Великая мудрость прощения. Как освободить подсознание от негатива - Линн Дайер

Кто мстит, иногда жалеет о совершенном; тот, кто прощает, никогда не жалеет об этом.

Александр Дюма‑отец

 Воскресив в памяти болезненные воспоминания детства, Райан внезапно ощутил чувство вины. Он задумался о Логане и обо всем, чем ему следовало заниматься последние несколько дней. Он нажал на педаль газа «Хонды» и взглянул на часы. Если он поедет прямо, никуда не сворачивая, то успеет домой как раз ко дню рождения сына. Разумеется, если сумеет не спать так долго.

К тому моменту, когда часы показывали четверть шестого утра, из‑за горизонта начало выползать проснувшееся солнце. Было уже поздно останавливаться в отеле, а Райан был на таком взводе из‑за избытка адреналина, что было совершенно ясно – ему не уснуть. На какое‑то время его немного успокоила монотонность движения по бесконечной автостраде, соединяющей два штата; взбодрили кофе, выпитый по пути в придорожной закусочной, да еще неприкрытая ненависть, льющаяся из АМ‑радиоприемника чередой разъяренных голосов белых мужчин, которые обличали разный сброд, измену, кабалу и прочее. Он и представления не имел, что подобные слова все еще не вышли из повседневного употребления.

Так он и ехал дальше, останавливаясь у станций техобслуживания и у закусочных, чтобы перехватить несколько сырных крекеров с арахисовым маслом, намазанными йогуртом крендельками и полакомиться эскимо Eskimo pie[5], что, как он надеялся, напомнит ему о том детстве, которого у него на самом деле не было. А в итоге – кишечное расстройство и недомогание.

По дороге он думал о матери, живущей сейчас в окрестностях Дейтона, в штате Огайо; об их последней встрече несколькими годами ранее, когда он наконец убедил ее рассказать ему правду об отце. Он приехал к ней в дом, где она жила вместе с Эрлом, хотя при работе дальнобойщиком того часто не было дома. Она сильно сдала. У нее были слабые легкие и сердце. Получила инвалидность и по большей части лежала на боку на кушетке в гостиной и смотрела телевизор.

– Ты всю жизнь у меня допытываешься об отце, Райан!

– Знаю, но у меня теперь у самого сын, и мне нужно это знать.

– Такому важному профессору, такому известному писателю, как ты! Зачем?

– Мне просто нужно, ма. Ну, пожалуйста!

Мать закашлялась. Она никогда не бросала курить; от многолетней привычки у нее развились стойкий хронический кашель, сильное истощение и слабость. Немкогда светлые волосы поредели и поседели, и теперь она зачесывала их назад и стягивала в небольшой пучок. Она превратилась в собственную тень.

– Ну что ж, тебя ждет разочарование. Ведь ты знаешь уже почти все. Осталось рассказать совсем немного. Твой отец просто‑напросто нас бросил. Я только что родила тебя, а малыши были дома с няней. Пора было выписываться из роддома, и я сидела на больничной коляске у входа с тобой на руках и ждала, когда он приедет и заберет нас. Но он так и не появился. И никогда больше не звонил. Ни одной весточки. Я просидела у входа пару часов, пока не пришла сиделка и не настояла, чтобы мы вернулись в палату. Мне не верилось, что он вот так просто возьмет и исчезнет. И если честно, мне до сих пор не верится. Он никогда не присылал денег. Вот, собственно, и все. На этом точка.

– А вы с ним не ругались?

– Нет.

– Но ведь должна же была быть хоть какая‑то причина для его ухода!

«Какая, например?» – спросила мать.

– Не знаю. А как ты тогда добралась домой из больницы?

– На такси.

Значит, с самых первых мгновений жизни он столкнулся с предательством и разочарованием. Неудивительно, что его переполняют горечь и гнев.

Райан взглянул на свои руки.

Мать пристально смотрела на него.

– Понимаешь теперь, почему я не хотела тебе ничего говорить?

Примерно то же самое ему говорила и Софи, что лучше всего не ворошить прошлое. Но это было проще сказать, чем сделать.

* * *

Он заставил себя заглушить двигатель на следующей стоянке и немного постоять в стороне от дороги. Он сидел в машине перед торговыми автоматами, а мимо прошла женщина, до боли похожая на его жену; настолько сильно похожая, что от избытка чувств у него перехватило дыхание.

Он начал думать о Софи; о том, как они впервые познакомились на первом курсе в колледже на занятиях по творчеству Шекспира; о том, каким неправдоподобным ему теперь казался их брак. Воспоминания об этом побудили его поспешить домой, чтобы добраться как можно скорее.

Она была из тех девушек, о свиданиях с которыми он и мечтать‑то не осмеливался: дочь состоятельных родителей; в старших классах провела целый семестр во французской деревне, ездила на собственной синей спортивной машине, носила настоящие золотые браслеты с тонкими цепочками для крепления к запястью. Отец Софи был эндокринологом, врачом, о котором Райан и слыхом не слыхивал.

По сравнению с семьей Софи семейство Райана было чистым недоразумением. Но именно поэтому Софи его и любила. Она была ему нужна, и ей хотелось дать ему все, чего он был лишен в детстве. Он не мог противиться ее обаянию – в ней все нравилось – от приготовленной ею курицы в красном вине с луком до благоухающих ее духами замшевых пиджаков. Он очень быстро понял, что наконец‑то обрел то, чего действительно заслуживал.

Однако теперь, когда он ей позвонил, находясь в часе езды до дома, его теплые чувства поостыли. Софи была раздражена, а он не знал, чем именно.

– Райан, в такую рань – еще и шести часов нет!

«Думал, ты уже встанешь», – холодно сказал он.

И чего она сразу обижается?

– Вообще‑то я уже занимаюсь приготовлениями ко дню рождения. Я просто боялась, что телефонный звонок разбудит Логана.

– Ох, конечно, вечеринка по случаю дня рождения! И как только я мог забыть об этом всего на 25 секунд…

– Думаю, для тебя не слишком трудно исполнить мою просьбу и приехать на день рождения собственного сына вовремя.

– А я и еду. Я уже много часов за рулем, чтобы не опоздать. Так в чем проблема?

– Не знаю. В твоем отношении. Ты ведешь себя так, будто приносишь огромную жертву. Словно я требую от тебя чем‑то поступиться. Ведь он и твой сын тоже.

– Софи, пожалуйста! Я страшно измотан. И даже в толк не возьму, что тебя так расстраивает.

– И Логан это тоже чувствует, уж ты поверь! Он способен подмечать малейшие нюансы в отношениях, даже если ты ничего не видишь.

«Не впутывай сюда Логана, – сказал Райан. – У меня сигнал слабый. Почти не слышно», – добавил он и повесил трубку.

* * *

В итоге он резко затормозил у своего дома без малого в семь утра, даже раньше, чем рассчитывал.

Немного помедлил, прежде чем припарковаться и войти. Ему хотелось подождать с часок, насладиться свободой, на которую он, по его мнению, имел полное право.

С самого рождения Логана Райан намеревался быть ему хорошим отцом, хотя и с трудом представлял себе, что это значит. Кроме того, всем в семье верховодила Софи благодаря обширным, отточенным материнским навыкам. И пока Райан мямлил и колебался, у нее всегда было верное решение наготове. Она могла взять хнычущего Логана на руки, поцеловать и успокоить его и решить любую проблему, пока Райан взвешивал все «за» и «против».

Едва у Райана родился сын, он стал относиться к нему с боязливой любовью и трепетом. Еще в больнице он все время опасался, что младенца уронит медсестра, что кто‑нибудь перепутает новорожденных и ему дадут чужого ребенка; что у сына разовьется тяжелая, невиданная доселе аллергия или инфекция, от которой он если и не умрет, то будет сильно отставать в развитии. Но на большее его не хватало, он лишь понапрасну тревожился сам и изводил своими страхами и Софи, и медицинский персонал.

По мере того как сын подрастал, Райан становился все более беспокойным отцом. Он знал, что мог бы заняться с Логаном множеством вещей, даже когда тот еще только начинал ходить – играл бы для него детские произведения Моцарта, обучал бы его упражнениям, которые развивают зрительно‑двигательную координацию; научил бы его сначала ползать, а потом делать первые шаги. И вот теперь, когда Логан взрослел, Софи хотела, чтобы отец научил его играть в бейсбол, футбол и теннис – в спортивные игры, в которых Райан и сам плохо разбирался. Или вместо этого, может, он поговорит с Логаном о честности, возмужании и сексе? Но Райан был гораздо больше озабочен наблюдением за внешним миром – ужасным, по его мнению, местом, где полным‑полно коварных автострад, смертельной отравы и подозрительного вида мужчин – растлителей и похитителей детей, рыскающих по супермаркетам в поисках очередной жертвы.

«Посмотри вон на того парня в синей майке, – обратился он к Софи во время одного из их редких совместных посещений супермаркета в прошлом месяце. – Он уже стоит там целых пять минут и все время пялится на Логана. Думаю, о нем нужно сообщить куда следует».