Черная трава - Елена Георгиевская

Этой дорогой можно выйти только к реке.

У реки никого нет. Лунный луч, пробивающийся сквозь ветви шиповника, почему-то кажется мокрым. Кажется, что соприкосновение с ним неприятно, как с мокрой занавеской. Раиса опережает его на шаг и в полутемноте спотыкается о камень. Это очень вовремя. Он сплетает пальцы рук и бьет ее по голове. Он уже не помнит, завел ее сюда сознательно или тоже забыл дорогу.

Женщина медленно оседает на берег, усеянный камнями, о которые так просто удариться виском. Поскользнулся – и все.

Глеб медленно поднимает голову. Вдали, за кустами шиповника, виднеется кладбищенская ограда. Насыпь, под которой он стоит, отбрасывает на него огромную тень с удивительно четкими краями. Он озирается, все еще не в силах прийти в себя. В окрестностях кладбища уже много лет собираются бродячие собаки, и теперь рядом с Глебом стоят два беспородных щенка и настороженно смотрят на него.

Из неопубликованных записей Феликса Б.

Двоюродная сестра говорила мне, что в Восточной Пруссии, особенно у польской и литовской границ, проживало множество идиотов. Это были поляки, мазуры, кашубы и русские старообрядцы. Они или обсуждали Бога и его трудности в общении с ангелами и людьми, или пьянствовали, благо спиртное здесь изготавливали без перерыва и продавали без проблем – зубровку, вишневку, крупник.

Пока немцы работали, сии враги империи сочиняли чепуху о том, как однажды упадет им на головы счастье и покроет их вечной, несмываемой славой.

Недалеко от лютеранского поозерья, говорила мне сестра, в конце девятнадцатого века была деревня католиков, а потом сгорела.

Возле вырубки тогда жил плотник. Жена его – бывшая гувернантка, выгнанная помещицей за распутное поведение, – обучила дочку Анну грамоте да и померла, потому что существовать в такой глухомани у нее не было сил. А другие женщины в деревне были страшные или замужние, и плотник запил.

Анна была довольно миловидной, с волосами, как пепел, и глазами, как алмазы. Глупости, которыми набила ей голову “образованная” мать, вскоре дали свои плоды. Девушке хотелось не шить и вязать на продажу, а замуж за богатого.

Однажды Анна отправилась в лес за малиной, по пути задумалась о богатом муже и не заметила, как вышла к сторожке старого лесника, про которого говорили, что он колдун. К людям он почти не ходил, все больше люди к нему, и люди эти были сомнительной репутации. Анна перекрестилась и собралась идти дальше, но лесник уже шагнул на крыльцо, и она замедлила шаги. Из-за его плеча выглядывала Марыля, слывшая в округе гадалкой, неопрятная цыганистая баба с кольцами в ушах. Создавалось ощущение, что у лесника в доме дым коромыслом. Слышно было, как звенят вилки и стаканы и пьяно смеются гости. Лесник спросил, не хочет ли Анна водки, та отказалась.

– Верно, – сказал лесник. – Не пей ни глотка с чужими людьми. – И тотчас же все стихло. Он взял девушку за руку, и когда она вошла с ним в сторожку, там было пусто и свежо, как после предпраздничной уборки.

– Что отец поделывает? – спросил колдун, садясь на потемневший от времени деревянный табурет.

– Чего ты спрашиваешь, – сказала Марыля, – водку он глушит, и это тебе прекрасно известно.

Из углов послышалось омерзительное хихиканье. Лесник только покачал головой, глядя на Анну так, будто знал про нее все. А цыганка ушла за перегородку и зашепталась там с кем-то, кого там при ближайшем рассмотрении в помине не было.

– Ты, Анна, – сказал лесник, – зря думаешь, что умнее односельчан. Они хотят того же, что и ты: чтобы пана сгубить, да на его место сесть, да чтоб за это добрый царь по головке погладил.

– А чего я, по-вашему, должна хотеть? – возмутилась Анна. – В монашки пойти, капюшон на голову да коленями на горох? Ни разу не видела, чтоб кому-то от этого легче стало. Если не выйду за богатого – утоплюсь! Отец половину денег пропивает, я хожу в рваном платье, а даже если бы и было хорошее, все равно некуда в нем пойти.

Лесник с печалью смотрел на нее, так долго, что воздух вокруг них потемнел, а когда рассеялся, Анна увидела, что колдун протягивает ей старое, черненого серебра кольцо.

– Три раза в жизни обладателя это кольцо становится золотым, – сказал он. – Каждый раз это или об опасности предупреждает, или о чем-то очень важном. И каждый раз ты можешь загадать желание, и оно обязательно сбудется, а если находишься в опасности – она минует. Мне когда-то подарил это кольцо один умный человек. Все, что я загадал, сбылось, и давно пора передать его другому, да все подходящего не мог найти.

– Пей свою отраву, – сказала Марыля, ставя на стол глиняные кружки с красной жидкостью. Казалось, что это обычный чай из листьев смородины.

– Спасибо вам, – осторожно ответила Анна. – Я пойду, отец заждался.

– Сдохнет скоро твой отец! – закричала ей вслед цыганка. – Нажрется водки – и сдохнет!

И кто-то невидимый долго смеялся в углах.

Десять дней Анна носила кольцо и думала, что так десять лет можно прождать. И что лесник ее, наверно, обманул, ведь ни гроша не взял в уплату, а в этом есть что-то подозрительное. Десять дней Аннин отец пил водку, потом выпил паленой и заболел. Анна пошла к лекарю. Лекарь спал пьяный. Плюнула она в пыль и отправилась домой. Мимо нее с грохотом прокатилась бричка, запряженная парой гнедых. Правил ею молодой помещик Тадеуш Ставецкий, подтянутый и щегольски одетый. С простонародьем он был вежлив, почти как с немецкими дворянами, но что толку: богаче крестьяне от этого не становились. Заслонившись рукой от летевшей в лицо пыли, Анна увидела, что кольцо у нее на пальце золотое.

“Хочу, чтоб Тадеуш влюбился в меня! – заторопилась она, не веря глазам. – Чтоб женился на мне и поселил в поместье! Чтоб…”

Кольцо опять стало серебряным, с черными точками, складывающимися в мелкий непонятный узор.

Мать Тадеуша, вдова, была очень злой женщиной, потому что крестьяне пили, а немцы притесняли ее в правах. Тадеуш делами почти не занимался, зимой в Ликке играл в карты, а летом в усадьбе валял дурака. Мать пыталась его женить, чтобы он образумился, но богатых невест уводили пройдохи, а бедные были не нужны.

Обычно Тадеуш пытался угодить матери, ради нее даже поместье ни разу не ставил на карту, но жениться ему хотелось меньше всего на свете. А тут стоило ему несколько раз увидеть Анну, как он понял, что влюбился, и такова эта любовь, что не нужны ей атрибуты вроде романсов и дрянных стишков в альбом, тем более что ни альбома, ни рояля у Анны не было. Вскоре вся деревня уже знала, что пан завел себе новую фаворитку. Анну стали бояться, и она очень радовалась. Плотник тоже обрадовался, выздоровел и снова запил. Наконец Тадеуш настолько свихнулся, что отвез Анну в городской костел, и там пьяный ксендз заплетающимся языком прочитал над ними сакральную формулу.

Пани Ставецкая знала об увлечении сына от своих наушников, но не подозревала, что дело зайдет так далеко. Женитьба Тадеуша привела ее в бешенство. Анне казалось, что в поместье происходит то же, что и в доме лесника: везде ей слышались шепот, хихиканье или обсуждение ее вымышленных недостатков, но стоило ей войти в комнату, как все стихало.

– Может быть, уедем в город? – предлагала она мужу.

– А что там сейчас делать? Мои приятели тоже в поместьях сидят, остались одни немцы, с которыми даже в карты не поиграешь – сразу заметят, что жульничаю.

Теперь Анна поняла, за кого вышла замуж, но вернуться домой было невозможно. Оставалось ждать сентября – до конца лета поляки в город не вернутся. Жаловаться маменькиному сынку Тадеушу на свекровь было бесполезно. Анна опустила голову и печально побрела в гостиную.

– Вам не кажется, дорогая, что ваше новое платье вам не идет? – встретила ее в гостиной пани Ставецкая.

– Да, оно мне широковато, как ни затягивайся, – ответила Анна, собравшись с духом. – Оно подошло бы женщине с менее тонкой талией, такой, как у вас.

На следующий день, когда пани Ставецкая пришла завтракать на веранду, на лице ее блуждала усмешка. В бокалы было налито белое вино. Пани Ставецкая на секунду отвернулась, и Анна увидела, что подаренное лесником кольцо стало золотым. “Что бы ни угрожало мне сейчас, – подумала она, – пусть ничего дурного со мной не случится, – и хотела добавить: – И пусть падет все дурное на головы тех, кто это замышляет”, – но свекровь уже обернулась к ней, и кольцо снова было серебряным.

– Ваше здоровье, пани, – вежливо сказала Анна и выпила бокал до дна, а в вино была добавлена можжевеловая настойка, из-за которой женщины умирают от кровотечения. Прошло несколько часов, сутки, трое суток, а с Анной ничего не случилось.

Сначала свекровь подумала, что кто-то из слуг узнал и донес Анне о готовящемся отравлении, но вскоре стала склоняться к мысли, что невестка – ведьма: дворяне и крестьяне в этих местах были одинаково суеверны и малодушны.