Квартеронка - Томас Рид

Сознаюсь, в ту минуту я предавался довольно грустным размышлениям. Я первый раз пускался в плавание на американском пароходе, и мне вспомнились многочисленные рассказы про взорвавшиеся котлы, пробоины в корпусах и судовые пожары. Я слышал, что гонки нередко приводят к подобным катастрофам, и у меня были основания верить этим рассказам.

Некоторые из пассажиров, наиболее трезвые и рассудительные, разделяли мои опасения; кое-кто даже говорил, что надо попросить капитана не разрешать гонок. Однако они знали, что останутся в меньшинстве, и ничего не предпринимали.

Больше из любопытства, чем из боязни, я все же решил пойти к капитану и спросить, каковы его намерения. Оставив свое место под тентом, я спустился по сходням и поднялся на набережную, где находился капитан.

Глава V. ПРЕЛЕСТНАЯ ПОПУТЧИЦА

Не успел я заговорить с капитаном, как заметил приближающуюся к пристани карету, выехавшую, по-видимому, из французского квартала города. Это был красивый экипаж, которым правил хорошо одетый плотный кучер-негр; когда экипаж подкатил поближе, я увидел, что в нем сидит молодая изящная дама.

Не знаю почему, но у меня появилось предчувствие, а может быть, и тайное желание, чтоб эта незнакомка оказалась моей попутчицей. Вскоре я узнал, что она и вправду хочет ехать на нашем пароходе.

Карета подкатила к берегу, и я увидел, как дама обратилась с вопросом к одному из стоявших поблизости пассажиров, а тот указал ей на нашего капитана. Догадавшись, что речь идет о нем, капитан подошел к экипажу и поклонился. Я стоял тут же рядом, и слышал каждое слово.

— Мсье, вы капитан «Красавицы Запада»? — спросила дама по-французски.

Капитан немного знал этот язык, так как постоянно общался с креолами.

— Да, мадам, — ответил он.

— Я хотела бы уехать на вашем пароходе.

— Я буду счастлив служить вам, мадам… Мистер Ширли, у нас найдется свободная каюта? — обратился он к подошедшему стюарду.

— Это не важно, — сказала дама, прерывая его. — Мне каюта не нужна. Вы дойдете до моих плантаций еще до полуночи, и я не собираюсь спать на пароходе.

Слова «мои плантации», по видимому, произвели впечатление на капитана. Человек вообще не грубый, он стал еще более любезным и внимательным. Владелец плантаций в Луизиане такое лицо, с которым нельзя обращаться небрежно, тем более, если это молодая и очаровательная дама. Кто мог быть с нею неучтивым! Во всяком случае, не капитан Б., командир парохода «Красавица Запада». Самое название его судна опровергало подобное предположение.

Вежливо улыбаясь, он спросил, куда должен доставить столь драгоценный груз.

— В Бринджерс, — ответила дама. — Мое поместье расположено немного ниже по течению, но там неудобная пристань, а у меня много груза, так что мне лучше высадиться в Бринджерсе.

И владелица кареты указала на вереницу груженных ящиками и бочками подвод, которые только что подъехали и остановились позади ее экипажа.

Вид этого груза произвел еще более благоприятное впечатление на капитана, который был частично и собственником судна. Он стал рассыпаться в любезностях перед своей новой пассажиркой и выразил готовность выполнить все, что она пожелает.

— Мсье капитан, — сказала прекрасная дама приветливым, но серьезным тоном, все еще не выходя из кареты, — я должна поставить вам одно непременное условие.

— Пожалуйста. Скажите, какое?

— Вот какое. Я слышала, что ваш пароход собирается устроить гонки с другим судном. Если это правда, я не могу быть вашим пассажиром.

У капитана вытянулось лицо.

— Однажды во время гонок я едва не погибла и твердо решила не подвергать себя больше такой опасности.

— Сударыня… — начал капитан и замялся.

— Ну что ж! — воскликнула дама. — Если вы не можете поручиться, что не устроите гонок, я подожду другого парохода.

Капитан стоял несколько секунд, опустив голову. Он, видимо, колебался. Принять условие — значило отказаться от предвкушаемого удовольствия и азарта гонки, от победы, на которую он рассчитывал, и от выгод, которые она ему сулила. Вдобавок все решат, что он не надеется на скорость своего судна и боится, что будет побежден, а это даст противнику возможность всюду хвастаться и уронит капитана в глазах команды и пассажиров,— все они уже слышали о предстоящих гонках. С другой стороны, как отказаться исполнить просьбу этой дамы, по правде говоря, далеко не безрассудную, а если вспомнить, что ей принадлежит большое количество груза, то даже очень благоразумную, тем более что дама — богатая владелица плантации на «французском берегу» и может осенью послать с его пароходом несколько сот бочек сахара и столько же тюков табака, когда он пойдет в Новый Орлеан. Все эти соображения, как я уже сказал, весьма подкрепляли просьбу дамы. Я думаю, что по зрелом размышлении капитан Б. пришел именно к такому выводу, ибо после минутного колебания обещал исполнить эту просьбу, хотя и без большой охоты. Решение это, видимо, стоило ему некоторой борьбы, но все же расчет победил, и он сказал:

— Я принимаю ваше условие, сударыня. Судно не будет участвовать в гонках. Даю вам слово!

— Довольно! Благодарю нас! Я вам очень обязана, господни капитан. Будьте добры принять на судно мой груз. Карету я тоже беру с собой. Вот мой управляющий… Подите сюда, Антуан!.. Он присмотрит за всем. А теперь скажите, пожалуйста, капитан, когда вы думаете отчалить?

— Минут через пятнадцать, не больше.

— Вы в этом уверены, капитан? — спросила она с лукавой улыбкой, показывающей, что ей известно, с какой точностью ходят здешние пароходы.

— Совершенно уверен, мaдaм, — ответил капитан, — вы можете на это положиться.

— Тогда я не буду мешкать.

Сказав это, она легко соскочила с подножки кареты и, опершись на руку, любезно предложенную капитаном, прошла с ним на пароход; он проводил ее в дамский салон, где она и скрылась от восхищенных взглядов, не только моих, но и других пассажиров.

Глава VI. УПРАВЛЯЮЩИЙ АНТУАН

Я был очень заинтересован появлением этой дамы. Меня не столько поразила ее красота, хотя она была замечательно красива, сколько что-то в ее манерах и осанке. Мне трудно передать свое впечатление, но в ее обращении сквозила какая-то прямота, говорившая о самообладании и смелости. В ее поведении не было ничего вызывающего, но чувствовалось, что это беспечное создание, веселое, как летний день, способно, если понадобится, проявить редкую силу воли и мужество. Эту женщину назвали бы красавицей в любой стране. С красотой у нее сочеталось изящество манер и одежды, говорившее о том, что она привыкла бывать в светском обществе. К тому же она казалась очень молодой — ей было не больше двадцати лет. Хотя в Луизиане климат способствует раннему созреванию, и креолка в двадцать лет часто выглядит как англичанка на десять лет старше ее.