Магия госпожи Метелицы - Дарья Донцова

– Знаешь, что придумал Зарецкий? Хочет, чтобы я изображала частного детектива.

– Тебе не впервой, – отозвался Андрей, – и ты всегда проделываешь это с большим удовольствием.

– Не имею желания работать Шерлоком Холмсом для телепрограммы, – рассердилась я. – Да, иногда я ввязываюсь в расследование и потом пишу о нем книгу. Но делаю это исключительно по собственному желанию, а не для показа на экране.

– Ты же знаешь Ивана, – попытался остудить меня приятель, – если он чего вбил себе в голову, то умрет, но сделает.

– Зарецкий умный человек, он понимает, что иногда лучше дать задний ход, – заспорила я. – Не думаю, что ему захочется вступать в конфронтацию с твоим начальством. Сделай одолжение, звякни Ивану и объясни: твое руководство будет недовольно активностью писательницы…

– Не получится, – перебил меня Андрей, – Ваня оказался расторопнее, он уже связался с моим шефом, а тот пришел в экстаз, захлопал крыльями, затряс нимбом: «Отличная идея, надо рассказывать всем, как успешно работает полиция, легко раскрывая сложные преступления. Перед нами свыше поставлена задача создать положительный образ полицейского. Участие в шоу поможет ее выполнить. Пусть писательница ковыряется, как умеет, ничего у нее не выйдет, только насмешит народ, а наши профи окажутся на высоте». Мне придется топать в студию и вещать о том, как вел расследование. Извини, Вилка, рад бы помочь, да сам в костер угодил. У Вани родилась плохая идея – ты облажаешься, а мне придется прилюдно о твоих ошибках говорить. Наш босс хочет показать, что у него под началом работают асы, а любителям нечего лезть в расследование.

– Иван верит в мой ум, – засмеялась я, – предполагает, что я тебя умою. Кислый вид на финальной программе может быть у тебя. И ты не понял замысел Ивана Николаевича и телевизионщиков, не допер, что они затеяли.

– Сделать тупую программу, – ответил Платонов. – О чем еще тут думать?

– Нет, – усмехнулась я, – продюсеру нужен скандал, он привлекает зрителей. Иван это распрекрасно знает. Основная задача режиссеров шоу поссорить нас с тобой.

– Зачем? – удивился Андрей. – Если в команде разлад, положительного результата не жди.

– А он им и не нужен, – мрачно сказала я. – Зарецкий спит и видит, как мои книги бьют по тиражам Смолякову. Без разницы, смогу я найти преступника или нет, главное, чтобы я подольше оставалась на телеэкране. Писателей сейчас пруд пруди, заходит человек в магазин, у него глаза разбегаются: кого купить? Книги недешевы, жаль выкинуть несколько сотен рублей на некачественное чтиво. Поэтому люди предпочитают авторов, чье имя на слуху. Массовый читатель наивно полагает: если писатель светится на экране, значит, он хорошо пишет, плохого в эфир не позовут. Начнет человек рыться на полках: Иванов, Петров, Сидоров… О! Виолова! Я видел ее в шоу! Возьму детектив Арины, она известный человек. Вот зачем надо подольше мельтешить в телевизоре, чтобы тебя запомнили, выделили из общей массы. Ну а дальше все зависит от тебя, если ты интересно пишешь, тираж пойдет вверх. Если из-под твоего пера выходит тягомотная нудятина, тогда ничего хорошего не получится. Никакая реклама не спасет того, кто не может увлечь читателя. Кстати, зритель больше сочувствует проигравшему, чем победителю, последний часто вызывает зависть. Телевизионному начальству же не нужен успех следователя, как-то сладко получится, мужик быстро раскрыл дело, фу, неинтересно. Вот если он запутается, спасует, тогда можно вволю поглумиться, создать еще пару программ под названием «Неудачник из полиции». Если мы с тобой объединимся в команду, то, вполне вероятно, сумеем вычислить преступника, и скандала не будет. Поэтому сейчас меня и тебя пытаются развести по разные стороны баррикады. Андрюша, нам надо быть хитрее. Давай изобразим, что поругались, терпеть друг друга не можем, а сами будем работать в паре.

– Неплохая идея, – обрадовался Андрей, – мне нужен информатор в школьном коллективе. Работаем сообща. Ты бежишь по следу в гимназии, я копаю в других местах.

– Узнал что-нибудь про Полину Владимировну? – поинтересовалась я. – Кому она могла насолить?

Глава 4

Андрей издал странный звук, потом закашлялся.

– Извини, подавился, – объяснил он. – О Хатуновой я не узнал ничего особенного. По образованию она хирург. Окончила с отличием институт, потом работала в больнице, характеристики безупречные. Полина была у академика нейрохирурга Разгонова в помощниках, сама не оперировала, но ассистировала профессору. В Интернете есть фанатская группа, где благодарные пациенты до сих пор оставляют восхищенные отзывы о Разгонове, называют его чуть ли не Богом. Среди этих хвалебных сообщений немало посвященных Полине: умница, очень внимательна, переживает за больного, быстро ставит его на ноги. После смерти хирурга не один год миновал, а Разгонова до сих пор помнят и чтут его память. Когда академик умер, Полина не захотела работать с другим начальником и вскоре ушла из профессии, одно время она преподавала в мединституте, потом, похоже, ей это надоело. Пару лет Полина Владимировна была домашней хозяйкой, благо ее муж Григорий Пенкин весьма обеспечен. Знаешь, кто он?

– Пенкин? – переспросила я. – Что-то знакомое. Аааа! Певец! Замечательный у него голос, недавно по радио слышала.

– Нет, – возразил Андрей, – конечно, такой исполнитель есть, но его зовут Сергей. Григорий Пенкин одиозный политик, начинал карьеру в конце восьмидесятых, всплыл на волне перестройки. Едва в России начались перемены, он основал партию под названием «Сила народа», очень хотел попасть во власть, стать влиятельным политиком. Свою карьеру Пенкин строил на ненависти к гомосексуалистам, сделал несколько громких заявлений о необходимости расстреливать всех лиц нетрадиционной ориентации, но быстро понял, что на этой ниве ему хорошего урожая не собрать, и метнулся в сторону антисемитизма. В эфире одной популярной тогда, а сейчас уже всеми забытой радиостанции милый Гриша сказал ведущему: «Необходимо ввести для евреев черту оседлости, запретить им получать высшее образование. У нас куда ни плюнь, повсюду жиды сидят: врачи, юристы, академики. Как простому русскому ребенку из Курской области поступить в московский вуз? Экзамены у него будут принимать всякие там Абрамовичи-Мандельштамы-Зенненхунды. Конечно, они своим пятерки поставят, а Ване одни двойки».

Заявление наделало много шума, в эфир стали звонить люди, одни поддерживали Григория, другие называли его мерзавцем. Ведущий потирал руки от радости, программа явно удалась, и тут в радийное пространство прорвалась женщина со словами:

– Господин Пенкин, меня зовут Анна Яковлевна Николаева, в девичестве Цукерман. Лозунг «Бей жидов, спасай Россию!» в нашей стране существует давно, не одно поколение политиков сделало карьеру на антисемитизме. Замечу вскользь, что ненависть к евреям присуща не только россиянам, но и европейцам, американцам, гражданам других государств. Неприятие человека по национальному признаку говорит не только о плохом воспитании и моральном убожестве, оно свидетельствует о его никчемности, неумении отвечать за свои ошибки. Почему я не поступил в институт? Надо бы честно ответить: потому что плохо учился в школе, не подготовлен к экзаменам. Но признание собственной вины удел сильного человека, готового сделать вывод из своих ошибок и впредь их не повторять. Слабым людям комфортнее обвинять в своих неудачах врага. «Почему я не поступила в институт? Потому что профессор еврей поставил пятерку абитуриенту-иудею». Но я звоню не для того, чтобы говорить на всю страну элементарные вещи. Я нарушу закон и сделаю это сознательно. Отлично понимаю, что завтра меня за звонок на радио выгонят с работы, но иначе поступить не могу. Я заведующая Домом младенца. Тридцать пять лет назад к нам поступил мальчик, здоровенький, без каких-либо патологий. Ребенка подкинули, он был завернут в пеленки и теплое одеяльце, на шее на шнурке висел золотой медальон в виде звезды Давида. Та, что подбросила крошку к дверям моего интерната, волновалась, как бы новорожденный не простудился, положила его на две резиновые грелки, наполненные горячей водой, позвонила в дверь и убежала. Дело было в районе полуночи. Когда дежурный врач вышла на крыльцо, матери и след простыл. При малыше нашли записку: «Его зовут Гриша». Спустя месяц ко мне приехала пятнадцатилетняя Роза Вайншток, разрыдалась и рассказала, что родила от одноклассника Давида Гольдфедера сына. Сегодня беременная школьница никого не удивляет и не шокирует. Но у советских людей был другой менталитет. Розу и Давида могли исключить из комсомола, заклеймить позором. Розе удалось скрыть свое положение от взрослых, девочка тайком от всех разрешилась мальчиком и подбросила его на крыльцо приюта.

– Пожалуйста, разрешите мне иногда навещать Гришеньку, – плакала она в моем кабинете, – я окончу школу, университет, напишу кандидатскую диссертацию и заберу сына!