Снежинки счастья - Юлия Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я никогда не слышала, чтобы ты пела по-испански, – сообщила Туся.
Все уставились на нее.
– Они лучшие подруги, – сказала Полина, – я согласна с Тусей. Где Мария могла выучить испанский?
Я улыбалась с хитрым видом.
– Ну что? – спросила я. – Сдаетесь?
– Еще чего! – воскликнул Антонов. – Голосуем!
– Я – за испанский! – сказала Туся, и с ней согласились все, кроме Али.
– Дураки вы, – заявила она, – шарф фабричный!
– Ты тоже за испанский голосуешь? – спросил Егор у брата. – Ты же скатов подозревал?
– Ну, раз лучшая подруга говорит, – развел руками Дима, – и потом, и правда – про скатов она все очень подробно рассказала.
– Так, за испанский – большинство! – подытожил Егор. – Мария?
– Скаты, друзья мои! – хмыкнула я.
– Я знал! – завопил Дима. – Это нечестно!
– Что – нечестно?!
– Нечестно так натуралистично описывать! Откуда ты вообще знала об этом – как их кормят?
– Мама рассказывала, – пожала плечами я, – они ездили с папой в свадебное путешествие на какие-то острова и там кормили скатов.
– Рассказывать, может, и честно, – холодно заметила Аля, отшвыривая в сторону мой шарф, – но вот врать – нечестно.
– И где я соврала? – сощурилась я.
– Этот шарф фабричный!
– Да.
– Да?!
– Конечно. В прихожей есть еще один шарф, связанный моими руками.
– Мой, – улыбнулась Туська.
Народ засмеялся, Аля нахмурилась. Выхватила у Туськи пузырек и стала втирать капельки масла себе в запястья.
– Дай мне тоже попробовать? – попросила Оля, протягивая руку. – Так приятно пахнет.
– На! – воскликнула Аля и, опрокинув в ладонь чуть ли не полпузырька, намазала масло на Олину руку.
– Много не надо! – заволновалась Туся.
– Не жадничай! – огрызнулась Аля. – Олька, давай другую! Раскроешь все лучшее, что в тебе есть!
– Ладно, поехали дальше, – сказал Егор, – Сергеев, твоя очередь.
– Подождите! – сказала вдруг Туся. – Мария, а про испанский поясни? Это что – правда?
Я кивнула.
– Ты умеешь говорить по-испански?
– Нет. Я пою. По-испански. Не говорю – только пою. Те песни, которые мне нравятся.
– Правда? – удивилась Туся, и я кивнула ей, глазами показывая, что, мол, хватит. Дома поговорим. Не хватало еще, чтобы кто-то сообразил попросить меня…
– А спой! – попросил Антонов.
– Да! – поддержала Аля. – А то так мы можем много чего заявить. Вон, Кристинка на индийском умеет петь, скажи?
– Джимми-джимми, ача-ача! – принялась кривляться близняшка, изображая индианку.
– И все?
– Ага!
– Мария, ты так же умеешь петь? Тогда мне кажется, ты все же нам наврала.
– Нет! – вспыхнула я. – Я по-настоящему петь умею!
– Ну покажи! И докажи! – посыпалось с разных сторон.
«Ну, Туся, – возмутилась я мысленно, – ну, удружила, подруга!» Я чувствовала себя ужасно. Ведь я всегда пела только для себя. В душе или когда мою посуду. Даже родители не слышали моего пения на другом языке! Вот позор-то получится, если я забуду слова.
Я зажмурилась на секунду, выбирая песню. Росана? Нет, в «Талисмане» есть сложноватый куплет… Так… пусть будет Хуанес. Главное, расслабиться и довериться своей памяти. Эту песню крутили в каждом киоске прошлым летом, я должна была запомнить ее просто автоматически.
– Тенго, – начала я, стараясь, чтобы мой голос звучал низко, – тенго ла камиса негра… порке негро тенго эль альма…
Я пела, а слова бежали передо мной на воображаемом экране. И бежали они ровно до «те диго кон дисимуло», что означает «я говорю тебе с мучением», а потом – все. Экран опустел. И напрасно я всматривалась в пустоту. В ней не было слов, которые можно было спеть.
Я почувствовала, что краска заливает мои щеки. Повисла тишина. Кто-то кашлянул, кто-то обменялся насмешливыми улыбками.
– Ке тенго ла камиса негра и дебахо тенго эль дифунто! – вдруг послышалось из угла.
Я вздрогнула. Все обернулись на парня в белом свитере, который с улыбкой допел мою песню хрипловатым низким голосом. Он отложил свой айпэд в сторону и поднялся. Я задрала голову, ловя каждое его движение. Он оказался таким высоким, наверняка выше меня, а я – самая высокая в классе.
Парень продолжал петь:
Тенго ла камиса неграОй ми амор эста де лютоОй тенго эн уна альма уна пенаИ ес пор кульпа де ту эмбрухо…
А я подпевала, вполголоса, и мне казалось, у нас выходит просто потрясающе.
Допев, он опустился на пол рядом со мной. Я мельком глянула на него и поняла – мы же одинаково одеты! То есть на мне, конечно, нет свитера крупной вязки с огромными деревянными пуговицами, но на мне – белая футболка с длинными рукавами, а джинсы у нас – одинакового глубокого темно-синего цвета. И волосы тоже: он, как и я, сдувает со лба каштановые локоны, слегка закручивающиеся на концах от влажной погоды.
У меня запульсировало в ладонях от волнения. Я отвернулась, чтобы не выдать своих чувств, и увидела, что Аля наклонилась к Тусиному уху и что-то прошептала, поглядывая на меня.
– Неплохо поешь, – сказал мне тихо парень.
У него и правда был акцент. Легкий, но все равно – слышался.
– Ой, а я тебя забыл представить! – хлопнул себя по лбу Егор. – Мария, это Анхе́ль.
– Анхе́ль? – растерялась я, и парень засмеялся.
– Издеваетесь надо мной? – обиделась я. – Раз я пою по-испански…
Сотовый запищал! Мне пришло сообщение. От Туси! Я с удивлением глянула на нее, а потом прочла: «Надо поговорить. Это касается Анхеля». – «Не хочу я с тобой говорить, предательница, – написала я в ответ, – зачем заставила меня петь и позориться?»
– Нет, нет, – торопливо проговорил парень, – я не Анхе́ль!
– Я понимаю, что Клюев демонстрирует свое суперское чувство юмора, – холодно сказала я.
– Я Анхель, – продолжил парень, напирая на «А».
– А почему тебя так зовут? – спросила я, глядя в экран телефона на новое сообщение от Туси:
«Это важно. Мне Аля кое-что рассказала. В него нельзя влюбляться».
Ответить Анхель не успел. Оля вдруг схватилась за горло и стала задыхаться. Она упала на бок, прямо на Сергеева, тот еле успел ее подхватить. Щеки девушки покраснели и стали раздуваться.
Из ступора всех вывел резкий окрик Анхеля:
– Амбулансия! Как это по-русски, забыл?!
– Да, точно! – спохватился Дима. – Надо «Скорую» вызвать!
Он сдернул с журнального столика телефонную трубку, с грохотом уронив на пол сам аппарат.
Глава 4
Олю забирают
По телефону врач сказал дать срочно Оле супрастин, но пока Егор с Димой хлопали ящиками, перерывая в них горы разных коробок с лекарствами, приехала «Скорая».
Грузная полная врач вбежала в комнату, не отряхивая снег с сапог, опустилась рядом с Олей на колени, начала нащупывать пульс. Ее широкая спина, обтянутая халатом, оказалась как раз у ног Сергеева, и он, не сдержавшись, хмыкнул, за что тут же получил тумак от Антонова со словами: «Заткнись, придурок, нашел, над чем ржать!» Я сразу зауважала Антонова, хотя до этого презирала как законченного двоечника и тупицу.
Конец ознакомительного фрагмента.