Стихотворения - Цюй Юань

Клеветников много,

дыхание их тлетворно,

Но если ты покоришься -

наверняка погибнешь".

Кто на молоке обжегся -

дует теперь на воду,

Так почему ж своим я

взглядам не изменяю?

Желанье подняться в небо,

лестницы не имея, -

Так я определяю

глупость своих поступков!

Люди давно боятся

согласными быть со мною,

Так почему ж я должен

упорствовать в своих мыслях?

Люди к единой цели

различным путем стремятся,

Так почему ж я должен

быть непреклонно твердым?

Цзиньский Шэнь Шэн * был сыном

доблестным и послушным, -

Отец клевете поверил

и невзлюбил Шэнь Шэна.

Славился прямотою

Бо Гунь * - и он попытался

Рек укротить теченье,

но не имел успеха.

Для тех, кто летает в небе, -

всегда у людей есть стрелы,

Для тех, кто живет в глубинах, -

для тех у людей есть сети.

Наказывать невиновных,

чтоб нравиться государю, -

Этим не обретешь ты

душевного успокоенья.

Если опустишь голову,

чтобы добиться цели, -

Боюсь, что таким смиреньем

успеха ты не достигнешь.

Если захочешь подняться

и улететь подальше, -

Боюсь, государь наш спросит:

"Зачем ты делаешь это?"

Если бежать без оглядки -

можно сбиться с дороги,

И твердая моя воля

этого не позволит.

Судороги скрывая,

стараюсь утишить боль я,

Сердце охвачено горем,

нет для него покоя.

Магнолии я срываю -

они благовоньем будут,

Срываю душистый перец -

пусть пищей он мне послужит.

В саду своем одиноко

выращиваю хризантемы -

Пускай мне они весною

будут приправой к пище.

Боюсь, что моей всегдашней

преданности не верят, -

Поэтому и пишу я,

чтоб выразить свои чувства.

Просто ради покоя

делаю вид, что льщу я,

Но мысли мои далеко -

и я скрываю поступки!

ПЕРЕПРАВЛЯЯСЬ ЧЕРЕЗ РЕКУ

В молодости любил я

пышные одеянья,

Старость пришла - и эта

любовь моя не ослабла:

К поясу постоянно

привешен меч драгоценный,

На голове ношу я

высокую свою шапку.

Жемчужины на одежде

сверкают, подобно лунам,

Сияют мои подвески -

они из бесценной яшмы.

В грязном и мутном мире

никто обо мне не знает,

Но я на него, в гордыне,

вниманья не обращаю.

Впряжен в мою колесницу

черный дракон рогатый,

А пристяжными - пара

безрогих драконов белых.

Хотел бы я вместе с Шунем

бродить вечерами вместе -

Бродить с ним и любоваться

яшмовыми садами!

Я медленно поднимаюсь

на горный хребет Куэньлуня,

Я выпиваю настойку

из белой толченой яшмы *,-

Хочу я быть долголетним,

подобно земле и небу,

И светлым я быть желаю,

подобно луне и солнцу.

Мне скорбно, что здесь, на юге,

никто обо мне не знает,

Переправляюсь утром

через бурные реки *.

У острова * я поднимаюсь

на неизвестный берег,

Порывы зимнего ветра

пронизывают нещадно.

И я коней распрягаю -

пускай погуляют вволю,

Пусть постоит колесница

возле зимнего леса.

И отплываю в лодке

вверх по реке широкой,

Гребцы поднимают весла

и опускают плавно.

Но лодка медлит и медлит,

двигаться не желая,

Вертится в водовороте,

как бы прикована к месту.

Я из Ванчжу * уехал

ранним холодным утром

И только вечером поздним

заночевал в Чэньяне *.

Нужно хранить постоянно

силу и твердость духа

И не скорбеть в печали

о дальнем своем изгнанье,

Но, к Сюйпу подъезжая,

начал я колебаться,

Я сомневаться начал -

какую выбрать дорогу?

По берегам обоим

лес и суров и мрачен,

Там обитают в чаще

полчища обезьяньи.

Каменных гор вершины

там заслоняют солнце,

А на земле угрюмой -

темень, роса и сырость.

Медленно снег ложится

и покрывает землю,

И облака клубятся,

в небе плывя над миром.

Жаль, что мне жизнь отныне

радости не приносит,

Что я живу одиноко,

скрываясь в горах и скалах.

Но изменить не могу я

старое свое сердце -

Так суждено в печали

мне пребывать до смерти.

Цзе-юй * обрил себе голову,

Сан Ху * не имел одежды.

Преданных - изгоняют,

мудрых - лишают славы.

Прислали меч У Цзы-сюю * -

и умер мудрый сановник,

И у Би Ганя * сердце

вырезали жестоко.

Значит, и раньше в мире

было так, как и ныне, -

Что же роптать теперь мне,

жалуясь на соседей?

За то, что всегда ищу я

прямую дорогу к правде -

За это в страданьях должен

я пребывать до смерти.

Птицы луань и феникс

давно уже улетели,

Ласточки и вороны

вьют во дворцах гнезда,

Лотоса лист опавший

сохнет у края дороги.

Давно уже называют

зловоние ароматом,

Свет называют тьмою,

день называют ночью.

Верю в себя - и все же

мечется скорбный дух мой.

ПЛАЧУ ПО СТОЛИЦЕ ИН *

О милосердное небо,

где же твои законы?

Спрашиваю: почему ты

ввергло народ в смятенье?

Люди - все - расстаются

и, потеряв друг друга,

В тихий весенний месяц

держат свой путь к востоку.

Родину покидая,

в дальнюю даль стремятся,

Чтобы скитаться вечно

вдоль реки многоводной.

Вышел я из столицы -

как тяжело на сердце!

В это ясное утро

я отправляюсь с ними.

Покинув родимый город,

с родимым расставшись домом,

Душа моя содрогнулась,

перед путем безвестным.

Вместе подымем весла,

пусть уплывает лодка.

Грустно, что государя

больше нам не увидеть.

Деревья моей отчизны -

о вас я тяжко вздыхаю.

Слезы, подобно граду,

падают непрерывно,

Плыву, по реке, к востоку,

а сердце рвется на запад,

Туда, где Врата Дракона, -

которых мне не увидеть.

Душа моя к ним влечется,

болит она бесконечно,

Прищуриваясь, гляжу я:

куда приплыву - не знаю.

Я отдан волнам и ветру,

я отдан их вольной воле.

В безбрежном диком просторе

плыву - бесприютный странник.

И вот на реке огромной,

в буйном ее разливе,

Внезапно взлетает лодка -

сможет ли остановиться?

И вновь не могу унять я

тяжкое сердцебиенье.

Спутаны мои мысли -

кто их распутать сможет?

Все-таки снова лодка,

движется по теченью -

Пусть поднимусь к Дунтину

или спущусь по Цзяну.

Я навсегда покинул

место, где жили предки,

Странствуя и блуждая,

дальше плыву к востоку.

Всею душой, как прежде,

жажду домой вернуться.

Разве, хоть на мгновенье,

мне позабыть о доме?

Пусть на восток плыву я -

к западу шлю я мысли,

Скорблю, что моя столица

уходит все дальше и дальше.

Я подымаюсь на остров,

чтобы взглянуть на запад,

Чтоб успокоить немного

свое горящее сердце.

Но, поглядев, скорблю я:

был этот край богатым,

Живы были когда-то,

предков наших законы.

Движется мне навстречу

бешеных волн громада,

Яростная стихия

путь преградила к югу.

Древний дворец - теперь он

только развалин груда,

Камни Ворот Восточных

все поросли травою.

Сердце давно не знает

радости и веселья,

Только печаль за горем

следуют непрерывно.

Помню я: до столицы

так далека дорога -

Через могучие реки

мне переправы нету.

Так иногда бывает,

что не могу поверить,

Будто со дня изгнанья

девять лет миновало.

Горе мое безысходно,

оно не пройдет вовеки,

Сердце мое больное

сжимается от печали.

Льстивые люди жаждут

милости государя,

С хитростью их коварной

честность не совладает.

Искренний беспредельно

к вам я душой стремился,

Но мелкая зависть встала

мне поперек дороги.

Бессмертных Яо и Шуня *

сколь высоки деянья!

Слава их бесконечна -

она достигает неба.

Но клевета и зависть

бессовестных царедворцев

Теперь очернить умеют

даже великих предков.

Вам ненавистны люди

честные и прямые,

Вы полюбили ныне

льстивых и лицемерных,

Вас они окружили,

в ловкости соревнуясь.

А честный слуга уходит

все дальше от государя.

Я напрягаю зренье,

чтобы вокруг оглядеться, -

Будет ли день, когда я

к дому смогу вернуться?

Птицы - и те обратно

к гнездам своим стремятся,

Даже лиса, умирая,

взгляд к норе обращает.

А я, ни в чем не повинный,

годы живу в изгнанье,

Днем или темной ночью

разве забыть об этом?

ДУМЫ

Теснятся грустные мысли