Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хотела, чтобы она перестала так оскорблять их. Я понимала, что ее поведение никак не поможет делу. Но еще я знала, что такова ее природа: она ненавидела полицейских, как и вообще любую власть, причем с ранних лет. События, которые происходили с ней в детстве, навсегда научили ее не доверять никому, кто наделен властью.
Полицейские затолкали маму в машину, и один из них сказал мне, что я должна покинуть временный дом. У меня душа ушла в пятки.
– Покинуть? Когда?
Полицейский осмотрел те единственные четыре стены, где я чувствовала себя хоть как-то в безопасности, и ответил:
– У вас есть время до конца дня, но не больше.
Сначала я не могла найти слов. Но почти тут же попыталась возразить:
– Куда же мне идти?
– Точно не на Кромвель-стрит. Мы там разобрали все по частям. К тому же это место преступления.
– Ну и что же мне делать?
– Прошу прощения, милочка, не могу вам с этим помочь. Боюсь, мы за вас уже не отвечаем.
Меня это поразило. Я не могла понять, что же в тот день, по мнению полиции, изменилось настолько, что меня можно было перестать охранять от внимания прессы. Впоследствии, когда полицейские признались нам, что дом прослушивался, я догадалась, в чем дело, – все это было им нужно только лишь для того, чтобы получить желаемое. Для них я была просто тем человеком, перед кем мама станет откровенничать, и это попадет на пленку. Теперь дело было сделано, и я была им больше не нужна.
Работник полиции, с которым я говорила, направился к машине, и я увидела, как та увозит маму прочь. Сейчас мне так странно осознавать, что это был самый последний раз, когда я видела ее в «обычном» мире, а не за решеткой и в тюрьме. Но на тот момент меня заботило лишь одно: мне было некуда идти. Меня начала одолевать паника, настолько, что стало тошно. Формально у меня был дом в Глостере, но я уже пару лет как сдавала его в аренду, когда вернулась домой – мои младшие братья и сестры были изъяты из семьи – снова, чтобы поддерживать маму. К тому же мне сказали, что журналисты расположились рядом с тем домом и пытались меня найти.
Какие еще были варианты? Я считала, что у меня нет друзей или родных, которые заступились бы за меня в подобной ситуации; я и так уже чувствовала, что будто опорочена страшными поступками своих родителей. Поэтому я обратилась в полицию, чтобы выйти на связь со Стивом. Он со своей девушкой жил в доме у ее матери и спросил, согласится ли она приютить и меня тоже. Она разрешила мне остаться на одну ночь и поспать на диване, но четко дала понять, что не хочет видеть меня в своем доме хоть сколько-нибудь дольше.
На следующий день я села со Стивом на травянистой полянке у этого дома и попыталась придумать, что же делать. В том же месяце мне пришлось уволиться с работы, сразу же после ареста отца, ведь я переехала во временный дом подальше от внимания журналистов. Так что у меня не осталось ни доходов, ни сбережений. Я не могла даже представить себе место, где и скроюсь от прессы, и одновременно буду нормально жить. Тогда Стив сказал мне, что сотрудники журнала News of the World, – с которыми он подписал контракт на историю о нашей семье, чем вызвал у мамы ярость, – хотят, чтобы книгу написали мы с ним вдвоем. Я была решительно против этого, но он сказал, что без меня не удастся выпустить книгу; что для нас это и шанс изложить свою версию истории и защититься от внимания остальных журналистов; что теперь я вряд ли смогу найти работу, и это единственная возможность для меня заработать на жизнь. Мне был двадцать один год, я была наивна, поэтому согласилась.
Все это было где-то за гранью реального. Я сама переехала в новое место, навещала маму, поддерживала ее морально, даже стирала ее вещи, а еще ко мне по-прежнему приходили полицейские, которые наверняка считали, что я могу подкинуть им – случайно или специально – улику, которая позволит им предъявить обвинение маме. Так месяцами я просто выживала день за днем. Затем, откуда ни возьмись, пока длилось бесконечное ожидание суда над моими родителями, ко мне пришли известия о том, что мой папа совершил самоубийство, находясь под следствием. Не могу сказать, что я сильно скорбела, однако он ведь был моим папой и занимал огромную часть моей жизни. Так что для меня это стало сильным ударом. Все происходящее все дальше и дальше ускользало у меня из рук, казалось, что хуже, чем сейчас, быть уже просто не может. Я ловила себя на мысли о том, что страстно мечтаю наконец проснуться и обнаружить, что все это было лишь дурным сном. Я онемела от отчаяния.
Какое-то время мне казалось, что в этом состоянии ума я застряну навсегда, так никогда и не смогу со всем этим разобраться. Невозможно было даже подумать, что меня ждет какое-либо другое будущее, не говоря уже о какой-то достойной жизни. Однако шло время, события сменяли друг друга, мне нужно было справиться с ними по мере сил и надеяться, что когда-нибудь я смогу устроить свою жизнь.
С тех пор прошло уже больше двадцати лет, и в этой книге я попытаюсь рассказать то, о чем не могла говорить тогда из-за всех тех страданий, которые испытывала. К тому же я еще не способна была понять всего и к тому же не представляла, как те события повлияют
