтательной улыбкой поглаживала огромный живот. Валерка, как всегда паясничал и всех рассмешил, когда с не наигранным удивлением, увидев её огромное пузо, воскликнул: «Ого, Лёлька! Да ты, как крейсер, бороздишь пространство». Павел расслабился, и на время волнение за жену отпустило. Он забылся, улыбался не дежурно, а искренне хохотал и шутил вместе с друзьями.

     Внезапно Валерка запнулся на очередной хохме, которую с упоением начал было рассказывать. Приятель замер с полуоткрытым от изумления ртом. Затем оно сменилось на восхищение, и парень протяжно присвистнул. Все дружно обернулись в сторону, куда пялился Валерка. По коридору по направлению к ним шла молодая женщина. Стройная и длинноногая брюнетка, с роскошной гривой длинных волос. Её большая, явно ничем не скованная грудь тяжело колыхалась под шёлковой светлой блузкой. Ткань кофты была тонка, что позволяло острым бугоркам сосков, дразня и возбуждая мужчин, проявляться за ней. Компания замерла в молчании.

Вдруг благовоспитанная Лёля неожиданно для всех прошептала: «Тьфу, шалава! Принесла её нелёгкая!»

      Девушка подошла ближе, и Павел, наконец, понял, что это она – Маша. Из симпатичной девочки выросла сногсшибательная красавица. Сердце бешено застучало, и его пробил пот. Лицо загорелось нездоровым румянцем. Пашка вспомнил: точно так же он чувствовал себя во время танца на том злосчастном Дне рождения. Маша остановилась напротив него и, не обращая ни на кого внимания, красивым глубоким контральто без тени улыбки произнесла:

 – Здравствуй, Паша! Я так рада видеть тебя!

Пашке хотелось исчезнуть, развернуться и бежать пока не поздно от её будораживших воображение сочных губ, блеснувшей за ними полосы жемчужин идеальных зубов. От дрожащих от волнения ресниц и оленьей влажности тёмных глаз. Однако он стоял столбом, не знал, куда деть глаза, и невольно перевёл взгляд на глубокий вырез её блузки. На шее девушки блестела тоненькая золотая цепочка необыкновенного плетения, а подвешенный на ней кулон скрывался в глубокой складке между грудями. Пашка вдруг отчетливо представил, как он проводит языком по этой сладкой ложбинке, по плоскому тугому животу и ниже, до самых потаённых глубин.

Он криво улыбнулся и прервал неловкую паузу:

– Здравствуй, Маша! Я тоже рад повидаться с тобой! Ты прекрасно выглядишь, как это ни банально звучит.

– Твои слова – бальзам на израненную душу!

Девушка натянуто рассмеялась, и Пашке показалось, что она на грани того, чтобы заплакать.

– Я думала, мы никогда с тобой не встретимся. Пашенька, давай уйдём отсюда? Прямо сейчас! Прошу тебя! Это очень важно, можно сказать вопрос жизни и смерти!

Она нежно провела кончиками пальцев по его руке, и её глаза ещё сильнее заблестели от близких слёз.

Лёля охнула и негромко, но зло проговорила:

– Сама на шею вешается! Он же женатый, у него Света на сносях! Ну, и блядь ты, Машка!

Ещё в школе поговаривали, что ты не святоша, с парнями путаешься! А сейчас, видно, совсем совесть потеряла!

     Мужская половина компании хранила молчаливый нейтралитет, хотя Пашка нутром чувствовал, что у всех присутствующих мужиков свербило в штанах от исходившей от Маши сексуальности.

–  Маш, а до конца мероприятия с разговором подождать нельзя? – ободряюще улыбнулся ей Павел. – Мы столько не общались с ребятами! Новостей у всех полно… И с Игреком повидаться хочется.

    Игреком они беззлобно прозвали математика, своего классного руководителя. Хотя учитель больше походил на знак бесконечности, поставленный на попа – нескладный, сутулый, с огромным пивным животом. Но внешность иногда бывает обманчива. Математик был отличным учителем, справедливым и непредвзятым, искренне любившим детей и уважавшим личность каждого, независимо от возраста и успеваемости. К тому же заядлым туристом и прекрасным организатором. Они с ним всё Подмосковье объездили, во всех городских музеях на экскурсиях побывали. Прозвище прилипло к нему случайно. Однажды Димка Савкин, неисправимый двоечник и балбес, минут пятнадцать у доски маялся. Математик раз десять терпеливо спросил его: «Так как же мы будем искать игрек, Дима?» Тот чесал в затылке, из-за спины учителя жестами показывал, что ему хана, если никто не поможет. Класс сидел тихо, наученный, что за подсказку можно легко схлопотать пару. В конце концов, Димка в сердцах воскликнул: «Да не сделал я, Игрек Иваныч, домашку! Ставьте два, чего там!» Класс согнулся от хохота. Игорь Иванович, так звали математика, смеялся вместе со всеми. Димка в тот раз мимо пары пролетел, пожалел его классный. А прозвище осталось…

      Слезинка скатилась по щеке девушки. У Павла ёкнуло сердце от жалости и ещё какого-то невнятного, горячечного, мигом охватившего его чувства. Он взял её под руку и увлёк за собой, в сторону от друзей. 

– Маш! – он нежно сжал её холодные пальцы. – Обещаю тебе, мы обязательно поговорим. Давай в пол одиннадцатого у выхода встретимся. Ты только не плачь, ладно?

– Не обманешь? – она измученно смотрела на него, а слезы одна за другой оставляли прозрачные дорожки на прекрасном лице. – Один раз обманул уже, сказал, что придёшь, а сам забыл. Поклянись.

– Ну, что ты, как маленькая! – Павлу нестерпимо захотелось обнять её, но вокруг было слишком много любопытных глаз. – Хорошо, клянусь. Теперь ты успокоишься?

Маша судорожно, словно обиженный ребёнок вздохнула, сладко улыбнулась и прошептала:

–  Ты не пожалеешь, Пашенька.

Развернулась, гордо вскинула голову и с вызовом продефилировала мимо его друзей, наблюдавших за ними.

Пашка, ощущая неловкость, подошёл к приятелям, и пылавшая праведным гневом Лёля не миндальничая, в лоб выдала тираду:

 – Все вы мужики – кобели!  

Глава 4. Не бедная Маша

     Машенька Кашина, как ей казалось, родилась со знанием, что красива. В её младенчестве и раннем детстве посторонние люди не могли пройти равнодушно мимо очаровательной малышки. С возрастом красота девочки становилась всё совершеннее. Мальчики забрасывали Машеньку подарками, записками с признаниями в вечной любви и преданности и наперебой приглашали на свидания. Сколько носов и глаз пострадало в баталиях за благосклонность Машеньки – не сосчитать. Девочки, хоть и хороводились вокруг красотки, сами тихо ненавидели, завидовали и исподтишка норовили подстроить какую-нибудь пакость. Родители Маши постоянно мотались по командировкам, не только в страны социалистического лагеря, но и в капиталистические государства. Маша иногда месяцами не видела мать с отцом. Конечно, она скучала, как все дети, но рядом с ней всегда была её любимая бабушка, мамина мама. Она была для девочки и советчиком, и наставником, и лучшей подружкой, которой не страшно доверить самые сокровенные тайны. Родители привозили дочери из заграничных поездок кучи модной одежды, школьных принадлежностей и всевозможных девчачьих безделушек. Машу одевали, как принцессу, что вызывало неприязнь у всех её подруг. Надо сказать, девочка она была не жадная и с удовольствием раздавала яркие заколки и резинки, карандаши и ластики, делилась невиданными шоколадками и жвачкой с подружками. Те притворно благодарили, подарки принимали, но от этого ещё сильнее злились на Машину удачливость и щедрость.