Физиология наслаждений - Паоло Мантегацца

Оставляя совершенно в стороне ощущение боли, вовсе в настоящее время нас не касающееся, рассмотрим, каким образом один и тот же предмет может производить безразличное и приятное впечатление. В виду этого мы должны исследовать сам процесс наслаждения осязанием.

Ощущающий аппарат, состоящий из центрального аппарата и нервов периферии, расположенных по органам, способствующим их деятельности, вступил в свои функции и начал требовать себе удовлетворения. Правильное отправление функции сопряжено с удовольствием только тогда, когда ум сознающий не отвлечен от восприятия ощущений ни своим мышлением, ни другими ощущениями. Чем сильнее чувствуется необходимость в отправлении функции вообще и чем интенсивнее внимание умственных сил, тем ярче становится удовольствие. Это вполне можно проверить и чувством осязания. Младенец, еще не ведающий того мира, в котором он должен жить, уже чувствует сильную потребность ознакомиться со свойствами предметов, его окружающих, и потому всесильный инстинкт заставляет его прикасаться ко всем предметам, находящимся в пространстве, доступном для ручонок. Он то проводит по ним руками, то поднимает их или бросает оземь, то снова берет их, передавая их из одной руки в другую, – словом, производит все те странные телодвижения, которые называются несведущею толпою игрой малого ребенка. В упражнениях этих первых чувств осязания младенец находит громадное удовольствие, что доказывается светлым выражением его лица и смехом. Он действительно обладает в это время всеми элементами наслаждений: необходимостью упражнения, новизной ощущений и интенсивностью внимания. И он в это время наслаждается радостями, свойственными его возрасту и худо понимаемыми в более зрелые года. Но младенец ознакомился мало-помалу с предметами, его окружающими; они уже не могут доставлять ему прежних радостей, он более не нуждается в этих предметах, и они уже перестали привлекать к себе его внимание. Тогда он отыскивает себе новый источник удовольствий, пробуя над этими же самыми игрушками опыты своей двигательной силы. Разбивая или разрывая окружающие его предметы, он производит над обломками новые наблюдения и открывает себе таким образом новый источник радости. Но вот и обломки вещей изучены вполне, и младенец, поднимая ручонки с растопыренными пальчиками, ищет новую пищу своим ощущениям. Новые предметы для игры доставят ему тем более радости, чем менее они походят на прежние, и на них он еще раз возобновляет попытки своего всеистребляющего анализа. Но младенец становится ребенком, отроком и теряет прежний источник удовольствий, так как вокруг его всё изведано, и привычка сделала его невнимательным к ощущениям, доставившим ему такое богатство наслаждений в первые годы его жизни.

Ежели взрослому нет возможности при всей интенсивности внимания и всей силе фантазии, извлечь из кусков папки те наслаждения, которые он чувствовал ребенком при их истреблении, то, тем не менее, многие из удовольствий чувства осязания еще остаются ему доступными.

Тела вполне уже изведанные могут особенностью своего строения возбудить приятные ощущения в человеке, который, не будучи удручаем другими мыслями, обратит на них достаточное внимание. Так в минуту бездействия и покоя мы охотно занимаемся иногда проведением рукой по шелку или бархату, расчесыванием пальцами длинных прядей тонких волос или приминаем тонкий слой только что выпавшего снега. А между тем невнимательный или занятый иными мыслями человек способен пройти босиком по разостланной куньей шубе и не почувствовать при этом ни малейшего удовольствия. Но и обращая полнейшее внимание на осязаемое, не всегда удается вызвать в себе приятное ощущение. Чтобы насладиться всей нежностью этих ощущений, потребно тончайшее осязание, а оно выпадает на долю не всякого. Неизвестные нам причины, кроме того, сокращают время удовольствия при соприкосновении некоторых тел. Вовсе не надеясь открыть здесь неизведанные еще тайны ощущений, мы попробуем, однако, анализировать хотя бы поверхностно некоторые известные всем факты.

Тело, прикасающееся к нервам ощущения, не должно нарушать гармонии их строя, оно должно упражнять чувство, не утомляя его. Краткие интервалы отдыха при возможном разнообразии ощущений приносят иногда величайшее удовольствие чувству осязания. Удовольствия, добываемые таким образом, происходят не от простого упражнения естественной функции. Постараюсь разделить на группы удовольствия, доставляемые чувством осязания.

Есть особое наслаждение в поглаживании и потирании гладких и ровных тел, например, мрамора, металлов, талька, мыльного камня и т. п. Такое удовольствие длится, разумеется, одно мгновение и ограничивается местным ощущением; оно бывает тем живее, чем новее прикосновение и чем непривычнее к нему наша периферия. Так, прикосновение животом к мрамору ванны может доставлять иногда более удовольствия, чем прикосновение к нему рукой.

Удовольствие ощущается при соприкосновении с кожей тел, составленных из множества мягких упругих или гладких элементов. Осязание как-то странно изощряется в подобных случаях. Тончайшие нервные нити, приходя в соприкосновение с телом, которое упражняет их, не раздражая, порождают удовольствие. Это наслаждение может продолжаться долее первого и распространяется по нервам, производя содрогания и даже вздохи. Такое впечатление производят на наши нервы соприкосновение их с мехами, с тюками шелка, с прядями волос, со слоем свежего снега, хрустящего под ногами, с прижатыми к земле кристаллами снега.

Иногда, совершенно напротив, удовольствие возникает вследствие прикосновения к нам тел, слегка шероховатых, когда мы скользим ими по коже или растираем их между рук. Удовольствие подобного рода возникает в нас, когда мы проводим рукой по странице, исписанной и посыпанной песком, когда растираем среди пальцев сахар или песок, когда мнем на ладони хлебный мякиш и т. п. Удовольствие в этом случае происходит, кажется, от того, что раздражения воздействуют довольно сильно на некоторые нервные окончания, оставляя смежные с ними в покое; оно может продолжаться не долее нескольких мгновений.

Можно находить еще удовольствие в уминании мягких тел, которые, не приставая к коже, принимают в руках наших разнородные образы. Это приятное впечатление усложняется еще и чувством зрения, которое любит всматриваться в постоянное изменение форм окружающей нас материи. Такие же ощущения испытываем мы, когда мнем в руках хлебные шарики, воск, мел и тому подобные материалы. Уминая в тонком слое воды редниный мешок с мукой для приготовления клейстера, мы испытываем такого же рода удовольствие, а также при пожевывании резины промеж зубов. Но в этих последних случаях чувство осязания раздражается до степени, часто переходящей в болезненное состояние; руки не переставали бы переминать мякиш, и зубы не переставали бы жевать неподдающуюся резинку, пока разум или усталость мускулов не положат конец легкомысленной забаве. И эти удовольствия не распространяются далее занятой ими местности.

Мы тешимся иногда повертыванием в руках цилиндрических тел небольшого диаметра – например, карандашей. Чувство осязания тоже удовлетворяется, когда мы вертим под ладонью совершенное сферическое тело. И это удовольствие – тоже чисто местное, но может достигать значительного напряжения (интенсивности). Источник осязательных радостей представляет нам поигрывание с эластичными, легко сжимающимися телами, так же легко принимающими свой прежний вид и вызывающими тем новый толчок с нашей стороны. Такое же удовольствие производит в нас сгибание эластической пластинки и сжимание в обеих руках кожаного пузыря, наполненного воздухом.

Еще новое удовольствие осязанием производит взвешивание в руке малообъемного, но тяжелого тела (например, ружейной пули) или игра с пушечным ядром.

Глава II. Удовольствия, доставляемые общим чувством осязания. Удовольствия патологического свойства

Удовольствия, доставляемые человеку осязанием, распространенным по всей чувствительной поверхности его тела, отличаются друг от друга и сообразно потребностям, ими удовлетворяемым, и сообразно частям тела, служащим в каждом данном случае орудиями ощущения. Некоторые из них почти тождественны с удовольствиями специфического осязания, т. е. осязания рукой; другие же, напротив того, происходят в более глубоких частях организма и существенно отличаются между собой.

Изменения в температуре окружающего нас воздуха бывают источником бесконечных для нас наслаждений. Приятные ощущения подобного рода естественно делятся на два рода удовольствий: на ощущения, передающие тепло нашему телу, и на те, которые избавляют его от излишней теплоты. Находясь в слишком разгоряченной воздушной среде и не имея притом возможности освободиться ни от избытка теплоты, в нас самих постоянно зарождающегося, ни от жара, гнетущего нас извне, мы чувствуем непреодолимое желание освежиться, с жадностью отыскиваем предметы, способные избавить нас от излишнего тепла. Удовлетворение этой способности возбуждает в нас различные наслаждения, смотря по тому, чем освобождаем мы себя от гнетущей нас теплоты: доступом ли к нам холодного воздуха, жидкостью ли, водой (в большинстве случаев) или прикосновением к какому-либо плотному холодному телу. Чтобы оставаться приятным, охлаждение, разумеется, не должно длиться долее потребности. Подобного рода удовольствия возбуждают в нас дуновение вечернего ветра в конце томительно-жаркого дня, обмахивание разгоряченного лица веером, приближение к окну душной комнаты или выход из спертой атмосферы зала, наполненного людьми, на свежий воздух. Колебание около нас воздуха может, впрочем, доставлять удовольствие и помимо степени окружающей нас температуры; так и ветер, щекоча подкожные нервы, приятно упражняет их. Это, впрочем, дело личного вкуса и особенностей сложения каждого человека. Иной не выходит из дома во время ветра, чтобы не возвращаться усталым и не в духе; другой, напротив того наслаждается прогулкой в ветреную погоду и любит стоять неподвижно на палубе корабля, когда ветер надувает паруса и нос корабль по пространству. Я старался изучить впечатление от ветра на человека, прогуливаясь вдоль берега озера, слегка взволнованного бурей, то подставляя свою особу напору ветра, то укрываясь под защиту огромного и крепкого зонта. При подобной прогулке чувствуется двоякое удовольствие: одно состоит в противодействии силе ветра и, следовательно, в преодолении препятствия, другое, в приятности чувствовать, как чуждая нам безвредная стихия грозит оторвать нас от земли и унести в пространство, а затем она же ластится к нам, проникая в нервы кожи через ткань одежды. К подобному же роду наслаждения принадлежит и удовольствие стоять на площадке локомотива с лицом, обращенным в ту сторону, куда стремится поезд.