Очерки, статьи - Эрнест Хемингуэй

Его плащ взметнулся в воздухе перед быком и легким грациозным взмахом вернулся в прежнее положение, когда животное пробежало под ним. Затем он решил повторить тот же взмах — классический прием, называемый «Вероника» — но под конец бык достал его. Вместо того чтобы остановиться, зверюга сразу атаковала матадора. Бык подцепил Олмоса рогом и подбросил высоко в воздух. Он тяжело упал на землю прямо перед быком, и тот снова и снова бодал его рогами. Олмос лежал на песке, прижав руки к голове. Один из его помощников отчаянно пытался набросить свой плащ на морду быка. Животное на мгновение подняло голову и атаковало того человека — и достало. Всего один ужасный бросок. Затем он развернулся и помчался за человеком, стоявшим позади него — и погнал его к барьеру. Мужчина бежал изо всех сил, но как только он ухватился рукой за забор, чтобы перепрыгнуть, бык догнал его и поддел рогом так, что он влетел в толпу. Затем он бросился к упавшему человеку, которого сбил до этого. Он с трудом пытался встать на ноги, — совсем один на арене, — и тут быка схватил за хвост Альгабено. Он держал его так долго, что я решил: один из них разорвется пополам. Раненый тем временем поднялся и покинул арену.

Бык развернулся с ловкостью кошки и атаковал Альгабено, тот встретил его своим плащом. Один, два, три раза он провел бесподобный, легкий взмах, — идеальный, грациозный, мастерский, ловко разворачиваясь на пятках, сбивая быка с толку. Он полностью владел ситуацией. Такого еще никогда не видели ни на одном мировом чемпионате по корриде.

У матадоров нет заместителей. Майера не мог выйти. Из-за запястья он не сможет держать шпагу еще несколько недель. Олмоса бык серьезно ранил, пронзив рогами. И теперь это был бык Альгабено. Как и остальные пять.

Он справился со всеми. Уложил всех. Его плащ взмывал в воздух легко, изящно, уверенно. Он прекрасно справлялся с мулетой. И убивал — уверенно и насмерть. Убил пятерых быков, одного за другим, и с каждым вопрос о смерти нужно было решать индивидуально. Он не колебался под конец. Все было просто: либо он выдержит, либо бык его достанет. А быки все были замечательные.

— Какой прекрасный юноша, — заметила миссис, — ему ведь всего двадцать.

— Хотел бы я познакомиться с ним, — сказал я.

— Когда-нибудь, быть может, и познакомимся, — ответила она. Затем подумала немного и добавила: — Возможно, к тому времени он будет избалован.

Они зарабатывают по двадцать тысяч в год.

Это было всего три месяца назад. Теперь, среди работы в конторе, кажется, что это было в прошлом веке. Между палящим солнцем Памплоны, под которым люди мчатся по улицам впереди быков по утрам, и утренней поездкой на работу на шотландской машине — пропасть. На самом деле до Испании по воде всего четырнадцать дней пути, и нет никакой нужды в роскошном замке. Всегда есть та комната на улице Calle de Eslava, 5, и сын, который должен начинать заниматься очень рано, если хочет поддержать репутацию своей семьи как матадор.

Заметки о будущей войне: письмо на злобу дня

«Эсквайр»

сентябрь 1935

Ни в этом августе, ни в этом сентябре; у вас есть год, чтобы покончить с тем, что вы любите. Ни в следующем августе, ни в следующем сентябре; это рано; пока они еще в состоянии оставаться на высоте, благодаря всем этим военным фабрикам, расположенным в округе; поэтому никто не начнет войны до тех пор, пока деньги можно будет делать и без нее. Так что этим летом вы можете рыбачить, осенью — охотиться, или просто продолжать то, что делали всегда — приходить вечерами домой, спать с женой, смотреть бейсбол, держать пари, выпивать, когда очень хочется и наслаждаться другими свободами, дарованными любому, у кого в кармане имеется доллар или десять центов. Но через год или через год после их войны. Что же будет с вами после этого?

Итак, сначала вы, возможно, заработаете много денег. Хотя есть большой риск, что как раз вы не заработаете ничего, потому что все достанется правительству. По последним расчетам, именно деньги стоят того, чтобы начать войну. Если вы несете службу, вас обязательно втянут в эту огромную бесполезную работу и с этого момента вы превратитесь в раба.

Случись всеобщая европейская война, и мы обязательно ввяжемся в нее, если пропаганда (представьте, как будет использовано для этого радио), жадность и желание улучшить здоровье ослабленного государства смогут заставить нас пойти на это. Все попытки, предпринимающиеся сегодня для того чтобы лишить людей их мнения через выборных представителей и продвинуть последних к государственному аппарату, еще больше приближают нас к войне.

Это исключает любое возможное препятствие. Никогда ни один человек, ни даже группа людей, которые не могут или не хотят воевать, не должны иметь власти, позволяющей им втянуть эту или любую другую страну в войну, и совсем не важно при этом, как долго они шли к этой власти.

Первой панацеей для плохо управляемой нации может стать инфляция, второй — война. Обе приносят недолгий успех, обе несут долговременное разрушение. Но обе являются убежищем политических и экономических авантюристов.

У нас не было друзей среди европейских стран, не появилось ни одного со времен последней войны, и никакая другая страна не борется за них хуже, чем мы. И опять же, ни в коем случае эта страна не должна быть втянута в европейскую войну из-за ошибочного идеализма, через пропаганду, или из-за желания наказать наших кредиторов, или из-за чьего-то стремления через войну создать из печально известного, плохо управляемого предприятия действующее государство.

А сейчас позвольте изучить действующую систему и понять, есть ли у нас шанс избежать войны.

Больше ни одна нация не выплачивает свои долги. Не осталось и тени притворства в честности между самими нациями или в отношениях нации к человеку. Финляндия пока еще выплачивает нам долг, но это уже новая страна, и она будет учиться лучше. Ведь мы когда-то тоже были новой страной и тоже учились лучше. Теперь, когда страна не выплачивает долгов, нельзя верить ни единому ее слову. Поэтому мы можем легко отбросить все международные соглашения или заявления любых стран, которые на самом деле совершенно не соответствуют их ближайшим и насквозь циничным национальным целям.

Пару лет назад, поздним летом, Италия и Франция мобилизовались вдоль своих границ: последняя боролась с Италией, страстно желающей экспансии в Северной Африке. Любые упоминания об этой мобилизации были вырезаны из теле- и радиотелеграмм. Журналистам, упомянувшим об этом в печати, пригрозили увольнением. Теперь это разногласие улажено после того, как Муссолини перенес свои амбиции на Восточную Африку и, очевидно, заключил с французами сделку о том, что оставит свои североафриканские планы в обмен на разрешение Франции начать войну на территории свободного независимого государства под протекцией члена Лиги Наций.

Италия — это страна патриотов: как бы ни были плохи дела в доме, в бизнесе, как ни сильна бы была тирания или высоки налоги, Муссолини стоит только побренчать шашкой против чужой страны, чтобы заставить своих патриотов забыть обо всех домашних неурядицах, и они яростно вцепятся в глотку врага. По такому же правилу, на заре своего правления, когда личная популярность Муссолини падала, а оппозиция крепла с каждым днем, была предпринята неудачная попытка покушения, после которой публика, обезумевшая от истеричной любви к своему едва выжившему лидеру, была готова пойти на все и патриотически голосовала за принятие репрессивных мер против оппозиции.

Муссолини играет на этой достойной восхищения патриотической истерии, как скрипач на своем инструменте, однако когда Франция и Югославия были потенциальными врагами, он не сумел сыграть Паганини, потому что хотел не войны, а всего лишь угрозы. Он еще помнил битву при Капоретто, где было убито и ранено 320 тысяч человек, из которых 254 тысячи пропали без вести, кроме того, сегодня он уже муштрует новое поколение молодой Италии, которое свято верит в непобедимую военную мощь страны.

Сейчас он хочет развязать войну в феодальной стране, чьи солдаты воюют босиком, в пустыне и на уровне средневековья; он собирается использовать самолеты против людей, у которых нет ничего, и пулеметы, огнеметы, газ и всю современную артиллерию против луков и стрел, копий и местной кавалерии, вооруженной карабинами. Однако сцена для победы Италии уже готова, потому что только победа поможет удержать мысли народа подальше от дома на долгое время. Просчет лишь в том, что у Абиссинии имеется маленькое ядро обученных, хорошо вооруженных войск.

Франция рада видеть, как воюет Муссолини. Во-первых, любой, кто воюет, может быть сильно побит; Африканское Капоретто Италии, ее второе великое поражение в Адуа, под натиском тех самых эфиопцев, когда четырнадцать тысяч итальянских отрядов было убито или ранено силой, которую Муссолини теперь исчисляет сотней тысяч эфиопцев. Само собой, это не совсем честно просить войско в четырнадцать тысяч отрядов бороться с войском в сто тысяч, но и сама суть войны вовсе не в том, чтобы посылать свои четырнадцать тысяч против силы в сто тысяч. На самом деле итальянцы потеряли более чем 4500 отрядов, тогда как у противника ранено и убито было всего 2000. Тысяча шестьсот итальянцев попали в плен. Абиссиния же потеряла 3000 человек.