Страсти лебединого болота - Пиня Копман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Балдею от шуток своих.
Скифские нескладушки
"Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы
… Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
…Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы…" А. Блок «Скифы»
-
«Скифы» — древние племена в Северном Причерноморье (VII в. до н. э. — III в. н. э.). то есть в Европе и за 1000 лет до татаро-монгольского нашествия
Энциклопедический словарь "История Отечества"
–
Я скиф, и, Саша Блок сказал:
Я также «азиат»
Географ в обморок упал.
Но я не виноват.
Перед монголом щит держал,
грозил ему мечом.
Историк в обморок упал,
Но я здесь ни при чем.
Я всадник, очень молодец:
По десять раз на дню
Уздой ломаю я крестец
Ретивому коню.
Сей миф присочинил дебил
для девок из Дворца.
Степняк бы за коня прибил
ломателя крестца.
Не подсказали мудрецы
из Питерской шпаны:
не на крестцах висят уздцы –
с обратной стороны.
Насчет раскосых жадных глаз-
Другой расхожий миф.
Ведь Саша Блок — шалун у нас,
Сам — азиатский скиф.
Свечные страсти
На «Зимняя ночь» (Свеча горела на столе) Б. Пастернак
В литературе я давно
ходок не новый.
Поэтов знаю по кино
и Пугачевой.
Не то, чтоб мозгом, − мозжечком,
по зову тела,
ценил я с детства высоко
"Свеча горела"
Подруге раз, среди зимы,
сказал нахально:
— А что, могли б вот так и мы, −
со свечкой в спальне?
На стол поставим мы свечу,
окно завесим,
тебя я, милка, научу
любовных песен.
И тень падет на потолок
объятий близких,
скрещенье рук, скрещенье ног,
и все по списку…
Сказала милая: "Хочу!
И сильно очень!"
И вот, на столике свечу
зажгли мы ночью.
И при свече процесс пошел:
скрестились руки,
мы туфли сбросили на пол
с отменным стуком…
Но, в потолке ли был порок,
в свече ли дело,
скрещенье ног на потолок
лезть не хотело.
Тень зависала у окна,
у стенки (малость)
но только к потолку она
не поднималась.
На стол залезли мы потом,
и там, в итоге,
над самой свечкою, с трудом,
скрестили ноги,
чтоб тень легла на потолок,
по Пастернаку.
А я ведь сжечь мошонку мог
себе, однако.
И так скажу вам, господа,
об деле этом:
Нигде, ни в чем и никогда
не верь поэтам!
Еще одна попытка
На "Воздушный корабль" М.Ю. Лермонтов
По паковым льдам океана,
где пẚзорей блеск в небесах,
скрипит броневик одинокий
на мощных литых колесẚх.
Ничто ему снежные бури,
разводы, дрейфующий лед,
И молча в одной амбразуре,
как пенис торчит пулемет.
Не видно знамен пролетарских,
плакатов не видно вокруг,
лишь кое-где белые мишки
со льдины срываются вдруг.
А в гордой столице России
разлегся, немножко смердя,
безмозглый (итог биопсии)
труп доброго Вовы. Вождя.
Лежит он в большой пирамиде
у самой Кремлевской стены
и Вовиным Слову и Делу
молились России сыны.
Прославили Вову народы:
Мол, был всех мудрей и добрей.
И строили царство свободы:
колоний и труд лагерей.
Народней Вождя и милее
чем Вова и быть не могло.
За это он был в Мавзолее
упрятан за бронестекло.
И чтобы из этой гробницы
случайно вдруг не улизнул,
стоял на виду у столицы
Кремлевских ребят караул.
А рядом попрятались в стенке,
порядок и благость блюдя,
генсеки и прочая пенка,
что делала дело вождя.
И парни кремлевские бают,
Что полночью, под юбилей,
во тьме броневик подъезжает
под самый под тот Мавзолей.
И будто, проходит мгновенье,
и слышится стон или крик,
И Вова крылатою тенью
взлетает на тот броневик.
Не взявшись за поручень крепкий
Одною рукой, как атлет
он вытянет в сторону кепку
И всунет вторую в жилет.
И, в Васю Блаженного тыча,
и матом ругая режим,
соратников верных он кличет:
"В Швейцагию, бгатья! Бежим!
Власть снова в стгане захватила
компания вгеменщиков.
в их лапах финансы и сила,
нагод превгатился в габов.
Товагищи! Дети и внуки!
Тегпеть ли нам эту напасть?
Зачем геволюции муки,
коль суки захапали власть?!"
Соратники в стенах рыдают,
им тоже б в Европу удрать.
Но вдруг из ворот вылетает
чиновников черная рать.
Разносятся жуткие звуки,
вой волка и свист патрулей,
а Вову хватают за руки
и тащат в его Мавзолей.
А Вова то маму их хает,
то грозно клянет за обман…
Но звук постепенно стихает
и площадь скрывает туман.
И, если рассказам поверить,
пройдет еще десять минут,
чиновники выйдут сквозь двери
и прах с рукавов отряхнут.
Обличья скрывая стыдливо,
чиновничья стая бредет,
и тает толпой молчаливой
под сводами Спасских ворот.
И горько взвывая, пиано,
сквозь стены Кремля, напрямик,
укатит опять к океану
ненужный пока броневик.
Подлинная правда о Доне Гвидоне
На «Сказку о царе Салтане А.С. Пушкина
(Осторожно! Обсценная лексика!)
Читатель, дай шепну на ушко,
и этим груз сниму с души:
Ко мне во сне явился Пушкин
и с матом требовал: «Пиши!»
А я, как дядя честных правил
болел и с горя пил «Кристалл».
И если б Пушкин не заставил,
писать пародию б не стал.
Здесь срамота, и мат не в меру,
глагольна рифма режет глаз.
Ханжи, эстеты, лицемеры –
сие писалось не для вас!
Да, плод моих полночных бдений
не завоюет мне наград,
тем более, что я не гений,
а стихоблуд и рифмокрад.
За стиль краснею до макушки
за слог готов хоть сесть в тюрьму.
Но виноват не я, а Пушкин.
И все претензии — ему!
***
В Беловежской пуще драной
князь престольный, в опу пьяный
проиграл в очко с задору
Лукоморье Черномору.
В Лукоморье нынче всяк
вор, философ и дурак.
Нас достала невезуха
На панель пошла Старуха
И с умом недружен шибко
Дед схарчил Златую Рыбку.
Вместе жрали карася.
Вот и присказка Вам вся.
Только присказка- муйня.
Сказка круче у меня.
***
Три девицы вечерком,
разговелись коньяком.
Разболтавшись незаметно
о
