На старой лесной дороге - Константин Пастух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо было и согреться, и перекусить. И вот сижу я на сухом месте, потягиваю из железной кружки горячий чай. Передо мной — болотина с ручьём, в нём-то я и набрал воды в сапоги. За болотиной — сосновый бор, в котором по весне токуют глухари. Всё привычное, знакомое, всё радует глаз и душу греет. Сзади меня — густой молодой ельник, за ним поднимается незнакомая тайга, с которой мне предстоит сегодня познакомиться. Перевёрнутые сапоги сушатся на кольях у костра, там же, у костра, сохнут носки. Босые ноги поочерёдно протягиваю к огню, грею. Со мной молодой пёс, лайка по кличке Чалдон. Сижу, греюсь, блаженствую. Слышу, за спиной мой Чалдонка зашёлся в лае. Лает азартно, где-то рядом. Я подумал, облаивает белку, и особо не спешу к собаке, продолжаю чаёвничать. Слышу, кто-то на дереве скрекчет. Да никак глухарь! Вот это номер! Я тут костёр развожу, чаи распиваю, а он рядом сидит, и хоть бы ему хны. Слышать-то он меня слышал, но не видел. Густой ельничек между нами не позволял. Натягиваю ещё влажные, но приятно нагретые костром носки, толкаю в мокрые сапоги сухую траву, которую нарезал загодя себе под ноги, когда босиком сидел. Тихонько крадусь к собаке. Подхожу, вижу, Чалдонка лает на молодую ветвистую сосну. Глухарь всё так же недовольно переругивается с собакой. Старый ворчун небось. Чалдонка в то время охотником был совсем молодым и на глухаря лаял впервые. Надо добыть, чтобы собака не потеряла интереса к глухарю. Очень аккуратно подхожу ближе к сосне. Птицы не видно.
Между мной и сосной, на которой, судя по всему, сидит глухарь, стоит невысокая, в половину сосны, густая ель. Я прячусь за ней. Обшариваю взглядом сосну — то, что могу видеть. Глухаря не вижу. Но слышу — он рядом, скрипит, паршивец. Так продолжается довольно долго, наконец я решаюсь выглянуть из-за ели. Теперь сосну хорошо видно, но глухаря не вижу. Чалдонка, заметив хозяина, старается изо всех сил, уже на дыбы встаёт — всё равно не вижу. Какое-то наваждение. Я все глаза проглядел, вроде каждую веточку проверил — нет глухаря. Я уже ничего не понимаю. Но сильно опасаюсь, что неопытный пёс своим чрезмерным старанием в любую минуту может спугнуть птицу и та даст дёру. Надо что-то делать. И я опять, уже в который раз, самым внимательным образом осматриваю, обследую каждую ветку — ну нету никого и ничего! И ведь знаю, что в подобных случаях глазам верить нельзя. Бывает, приятель заберётся на кедр — и ты его потеряешь и не понимаешь, куда он делся, а тут птичка. Но мне, в конце концов, вся эта канитель надоедает, и я лучше ничего не смог придумать, как просто выйти из-за ели, явив себя во всей красе. У меня буквально с головы с громким пугающим шумом и треском срывается большая тяжёлая птица. Пропади ты пропадом!
Да это ещё что… Тут всё ожидаемо. А вот бывает, бредёшь по тайге, о чём-то хорошем размечтаешься, весь в думах — и вдруг неожиданно рядышком как рванёт! Прямо над головой, немного позади. Всегда, паршивец такой, пропустит, а потом уже сорвётся. Шум невероятный, крыльями ветки ломает, треск стоит — что тебе шумовая граната. И всегда неожиданно! Тут-то и проймёт тебя… И смех и грех. И употребишь непечатное, и тут же улыбнёшься! Что ни говори, а встреча с большой красивой птицей всегда приятна.
Я всё время искал глухаря выше. Я не предполагал, что он сидит в нижнем ярусе. Видать, тёртый калач, прятался за стволом и изредка высовывал голову, чтобы оценить происходящее и отчитать Чалдонку. Глухарь улетел вправо. Чалдонка рванул за ним. Я проследил за глухарём, и мне показалось, что он сел на лиственницу, притом сел недалеко. Я надеялся, что собака его найдёт. И в самом деле, Чалдонка опять залаял. Я поспешил к собаке, но не успел. Лай оборвался, и вскоре я увидел: мой пёс, довольный, бежит мне навстречу с чувством выполненного долга, о чём и говорит его весело виляющий закрученный кольцом хвост. Я вернулся к костру, допил чай, потушил костёр, собрал манатки и отправился вслед за глухарём. Почему-то был уверен, что найдём его. Рыскали по тайге мы долго, глухаря не нашли. Но зато нашли удивительные места. Раньше мне незнакомые. Я вообще люблю бродить в тайге по незнакомым местам. Много интересного встречаешь.
Мы вышли на вырубку, от которой оба пришли в полный восторг.
Меня она удивила своей необычной формой: выглядела чётким, сильно вытянутым узким прямоугольником. Абсолютно правильным, будто вырубку эту геодезисты намечали по своим астролябиям. А главное, она вся заросла кустами голубики, ветки которой были сплошь облеплены синей ягодой.
И смотрелось это чудо синей дорогой, прямой и ровной, среди осенней, ярко расцвеченной тайги. Чалдонка тоже нашёл здесь чем себя развлечь и порадовать. В самом начале вырубки он обнаружил огромную стаю косачей, которые, поднявшись, понеслись на другой её конец. Стая пронеслась надо мной с шумом и свистом. Я выстрелил вдогонку, но не попал.
Чалдонка понёсся за косачами, которые всё так же летели над вырубкой, пока не пропали из глаз. Я решил подождать собаку, а тем временем срывал с куста синие крупные ягоды и бросал в рот. Ягода была на вкус приятная, кисло-сладкая. Немного водянистая. Может, поэтому у нас она была не на первом месте. Больше уважали бруснику, чернику, клюкву. И, конечно, жимолость. Которую брали раньше других ягод.
Однако в тайге встреча с голубикой всегда приносит радость: и жажду хорошо утоляет, и глаз радует. Особенно когда с кустов облетит вся листва и останется одна синяя ягода! Красота необыкновенная!
Я всё стоял на вырубке, ждал четвероногого друга. В какой-то момент гляжу — несётся на меня та же тетеревиная стая. Всё так же летят над вырубкой. Видать, нашёл их мой пёсик. На этот раз тетерева меня облетели — загодя свернули вправо и пронеслись вне пределов выстрела. За ними, высунув язык, нёсся Чалдонка.
Вся эта история — перелёты стаи с одного конца вырубки на другой и с бегущим сзади с высунутым языком Чалдонкой — повторялась ещё несколько раз. Но в какой-то момент всё это птицам, видать, надоело и они улетели совсем. Было немного жаль, что я больше тетеревов не увижу. Я успел к ним привыкнуть. Когда Чалдонка после безуспешных поисков стаи вернулся, мы с ним двинулись вперёд по вырубке.
Через какое-то время заросли голубики сменились кустами жимолости. Эти были поскромнее, ютились с краешка вырубки по правой стороне. Да и ягодке её далеко до налитой сочной голубики. Отошла жимолость. Редкие плоды были неказистые, пожухлые. Местами на ветках висели уже подсохшие, какие- то неприглядные ошмётки недоеденных ягод. Михайло Потапыч изволили откушать и сделали это весьма
