Тропинка к солнцу - Бьюла Астор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По кикбоксингу? Родная, там все не так, не по-настоящему. Ты это понимаешь, правда?
Женщина вздохнула. Экономка у них была несколько безалаберна и плохо понимала, какие передачи не стоит смотреть маленькой девочке, но она была слишком далеко, чтобы давать указания. Поэтому принялась терпеливо объяснять, пока не убедилась, что Эмбер относится к крови и крикам на экране, как к хорошо поставленной погоне в детективе. В конце концов, вспомнив, во что ей обойдется эта беседа, Милейн попрощалась и положила трубку, услышав предварительно искреннее:
— Я тебя люблю.
После разговора с Эмбер дом показался еще более пустым, чем раньше. Милейн вышла на крыльцо. Она получила работу поближе к Эмбер, и это многое упрощало, но в Сакраменто у нее по крайней мере были подруги. Она могла выговориться, и их утешения облегчали ей жизнь.
Тот, кто задумал построить здесь больницу, наверняка имел в виду серьезные травмы и оказание скорой помощи. Милейн же, пролежав почти всю ночь без сна, пришла к выводу, что в основном ей придется иметь дело с несварениями желудка и простудами. Она думала, что дирекция пойдет ей навстречу и купит несколько красочных плакатов и проигрыватель, выпишет кое-какие журналы, чтобы больные не очень скучали, ожидая очереди. Ей хотелось, чтобы они знали: их болячки она воспринимает серьезно, но не слишком.
Милейн разбирала лекарства и бинты, когда явилась первая пациентка. Карол Эдмондс объяснила, что показывала, как садиться на лошадь, пожилой женщине. Та потеряла равновесие, и Карол, ударившись о забор, занозила руку.
— Я никому не говорила. Храбрилась. А ранка загноилась.
— Правильно. — Милейн показала, куда ей сесть. — Боюсь, мне придется почистить.
— Чисти.
Милейн рассмеялась.
— Хочешь таблетку? Отшибает все чувства.
Карол робко кивнула.
— Не знаю, что на меня иногда находит. Все думают, будто я сильная.
Несмотря на вес, Карол двигалась легко, как танцовщица. Она одна вела свое дело и сносила все неприятности, которые только может доставить зима в захолустье. При этом в ней было столько женственности, что Милейн даже не замечала лишние тридцать фунтов ее веса.
— Мне надо было бы поехать в старую больницу, но уж очень хотелось посмотреть, как тут идут дела. Ты не сбежишь отсюда, правда? Ты не боишься? Я хочу сказать, работа здесь требует ответственного отношения.
— Мне хотелось ответственности. — Милейн наклонилась над рукой Карол. — Очень много лет мне приходилось повторять: «Да, доктор». Мне нравится, что здесь я сама себе хозяйка. А как пойдет дело… Посмотрим.
— Тебе есть на кого опереться.
— Если ты говоришь о здешних жителях, ты права. Мне все помогают.
— Я имела в виду Тэннера.
Милейн уже подцепила занозу и зажала ее пинцетом, но при этих словах пальцы у нее дрогнули, и ей пришлось набрать полную грудь воздуха, чтобы вернуть самообладание.
— Тэннера?
— Вы с ним виделись накануне, помнишь?
— Откуда ты знаешь?
— Ред вчера зашел к нам, как обычно. Сидит, пока его не выгонишь. Спросил, не слишком ли он молод для тебя. А потом сказал, что это не имеет значения, потому что между тобой и Тэннером что-то есть.
— Он ошибается.
— Да ну? Пусть я старая замужняя женщина, но у меня тоже есть глаза. Тэннер Харрис — красивый мужчина.
— Да.
Милейн сама не понимала, как это вырвалось у нее.
— Понятно. — Карол рассмеялась и повернула руку, чтобы лучше видеть, как новая медсестра управляется с ее ранкой. — Я знала, что ты не…
— Карол, — остановила ее Милейн, — поверь: Тэннер не интересуется мной, и я им тоже не интересуюсь.
Выражение лица у Карол было таким, словно ей сообщили об отмене пикника.
— Неужели? А так интересно наблюдать за чужими романами.
Милейн едва удержалась от улыбки. День был теплым. Дверь оставалась открытой, в комнате легко дышалось чистым горным воздухом. До тех пор, пока она может мечтать о рыбной ловле на ясном солнышке вместе с Эмбер, ей ничего не страшно.
— Ты, пожалуйста, не расстраивайся, но мне пришлось тут немножко надрезать. Несколько дней не снимай повязку, а потом приходи. Если вдруг начнется воспаление, приходи сразу.
— Не начнется, — сказала Карол, желая поскорее покончить с неприятной операцией. — Послушай, если я тебя о чем-то спрошу, ты никому не расскажешь?
— Не расскажу, — подтвердила Милейн.
— Ладно. — Карол посмотрела в окно, потом опять на Милейн. — Если женщине понадобится акушерская помощь, ты сумеешь?
— Ты беременна?
Карол покраснела.
— Может быть. Я так думаю. Знаешь, со всеми этими дурацкими страховками в старой больнице, наверное, не очень захотят меня видеть. Да и я, признаться, предпочла бы женщину…
— Что-то тут не так, — перебила ее Милейн. — А можно мне задать тебе пару вопросов? Ты сказала, что, может быть, беременна?
Хотя Милейн еще не закончила перевязку, Карол встала с кушетки.
— Нет, не может быть, а наверняка. У меня всегда как часы, а тут три недели задержки.
Милейн взяла Карол за руку и усадила обратно.
— Что тебя тревожит?
— Меня?
— Да, тебя, — повторила Милейн. — Если ты беременна и хочешь, чтобы я тебе помогла, то рассказывай все начистоту. Как Берт? Что он думает насчет своего будущего отцовства?
— Не знаю. Мы, конечно же, говорили о детях, и Берт всегда был «за», но ему все-таки сорок два. А что, если у него не хватит сил помочь мне в воспитании ребенка?
— У Берта не хватит сил? Да парни вдвое моложе за ним не угонятся.
Карол едва заметно улыбнулась, подтверждая мнение Милейн.
— Знаю. Но это же ребенок. Совсем другое дело. Берт привык делать что хочет и спать всю ночь. А ребенок…
Милейн опять перебила ее:
— Ребенок станет для вас самым дорогим в жизни. Вот увидишь.
— Я боюсь.
— Рожать?
— Ну конечно же нет. Вполне вероятно, что после родов я сразу же смогу вернуться к работе. Моя мама родила пятерых, и ничего.
— Тогда…
— У тебя нет детей, да? Нет, конечно же. Иначе ты привезла бы их сюда. Я боюсь… Только ты никому не говори. Боюсь, что не смогу быть хорошей матерью.
Милейн взяла Карол за руки.
— Послушай меня. Ни одна женщина не знает, какой она будет матерью, пока не станет ею. Материнство, отцовство… Это инстинкт. Или он есть, или его нет.
— Ты правда так думаешь?
— Да, я так думаю. — Милейн помолчала. Вечером она жалела, что у нее нет тут подруги, с которой она могла бы поговорить. Карол открыла ей душу, так почему бы и ей не сделать то же самое? — Знаешь, у моей матери было трое детей. Все девочки, погодки. Но она не годилась для этой роли. Может быть, она считала, что материнство навязано ей кем-то. Она старалась. Но у нее ничего не вышло.