Одна любовь - Татьяна Кузовлева

Который год ты не смыкаешь глаз.

Нас скорость лет качает на уклонах.

И детский лоб, горячий и смышлёный,

В моих ладонях ищет твой приказ.

И потому неразделим наш груз,

И потому, не сгорбленная бытом,

Я недоступна сглазу и обидам.

Но я боюсь. Я за тебя боюсь.

За сон твой, прерываемый звонком,

За взмах руки, за шаг неосторожный,

За этот взгляд, тяжёлый и тревожный,

Над белым, над нетронутым листом.

За слово, пригвождённое к строке,

Из-под пера скользнувшее случайно.

За то, что так покорно и печально

Снежинка тает на твоей щеке.

О этот вечный страх перед судьбой

И эти слёзы над своей любовью —

Счастливой ли, несчастной ли, слепой ли —

Благословенной тем, что мы с тобой.

Ведь для чего-то всё-таки, вглядись,

На снежном поле слитны наши тени,

И даже бестелесное сплетенье

Ведёт туда, где жизнью длится жизнь.* * *

Я вижу в случайном

Декабрьском дне:

Качается чайка

На стылой волне.

И ветер изменчив,

И дюны тверды.

Край неба помечен

Осколком звезды.

И так же случайна,

Как всё в этом дне,

Случайная чайка

На зыбкой волне.

Случайность явлений —

И сквозь времена

Несут поколенья

Судьбы письмена.

Случайность рассвета.

Случайность имён.

Случайности этой

Не писан закон.

Но встреча свершилась —

И ей исполать

За случай, за милость,

За право страдать.

За дикую чайку,

За ветер слепой…

Я тоже случайно

Пошла за тобой.* * *

Володе

Ну что тебе сказать?

Здесь, в этом мире ветхом,

Где каждый одинок,

где нет похожих дней,

Где царствует зима

в своём обличье редком,

Где снег, как чуткий барс,

пластается по веткам,

Так неуютно мне

без близости твоей.

Ну что тебе сказать?

И надо ли? И ждёшь ли?

Когда звучит двух душ

безмолвный разговор,

Когда твои следы

присыпаны порошей,

Когда опять тону

я в нашей жизни прошлой,

Шепча себе самой

смертельный приговор.

Так мечется луна,

ныряя с лёту в тучи,

Так прорастает боль

откуда-то со дна.

Так я шепчу в ночи:

– Раз ты ушел, не мучай!

И отведи свой взгляд,

прищуренно-тягучий.

Дай притерпеться мне

к тому, что я одна.

Пускай в пустой ночи

меня врачует снежность,

Пусть выдумаю я,

что рана заросла,

Что без тебя прожить —

простая неизбежность.

Но что мне делать с тем,

что называют – нежность?

Возьми её – она

сожжёт меня дотла.* * *

…Я между Вы и ты

Ищу подобье брода.

Я там, где темноты

Пугается свобода.

Я там, где зыбок свет,

Я там, где чёт и нечет,

Я там, где нет побед

И где молчанье лечит.

Там, где искусство жить

Диктуют пораженья.

Где может всё решить

Одно прикосновенье.

Где тыщи лет подряд

Любовь дороже хлеба,

Где взгляда ищет взгляд,

Как землю ищет небо.

Где череду недель

В кольцо свивает вьюга.

Где ночи ищет день,

Как ищем мы друг друга.* * *

То клевером засохшим, то крапивой,

То колосом надломленным овса,

То голосом охрипшей ивы,

Не растерявшей веры в чудеса, —

Мне пишет осень.

Лёгкие конверты

Ложатся утром у моих дверей.

На них темнеют поцелуи ветра,

По ним гуляют запахи зверей.

К ним прилепились беличьи ворсинки,

Семян цветочных запоздалый пух.

Я их читаю быстро, без запинки,

Не шевеля губами и не вслух —

Так принимают письма от любимых,

Так приникают лбом горячим к ним,

Простой порядок слов неповторимых

Озвучивая голосом родным.

Так павший лист ещё живёт и дышит.

Так строки оглушают в тишине…

…Ты спрашиваешь, кто мне письма пишет.

Мне пишешь ты. И осень пишет мне.

СЕВЕР

Здесь сущее связано кровно,

Здесь, гулом тесня берега,

Тяжёлые мокрые брёвна

Выносит на отмель река.

Здесь чаечий возглас, как бритва,

Над тёмной волной занесён.

Здесь ветра глухая молитва

Напутствует дерева сон.

Здесь совы кричат одичало.

Здесь путник у страха в плену.

И здесь я, наверно, с начала

Когда-нибудь путь свой начну.

Медведицей трону малину,

Лисой прокрадусь в темноте.

Бесшумною рысью застыну

И выгорблю шерсть на хребте.

И зренье со слухом направлю

Туда, куда вам не попасть.

И только два чувства оставлю

Из множества: голод и страсть.* * *

Когда смолкают крики птиц,

Когда на небе месяц вышит

И в нежной ямке меж ключиц

Душа пульсирует и дышит,

Мне видится иная жизнь,

Где не было потерь покуда,

Где бормочу я: «Задержись» —

Невесть кому, невесть откуда.

И где-то там, у края сна,

Как бы из гулкого колодца,

Звучит мелодия одна,

Но я-то знаю: оборвётся.

Уйдёт, как тихий дождик – в сушь,

Напрасной обернётся мукой:

Где так щемяща близость душ,

Там всё кончается разлукой.

Я это вызнала. Я впредь

Должна замкнуть и слух, и двери.

Сближает, разлучая, смерть.

Она не знает про потери.

СТАРИКИ

В одежде ветхой, с тёмными кошёлками,

Со мглою катаракт и глауком,

С отёчными, сухими, серо-жёлтыми,

С одышкою, шажком, почти ползком.

Улыбчиво. Отзывчиво. Без вредности.

Обидчиво. Сварливо. День за днём.

На пенсию, что за чертою бедности.

Перед чертой, где ни души кругом.

Изношены. Использованы. Выжаты.

Унижены. Забыты. Не нужны.

За прошлое своей страны – пристыжены.

За собственные беды – прощены.

Мешается с землёй листва опавшая.

Всё сызнова. Преемственность. Родство.

Великая, и горькая, и страшная

История народа моего.* * *

Четыре имени шепчу в ночи пустой:

Мария, Иисус, Господь и Дух Святой.

Марии говорю: «Пойми и защити!». Христа прошу: «Направь к любви мои пути!».

А Господа молю, чтоб дал он силы мне Помочь тем, кто сейчас с бедой наедине.

И как награду я во мраке вижу свет. Я знаю: Дух Святой оставил этот след.

Раздвинул небеса – и вот уже, легка, Слетает с губ моих нежданная строка.

И зажигает Он в моей душе свечу. Я одиночеством за этот миг плачу.

РОДИТЬСЯ В РОССИИ

Гарри Бареру

В полночном окне серебрится созвездье Стрельца.

И год на излёте, и время итогов настало.

Родиться в России и жизнь в ней прожить до конца,

И не затеряться в снегах её —

это немало.

Родиться в России, где с Западом сросся Восток,

Где совесть и власть никогда не обрящут согласье,

Где ценится жизнь не дороже, чем водки глоток,

Где всё, что разбито, зачем-то приписано счастью…

И всё-таки здесь

наших судеб таинственный стык

И страх, что без нас это небо когда-нибудь рухнет.

И всё-таки этот, по-пушкински чистый, язык,

И всё-таки эти – в ночи – посиделки на кухнях.

И общая память.

И это зовётся судьбой.

В ней главных огней, что бы ни было,

мы не гасили.

В ней труд и любовь.

В ней, насыщенной и не простой,

Особенный смысл обретает —

родиться в России.

СТЕПЬ

Здесь беркут бесшумные чертит круги.

Вся жизнь его – воля, расчёт и терпенье.

И крылья упруги его и туги,

И твёрд его клюв, и остро его зренье.

Здесь мышь вековому инстинкту верна.

Здесь поиск еды – категория риска.

Отважно петляя в полыни, она

Заранее знает, что смерть её близко.

И я здесь в какой-то из жизней была.

Я терпкий кумыс из бутыли пила.

И страсти иные во мне заслоня,

Охотник и жертва вселялись в меня.

И я – то парила кругами в ветрах,

То в горькой полыни свой прятала страх.

Мне эта раздвоенность душу прожгла.

И всё-таки жертвой я чаще была.

И даже сегодня, в безберкутный день,

Затылком я чувствую беркута тень.

У беркута – сила, у беркута – власть.

У жертвы всего лишь защитная масть.

Но так повелось, что везде и всегда Кому-то – победа, кому-то – беда.

АЗИЯ

Лоб, полумесяцем меченый,

Узеньким полукольцом:

Азия – спящая женщина

С чуть плутоватым лицом.

Что тебе грезится, мудрая,

Сквозь непроглядность ресниц?

Слышу за войлочной юртою

Ржанье твоих кобылиц.

Скользкой стрелою ужалена,

Выжжена пламенем смол.

Вот уж коленом прижал тебя

Рыжебородый монгол.

Вот оно, племя Батыево,

Яростно мчит на закат.

Помнишь ли, Азия, ты его?

Что ж твои губы молчат?

Где твои всадники быстрые?

Приподнимись, позови!

Залиты кровью и выстланы

Трупами земли твои.

Кажется, в ужасе кренится

Степь под пятой чужака.

Азия, Азия, пленница —

Слабые всплески зрачка.

Но под серебряным стременем

И под копытом коня —

Степь, не подвластная времени,

Дышит, потомков храня.

Дедами было завещано:

Местью карается зло.

Азия, спящая женщина,

Брошена через седло, —

Но, ослеплённый надеждою,

Если бы враг увидал

Прячущийся под одеждою

Холодноватый кинжал…* * *

Твори добро – нет большей радости,

Не думай о себе, спеши —

Не ради славы или празднества,

А по велению души.

Когда кипишь, бедой униженный,

Ты от бессилья и стыда,

Не позволяй душе обиженной

Сиюминутного суда.

Постой. Остынь. Поверь – действительно

Всё встанет на свои места.