Великий посев - Владимир Михановский

– Хочу пить.

Вместо ответа Курбан молча достал флягу, отвинтил крышку, перевернул сосуд и потряс им: ни капли не упало на нагретый песок. После этого он отбросил флягу в сторону. Хорошая вещь, хивинской работы, с узорной росписью. Но фляга, увы, больше не понадобится. С глухим звуком сосуд шлепнулся в песок, полузарывшись в него.

Без капли влаги в пустыне недолго протянешь. Мальчик блеснул глазами, но ничего не сказал, и они двинулись дальше.

Незаметно подкрался полдень, и каждый отвесный луч жалил, словно ядовитая гюрза.

Последний час Атагельды шел как будто в забытьи. В этом богом проклятом месте не было ни травинки, только солнце и песок, песок и солнце. Почему человек живет до обидного мало? Почему он вообще должен умереть?!

Увязая по колено в песке, мальчик догнал деда, шедшего немного впереди.

– Дедушка, а человек может быть бессмертным? – негромко спросил он, взяв Курбана за руку.

Кузнец, казалось, не удивился вопросу. Он пытливо посмотрел на Атагельды и, немного подумав, сказал:

– Человек может быть бессмертным. Я, во всяком случае, не вижу в этом ничего необычного.

– Почему же люди умирают?

– На то много причин. Например…

– Не нужно примеров! – живо перебил мальчик. – Ты лучше скажи, как стать бессмертным!

– Клянусь аллахом, хороший вопрос. – Улыбка пробежала по лицу старика. – Эх, учиться бы тебе, малыш! Да что теперь говорить…

– Ты не ответил, – напомнил Атагельды.

– Есть священные книги, в которых рассказывается о богах. Было это в древней стране, омываемой полуденным морем. Боги были прекрасны и могучи, и жили они вечно.

– Так то боги, – разочарованно протянул мальчик, – а я спрашиваю о людях.

– Не торопись, – произнес Курбан. – Дело, видишь ли, в том, что эти боги, согласно старинным легендам, по сути дела, ничем не отличались от людей. Ну, конечно, покрасивее, посильнее, а в остальном – те же люди. Но вот питались они по-особому, употребляли в пищу амброзию. Думаю, в этой пище и заключена тайна бессмертия.

– Наверно, амброзия – это просто ключевая вода, – вздохнул Атагельды.

Неожиданно старик пошатнулся и тяжело опустился на песок. Когда мальчик приподнял его голову, глаза Курбана были закрыты. Грудь вздымалась медленно, еле заметно. Атагельды опустился перед ним на колени, едва не вскрикнув от боли: _впечатление было такое, словно он стал на раскаленную сковородку.

– Дедушка, – тихонько позвал он, взяв Курбана за руку. Тяжелая рука, выскользнув, упала на песок.

Атагельды в отчаянии поднял глаза к небу, и оно показалось ему таким же шершавым и пересохшим от жажды, как его язык и небо, алчущие хотя бы глотка воды.

Мальчик нагреб кучу песка, положил деда повыше. Тот что-то пробормотал, не открывая глаз.

– Что? – переспросил Атагельды.

– Напейся… Напейся… – разобрал он только одно слово.

– Ты о чем, дедушка? – спросил мальчик, но Курбан молчал.

Тогда Атагельды решил докопаться до воды. Он принялся яростно копать песок. Тот утекал словно жидкость, сыпался сквозь пальцы, но это не останавливало мальчика. Он рыл и рыл, несмотря на то, что струйки песка стекали обратно в ямку. Но говорят же люди, что, если землю копать глубоко, обязательно доберешься до воды.

Вода, однако, не показывалась, даже песок не становился влажным. И проклятая жара нисколько не спадала. Пожалуй, было даже жарче, чем в дедовой кузнице, когда там вовсю пылал горн. Песок набился под ногти, было больно, но он продолжал копать.

За упорство Атагельды был вознагражден. Через какое-то время песок пусть не стал влажным, но по крайней мере холодным. Ата набрал горсть его, с трудом вылез из углубления, подошел к Курбану и приложил к его лбу прохладный песок. Дед на несколько мгновений приоткрыл глаза, в которых мальчику почудилось осмысленное выражение, и снова закрыл их. Спекшиеся губы шевельнулись.

– Напейся… – снова услышал Атагельды.

– Я хотел вырыть колодец, – медленно, по слогам произнес Атагельды, приблизившись к уху Курбана, – но ничего не получилось. Водоносный слой, наверно, залегает слишком глубоко. Даже до влажного песка я не добрался, а только до холодного.

– Ножик… возьми в моей котомке ножик… – прохрипел через силу Курбан.

– Нож? – переспросил мальчик. Ему показалось, что он ослышался. – Зачем он мне?

– Пока я жив… надрежь мне вену… и напейся крови, – докончил старик.

– Не говори чепухи.

– Слушай меня. И сделай, как я говорю. Мне все равно не жить, с моим-то сердцем. А ты молодой, ты должен жить. Когда напьешься, возьми мою котомку. И еще… в кармане… золотой. И иди на северо-восток. Строго на северо-восток. Я, понимаешь, сбился. Потерял направление.

– Знаю.

– Выйдешь к людям – они не дадут тебе пропасть. Только не говори никому, что ты внук врага эмира.

– Я спасу тебя. Старик покачал головой:

– Пустое. Лучше не теряй время, ведь с каждой минутой ты слабеешь.

Атагельды схватил деда под мышки и поволок его. Едкий пот заливал глаза. Уже через несколько шагов он выдохся.

– Знаешь, дед, ты полежи спокойно, а я пойду на разведку. Может, хоть тарбагана промыслю. Или, чем шайтан не шутит, воду найду!

Атагельды и сам не верил своим словам. Но речь деда, его страшное предложение привели его в такой ужас, от которого было только одно лекарстВо– движение, действие, любые усилия, пусть до крайнего изнеможения – тем лучше! Отчаянье придало ему силы.

– Вот-вот, и я говорю: иди на разведку. Да не торопись возвращаться, – согласился Курбан. – Я тебя подожду.

Атагельды с подозрением посмотрел на него, но лицо деда было спокойным.

Одолев крутой хребет сыпучего бархана, Атагельды остановился, вытер тыльной стороной ладони глаза, всмотрелся в даль. Снова мираж, будь он неладен.

В дрожащем мареве высилась небольшая рощица тонких, странных растений. Больше всего его поразили бледные, необычной формы листья, отчетливо видные. Но что ему до их формы, главное, что они отбрасывали тень. И потом, раз растения, там должна быть и какая-нибудь вода. Однако ни водоема, ни даже самого завалящего арыка Атагельды не разглядел, сколько ни всматривался. «До чего же убогий мираж явила мне в последний раз пустыня, – подумал он. – Видение, право, могло бы быть и побогаче». Может, он и не думал такими словами, но суть его размышлений была именно такова.

Он решил идти до тех пор, пока мираж рассеется, а там – будь что будет. Однако, странное дело, по мере продвижения мальчика видение не тускнело, не исчезало. Наоборот, становилось все более отчетливым.

Но понадобилось немало времени, прежде чем Атагельды убедился, что рощица существует на самом деле.

Удивительные растения! Прежде он никогда таких не видел. Самое высокое из них, стоящее в центре рощицы, было ему по плечо. Хотя ветра не было, все растения слабо покачивались, как будто связанные невидимой нитью. «Словно все они братья», – подумал Атагельды.