Выродок. Часть первая - Дмитрий Львович Рузанов

у нас сейчас и нет почти, местные и те разбегаются,… а насчет вестей барне лучше спросить на постое. Иногда к нам ещё заходят старые друзья хозяина, глядишь, и слышали чего…

–Погоди, – пришлая резко остановилась, – ты хочешь сказать, что пристань толком не действует? И давно?

–Да уже вторые полгода пошли. Почти сразу после того как не стало старого владельца, – Грошик тоже остановился, недоумевая, как чужачка может этого не знать? Она же пришла со стороны города, а от Приречных ворот вся Заводь как на ладони. Не увидеть, что потоки люда и караваны телег шли куда угодно, кроме их стороны, невозможно, и значить это могло только одно – Дальняя пристань была почти мертва. Да и то, что он говорил ей в начале, она должна была расслышать.…Поэтому он вопросительно смотрел на постоялицу, не выпуская из рук поводья мула.

–Да, не ожидала я такого, – барна посмотрела на Грошика и рассмеялась. – Не трусь, назад поворачивать я не собираюсь. А пока идем к твоей «крыше над головой» расскажешь мне, что тут у вас происходит. Ох, долго я была в пути, слишком долго…

Последние слова она произнесла тихо, но Грошик их расслышал и воспринял их как укор себе. Путешественница видимо сильно устала, а он еле тащится, витая в своих размышлениях о ее внешности.

–Скоро дойдем, уже скоро… – Грошик был готов бежать, но мулу такой способ передвижения явно претил, пришлось примеряться к его уставшим шагам.

– Ты не молчи, – постоялица пошла рядом с Грошиком, – рассказывай.

– О чем, барна?

– Ну, хотя бы о том, куда ты меня ведешь? – будущая постоялица опять остановилась, на этот раз на краю оврага. Она внимательно посмотрела на другую сторону, потом на Грошика и, отобрав у последнего поводья, осторожно, но решительно стала спускаться вниз. Мулу явно не понравилось такое изменение маршрута, он заупрямился, но чужачка опять сунула кнут ему под нос, заставив подчиниться. Довольно пологая тропа, с трудом, но позволяла повозке медленно продвигаться к самому дну, где непролазная грязь и создавала основную преграду на пути желающих посетить эти места.

Сейчас, правда, через неё и небольшой, но шустрый ручей, были перекинуты импровизированные мостки из обрезков досок и горбылей разных форм и размеров. Подойдя к ним, пришлая опять всучила поводья Грошику, а сама встала сзади повозки, при этом что-то бормоча – словно уговаривала кого-то. А может, читала молитву своему Богу, тут у каждого путешественника их, этих Богов, ужас, сколько было (уж кто-кто, а Грошик в этом поднаторел, навылет мог назвать пару-тройку десятков). Но ничего, пронесло: повозку хоть и качало нещадно, но до подъёма на свою сторону они добрались без приключений.

Дальше дорога была гораздо удобнее. Она прямиком выходила на старые раскопы, из которых в своё время брали глину для обмазки построек.

– Да и теперь, нет-нет, а продолжают рыться в здешних ямах, взять хотя бы глупую Ивию, она хоть помешенная, но добрая: лепит свои непонятные фигурки и ходит потом по торговищам, продаёт. И, что… частенько покупают! – воодушевлённо рассказывал пришлой Грошик. – Кто для оберега от дурного глаза, а кто и просто так, по своей доброте. Вон… вон она побежала, – зазывала указал на одетую во всё чёрное фигуру, спешившую убраться с их дороги. – Порой и из местных кто сюда наведывается, подправлять-то дома надо, они ж не вечные…

Они уже прошли под комлем огромного дерева, вывороченного из земли давнишним половодьем, и выбрались на проторенную дорогу за разваленным мостом. Грошик всё продолжал говорить, у б а л т ы в а я пришлую, не давая ей возможности толком осмотреться и повернуть назад. Это тоже входило в зазывальные обязанности, гостя необходимо было втянуть в разговор и, тем самым, сократить беседой последний отрезок пути перед пристанищем. Оттого Грошик не умолкал ни на миг. Он рассказал путнице о Касаме, о том, как тяжело сейчас держать кашеварню, об одиноком лекаре постояльце и даже о посланцах Рыжеблуда, которые вот-вот должны были заявиться к его хозяину. Упомнив про них, он охнул про себя.

–Барна, прошу тебя скорее … успеть бы нам до них, – Грошик даже приплясывал от нетерпения. Прийти раньше означало, что в кашеварне есть постояльцы, числом аж целых два, и тогда Рыжеблуд мог и закрыть глаза на просрочку, а денег, что гостья заплатит за постой, да прибавить Касамову заначку, да его заработанную монетку – должно хватить до следующей платы. А за следующие десять седмиц может произойти что угодно – не вечно же вильет будет торчать при дворе!

Отверженная

Они не успели. На тропинке, ведущей от «Сивоусого Сома» к реке стояла телега, возле которой вольготно расположились двое из людей Рыжеблуда. Ещё один по-хозяйски расхаживал по скотнику, отмахиваясь от немого Фильта, хватавшего за рукава незваного гостя в беспомощных попытках вытолкать того за ограду. Судя по голосам, в доме тоже кто-то был. Не сумел видно договориться Касам и сейчас внутри спорили о том, что из имущества он передавал людям Рыжеблуда в зачет своего долга. Оставив гостью с ее пожитками на улице, Грошик, спотыкаясь, влетел на крыльцо, и сильно рванул шнур, привязанный к лодочному колокольцу, что висел перед входом в кашеварню. В доме замолчали, а затем послышались торопливые шаги и изумлённый Касам выглянул из-за двери, всё ещё не веря своим ушам.

–Тыыы!? – недоуменно протянул он. – Ты что тут делаешь?! Его взгляд потерянно скользил по руке Грошика все еще державшую колокольную веревку. – Постой уж не хочешь ли ты сказать… – осенило его.

–Да, да, барн Касам, я привел,… она пришла… мул…,-Грошик путался в словах, но хозяин прекрасно его понял.

–Ты привел постояльца, – уверенно сказал Касам. – Слышишь, он привел постояльца!– крикнул он себе за спину,– Иди, скажи старшему, он должен понять…

Бесцеремонно отодвинув хозяина в сторону, на порог вышел Лохмоть, доверенный Рыжеблуда во всех творящихся на пристани делах. Довольно высокий, поджарый, одетый с нарочитой небрежностью, он был примечательной личностью: появившись незнамо откуда, буквально за год обустроил дела в административно-преступной местной элите и стал правой рукой старшего. Лохмоть был жесток, себялюбив, и разжалобить его…ну никому ещё не удавалось. Он отличался острым умом, обладал дьявольским даром убеждения, а если его авторитета не хватало, в «беседу» вступала группа поддержки из трех прихлебателей, первых балбесов во всей округе, да и сам доверенный мог при случае серьёзно покалечить упрямца. Лохмоть держал в руке кулёк, наполненный сладкими орешками прихваченный им в кашеварне. Блаженно жмурясь, он поглощал содержимое, поплевывая кожурой на свежевымытое