Смурь осенняя - Арест Ант

– Только мне здесь плесени не хватало. – барменша нехорошо сжала губы, – Степаныч, это не вилы были – нормальный же откат получил, а не маслину. Так что не гони лажу залётному. Лаврентий хоть покоцаный за хипеж, но с тех пор напрочь быковать перестал, рекетир наш государевый. Нечего было ксивой с бодуна семафорить как распоследний бивень…

Её откровения были прерваны грохотом распахнутой двери. Первым ввалился Моня, за ним хмуро следовал невысокий крепкий черноволосый парень в тонком кашемировом коверкоте. Последней неохотно втянулась дебелая блондинистая девица с невероятным бюстом и мощным задом. Просто живая «восьмёрка», сверкающая стразами.

– Пошто двери ломаем?– как-то сразу подобравшись, тихо спросила Далис Пантелеймоновна. Но в этой негромкости сквозила совершенно явственная угроза.

– Мадам, – Моня резко притормозил, – Мои самые искренние извинения. Нервы шалят. Ваша помощь нужна. Тут меня «серая» масть кинуть решила. – он показал большим пальцем себе за плечо, – Не хочу охрану конторы напрягать. Да и непонятки возможны на чужой территории. А вопрос всего пяти минут. Его жаба душит – объясните клифту расклад. А мы с вами потом, по-соседски, свои вопросы порешаем.

– Моня, здесь тебе не яма – правилово творить… – тут она словно воздух из себя выпустила, стала вдруг какой-то грустной, что-ли? – Вагиз, оставь здесь свою Зойку-копилку, пойдём поговорим по душам. Заодно и о тёте расскажешь. Может там помощь какая нужна. У меня тоже к тебе одно дело – вынесешь у своих на круг.

Барменша неторопливо вышла из-за стойки, кивнула Лаврентию, бросив что-то вроде Джеймс Бондовской20 коронки: «На стрёме. Не крысятничать», и толкнула кулаком обклеенную фотообоями стену, почти сразу за туалетом. Там оказалась скрытая дверь, открывающаяся во внутрь.

– Да тут просто тайны мадридского двора, – несколько ошарашенно произнёс я, глядя на закрывающуюся дверь.

– А то, – подтвердил подходящий с пустой стопкой Моня. Он деловито налил себе, опрокинул, а только потом повернулся к так и стоящей у входа Зойке, – Зайка, возьми из холодильника пиво – я угощаю. И сядь где-нибудь, не отсвечивай. Лаврентий, а ты на меня запиши.

Зойка-Зайка придирчиво осмотрела ассортимент через прозрачные дверцы холодильника, но выбрала «Пепси».

– Уважаю. С утра ни капли, – прокомментировал её действия Моня, – Бикса, а с понятиями.

– Ты чё гонишь? – голос у Зойки был капризный и при этом раздражающе высокий, с неприятными приблатнёными нотками, – Ща Вагги тебя насадит на бабосы, тогда вкуришь по-полной. Девушек всегда пропускать надо, усёк, олень?

– И откуда такие вылупляются? – деланно вздохнул Моня, – Сопля-соплёй, а гонору по самое не могу. Накосячила, так не кипишуй. И хлеборезку пореже раскрывай. Только по делу. Вагизу и дешевле обойдётся, и приятней будет. Лаврентий, я бутылку сейчас на два графина раскатаю – запиши или запомни. И салатик какой-нибудь выберу. Проголодался. – Моня встал и ушёл за стойку.

Пока он там звенел стеклом разливая, а потом чертыхался, пытаясь открыть себе доступ к салатам, вдруг резко оживился Лаврентий, явно почувствовав себя здесь за старшего.

– Зоя, – менторским тоном начал он, – Ты же была хорошей и послушной девочкой. А сейчас старшим грубишь и нехорошие слова употребляешь.

– Отвали-усохни. – она даже не удосужила его взглядом.

– А я тебе помочь хотел, – притворно вздохнул Лаврентий, – Сейчас осень, а ты в летней курточке и джины на коленях порваны. Будешь вести себя хорошо, подскажу как твоего… – он замялся с определением, —Ухажёра? Короче, парня этого, Вагги, развести на качественный гардероб. Одежду красивую.

Зайка явно заинтересовалась. Она с сделала большой глоток, громко рыгнула, и победно хмыкнула.

– Банкуй, ветошь.

– Но договор есть договор. Я тебе рассказываю, а ты перестаёшь выражаться.

– Дил21. Так в чём прикол?

– Зоя, мы же договорились. Смотри, сейчас осень наступила. Ты к своему так нежно прижимаешься и начинаешь издалека намекать: «Ах, Вагги, птички на юг летят, а зайчики шубки меняют. А я для тебя птичка или зайчик»? Тут он…

– Твои зайчики линяют, – перебил подошедший с подносом Моня, насмешливо посмотрев на Лаврентия, – Тут быстрее Вагиз слиняет, чем она такие выверты запомнит. Это же клинический баобаб, а не здравая женская особь.

– За «бабу» ответишь. А Вагги – крутой коммерс. У него реальный «мерин» – не твой огрызок. Он мне на что хошь бабосов забашляет.

– Видишь, – это уже он мне, – Что современное воспитание с детьми делает? Была, говорят, вполне себе обычная девица. Через пень-колоду училась, а вот ближе к старшим классам у неё началось то, что одна моя знакомая называла гипертрофией молочных желёз. Хотя я считаю, что там последние извилины как в ДОТе22 насмерть укрылись. От страха вырождения. Тут она взбодрилась и стала из себя лепить Ким Кардашьян в местном понимании. Корму отъела, талию зверски корсетит. Постоянный фитнес для особо свихнувшихся. А Вагиз как увидел такие формы, так сразу повёлся и с глузду23 в конец съехал. Встретить его одного – нормальный парень. Престижный вуз закончил. Солидная должность среди своих. А как к этой приближается – сразу вылитый джигит – одни рефлексы работают – моё, не трожь, пасть порву, моргалы выколю. Она для него реализованная мечта. Такое вот ангелище райское.

Я посмотрел на безучастно глазевшую в окно Зою. Такое ощущение, что её мысли витают где-то очень далеко. Вдруг её пухлые губы дрогнули и послышалось негромкое: «Так я тебе курица или зайка»?

– Я же тебе говорил, – слегка толкнул меня плечом Моня, – Она даже простейшей фразы запомнить не может. Кукла резиновая. Исключительно для целевого применения.

– Монь, а куда Вагиза увели?

– Мозги вправить. Мадам здесь рулит. Если не знал, то весь этот дом ей принадлежит. Внизу – продуктовый, за стенкой салон и косметика. Между нами и салоном, говорят, есть специальные комнаты для бесед. Даже камера для строптивых. Сам не видел, только слышал. И вообще, мадам дела крутит тут не слабо. С десяток точек, плюс несколько некоммерческих фондов и неизвестное количество разной недвижки. Подозреваю, что она долю женского общака по северо-западу держит. Загадочная такая женщина.

– Её Далис Пантелеймоновной зовут.

– Прикольно. Но сейчас, где надо, её официальное погоняло «Мадам». Да, и на заметку – лучше никогда и нигде не использовать «Даля-живорез». Не любит она вспоминать прошлое время. Сам об этом недавно узнал и проникся. А эта забегаловка – одно из её чудачеств. Может она здесь подходящих субъектов для своих тайных развлечений выбирает…

Я не успел уточнить, что он имел под развлечениями, как тут слегка скрипнула «потайная» дверь и вышла барменша, которую галантно пропустил вперёд Вагиз. Она намётанным взглядом моментально уловила некие изменения в оставленном хозяйстве. Приостановилась, посмотрела на Лаврентия, вопросительно приподняв бровь.

– Так это, – засуетился он, вскинув ладони, словно защищаясь, – Моня, значит, просил подтвердить: одна шипучка, один салат и бутылочка беленькой. Вроде всё.

– Ах, Моня, непоседа какой. Пять минут не потерпеть. – в её голосе неожиданно проскользнула материнская забота, но моментально испарилась, при резком переходе на деловой тон, – Так, Владимир, сейчас отдашь Вагизу ключи от своей машины. Он передаст своим – за три-пять дней тебе всё сделают и вернут в наилучшем виде. Через час тебе подгонят замену, чтобы без колёс не оставался. Всё, что тебе удастся получить от страховщиков – твоя компенсация за моральный ущерб. Стороны договорились?

Вагиз почтительно склонил голову, а Моня замялся, явно пытаясь скрыть торжествующую улыбку. Удалось – кивнул степенно. Тут вскочила Зоя, полоснула неприязненным взглядом по Моне, и, капризно растягивая слова, заныла:

– Вагги, это… курицы нестись начали … осень, – она наморщила гладкий лобик, – Ща древник слил, что клёвые шубцы по сейлу. Рвём, пошопимся?

Лаврентий невнятно хрюкнул, а Вагиз вдруг расплылся в улыбке и засюсюкал:

– Зайка хочет новую шубку? Сейчас, зайчонок, и шубку, и сапожки… – он приобнял своё сокровище за тонкую талию и, продолжая ей что-то ворковать на ушко, повлёк к выходу.

– Мерзость какая, – с трудом выдавил из себя Моня, – Чуть не стравил от слащавости.

– А в стихах моя шутка звучала бы вообще прекрасно, – меланхолично отметил Лаврентий, разливая водку. – Сам не увидел – не поверил бы. Она ещё глупее стала. Хорошо хоть козюльки перестала есть – раньше придушить мог, так воротило.