Тяжелый свет Куртейна (темный). Зеленый. Том 3 - Фрай Макс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что он тебе сказал? – оживилась Кара. – Потому что мне – ничего интересного. «Для симметрии, как у вас. Чтобы твоей бухгалтерии было проще командировочные выписывать». А то типа иначе было бы сложно! Полная ерунда. Командировочные мне и моим сотрудникам начисляют просто за сам факт работы на Другой Стороне.
– Мне он тоже сперва заливал про симметрию. Раз на изнанке организация, которая защищает граждан от неприятных гостей из иных реальностей и другой мистической хреноты, называется «полицией», то и здешний аналог логично так называть. Но потом признался, что втайне надеялся, если назвать себя и своих помощников словом «полиция», да ещё и в настоящем полицейском комиссариате засесть, возможно, это со временем изменит природу настоящей местной полиции. Сделает их такими же отличными чуваками. Симпатическая магия, страшная вещь. Причём, по его словам, это даже вроде бы действует, только очень уж медленно. Материя, зараза такая, инертна, и хоть ты что. Но может, лет через двести местная полиция окончательно мутирует в лучезарных спасителей мира. Или хотя бы просто в милых людей.
– Милые люди там, кстати, уже сейчас попадаются, – заметила Кара. – Не то чтобы каждый второй… хотя, знаешь, по сравнению со здешней милицией времён моей юности, вполне может быть и второй. Это, что ли, Стефанова симпатическая магия так на них действует? Чокнуться можно. Хотя у Стефана вообще всё работает. Включая то, что в принципе не может и не должно.
Эдо слушал её, а смотрел при этом на Эву так пристально, что ей стало неловко. Казалось почему-то, что он насквозь её видит. Причём не только мистические способности и прочее величие духа, но и, к примеру, что у неё под шапкой немытая голова.
– Вы же у нас жить можете! Не превратитесь в незваную тень, – вдруг сказал он, да так торжествующе, словно это было его личной заслугой.
Надо же, угадал.
– Откуда ты знаешь? – подпрыгнула Кара. – Я точно тебе не рассказывала. Кроме Ханны-Лоры вообще никому.
– Да просто вижу, – пожал плечами Эдо. – Зря я, что ли, учился видеть линии мира? Глупо было бы такой удивительный навык продолбать. Постоянно на всё и на всех теперь так смотрю, просто для тренировки. Одно неудобство: по улице стало пройти невозможно, сохранив душевный покой. Влюбляюсь по уши в каждого. Ужас, на самом деле. Почему-то не принято на незнакомых людей бросаться и тискать их, как котят. И совершенно напрасно. Им щекотно, а мне ликование. Знали бы люди, какие они золотисто-зелёные, как сияют и как красиво текут!
– Ханна-Лора мне когда-то давно примерно то же самое говорила, – вспомнила Кара. – Что все люди невероятно красивые, когда видишь линии мира, из которых они состоят. Глаз не оторвать. И смеялась: тебе такого точно не надо, ты и так вечно в кого-нибудь влюблена.
– Вы состоите из двух разных материй, – наконец сказал Эдо Эве, которая слушала их, как ребёнок взрослые разговоры – ничего толком не понимая, но лопаясь от любопытства. – Из обычной, условно золотисто-зелёной, из которой здесь вообще всё, и ещё из похожей на нашу, только гораздо более яркой. Выглядит, как сверкающие на солнце алмазные стежки. Это, наверное, от вашего… скажем так, хобби. Или наоборот, ваши способности – естественное следствие такого устройства? Точно не знаю, я только начал со всем этим разбираться. Но готов спорить, что эти стежки не дадут вам растаять на изнанке. В смысле, у нас.
– Так и есть, – кивнула Кара. – Мы с Эвой несколько раз проверяли. В последний раз она все выходные у нас провела. То есть, больше двух суток. И спала нормально, как дома. Ясно с ней всё.
– Шикарно мы с вами устроились! – улыбнулся Эдо. – Одной задницей на два базара, в смысле, в двух реальностях сразу, не надо что-то одно выбирать! – И вдруг, совершенно без перехода, дёрнулся, как от боли, закрыл лицо руками и сказал, запинаясь, почти неразборчивой скороговоркой: – Вы прекрасней всех в мире. Никогда ещё такого не видел. Вы мне нужны позарез. И я вам тоже. Приезжайте, пожалуйста, в Элливаль.
– Куда? – опешила Эва.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})А Кара спросила встревоженно:
– Кто это говорит?
– Правильная постановка вопроса, – не отнимая рук от лица, но уже вполне своим голосом ответил ей Эдо. – Всю жизнь, прикинь, люто завидовал Тони Куртейну, что он такой крутой, и у него есть двойник. И как бы две жизни сразу. Дозавидовался, блин! Получите и распишитесь. Тонин, по крайней мере, не говорит его голосом. И к девчонкам от его имени не пристаёт. Только по-свойски припахивает чистить картошку, когда тот в гости приходит, но это, по-моему, не очень-то страшное зло.
Рассмеялся, растопырил пальцы, выглянул из-за них, как узник из-за решётки. Сказал Эве:
– Извините меня, пожалуйста. Я совершенно согласен, что вы прекрасней всех в мире, но это сейчас не я говорил, а смерть моя ненаглядная. Тот самый мёртвый чувак. Вот уж к чему меня точно жизнь не готовила – что однажды кто-нибудь посторонний моими устами начнёт вещать. Мы так не договаривались! Экспериментатор хренов. Но ничего не могу с ним поделать. Он, понимаете, древний жрец. Вроде реально великий, о нём даже в учебниках пишут; лично я древнюю историю толком никогда не учил, но мой друг, который на этой теме натурально помешан, много интересных сплетен мне рассказал. Это я всё к чему: Сайрус, конечно, чудовище. И, как вы только что убедились, немыслимое хамло. Но слушайте, если он зовёт, надо ехать. Я бы точно поехал. Да пешком бы босой пошёл! И кстати. Он же, кроме всего, ваш коллега…
– В рекламе, что ли, работает? После смерти?! На том свете бывает реклама? Реклама – чего?! – изумилась Эва. И, сама того не желая, разрядила обстановку. Эдо и Кара хохотали так, что чуть не опрокинули многострадальный стол.
– Скорее уж в бюро путешествий, – наконец сказал Эдо. – Провожает незваные тени в последний путь. В Элливаль, понимаете, часто люди с Другой Стороны забредают. Из Барселоны…
– Из Барселоны? Господи, как?!
Эва вообще-то знала от Кары, что кроме Вильнюса есть другие граничные города, где открыты Проходы между Этой и Другой стороной. Даже как-то расспрашивала, какие именно, но почти ничего не запомнила. Подобная информация почему-то не укладывается в голове. Каждый раз удивляешься заново, как впервые. То есть, пока сидишь, к примеру, в «Совином сне» на Серебряной площади, на изнанке реальности и слушаешь Кару, всё это звучит более-менее нормально. Но потом возвращаешься домой, ложишься спать, а наутро снова почти не веришь себе.
Эдо сочувственно улыбнулся:
– На вашем месте я бы тоже сейчас охренел. Ну да, Барселона – тень Элливаля. Или наоборот, Элливаль её тень. Неважно. Факт, что люди, гуляя по Барселоне, иногда случайно оказываются в Элливале. Я, собственно, сам так туда попал. А обратно выйти не могут: с той стороны Проходы открыты только для мёртвых. Непростое место наш Элливаль. Долго объяснять, да сейчас и неважно. Важно, что люди Другой Стороны там тают и исчезают; традиционно считается, что с концами, в полное небытие, но вроде бы всё-таки нет. Сайрус их всегда провожает, как вы своих мёртвых. В какие-то прекрасные удивительные места. То ли они там рождаются заново, то ли так и живут счастливыми призраками, этого я не знаю. И как я понимаю, вообще никто.
– Я про мёртвых тоже не знаю, – кивнула Эва. – Только в том и уверена, что со мной они уходят лучше, чем было бы без меня.
– Да, именно. Сайрус примерно то же самое говорит.
– Мёртвый не знает, что случается после смерти?!
Эве казалось, что она больше не может удивляться, столько удивления сразу невозможно в себя вместить. Но тут у неё натурально открылось второе дыхание. Ещё как смогла!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Да, – усмехнулся Эдо. – Сам до сих пор в шоке. Я-то надеялся всё из первых рук разузнать! Но мертвецы Элливаля после смерти навсегда остаются в своём городе рядом с живыми, поэтому о настоящей смерти знают не больше нас.
Он достал из кармана телефон, посмотрел на экран, ужаснулся:
– Ну я красавец! Увидел девчонок, забыл всё на свете, и ну трындеть. А у меня через полчаса лекция. Причём дома. И туда ещё надо как-то попасть.