Пленники Сабуровой дачи - Ирина Сергеевна Потанина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бегите, люди! Стреляют! Ложись! В городе немцы!
Стремительно соскочивший с грузовика красноармеец успел подставить под Ларисину голову руку и смягчить удар затылка о колесо. Окончательно погружаясь во тьму, Ларочка Морская отыскала глазами брата и громко вскрикнула, увидев, что Женька как всегда в своем репертуаре, все делает наперекор: вместо того, чтоб залечь в укрытие, бросив ведра и кепку, бежит со всех ног прочь…
Глава 2
Харьков, Харьков!
В воскресенье, 3 октября 1943 года, военный корреспондент Владимир Морской впервые за два года и тринадцать дней ступил на родную харьковскую землю. И сразу погряз по щиколотку: поезд немного не дотянул до платформы, а окрестности Балашовского вокзала всегда отличались залитыми грязью колдобинами.
— Два года, двенадцать дней и одиннадцать часов, — весело скорректировала озвученную мужем мысль Галочка, предусмотрительно оставаясь на подножке вагона. И тут же все организовала — выудила из недр тамбура длинную доску, перекинула через грязь и легко сбежала вниз, лихо балансируя. Собранные в корзинку на затылке косы при этом слегка подрагивали, а на левой щеке, как всегда в минуты радости, появилась очаровательная маленькая ямочка.
— Ишь! Балерины бывшими не бывают! — шутя, заворчали попутчики из тамбура. Им одной хрупкой дощечки, конечно, не хватило бы, поэтому, скооперировавшись, она начали подкладывать к импровизированному мостику новые деревяшки.
Морской смотрел на происходящее одобрительно. Из Москвы доехали, как ни крути, с большим комфортом. Уж точно не сравнить с тем, как отправлялись в эвакуацию — вагон тогда был переполнен, люди спали прямо на полу, подложив под себя мешки и вещи, а поиски пищи, воды и способов опорожнить желудок составляли грандиозные трудности. Да и с тем, как совсем недавно по срочному вызову добирались до Москвы, нынешняя дорога тоже была несопоставима: из Андижана пришлось ехать в теплушке, где слева-справа в два яруса располагались заполненные людьми нары, а посредине топилась печка-времянка. Нет, что ни говори, в этот раз дорога была организована на отлично! В вагоне, кроме Морского с супругой, ехали всего шесть семей. И то далеко не в полном составе. Две женщины с детьми, вызванные уже обосновавшимися в Харькове мужьями, и четверо командированных, как и Морской с Галочкой, спешно призванных из тыла для работы над восстановлением родного города. На каждой станции, правда, поезд пытались штурмовать новые пассажиры, но в Харьков нынче пускали только по специальным разрешениям, потому бедолаги оставались ни с чем. По секрету охранники поезда говорили, что если проникнуть в город, то обратно не вышлют (проведут строгое внушение, но и карточки на питание выдадут, и трудоустроят в какой-нибудь строительной бригаде), однако от поезда отгоняли, так как самостоятельно принимать решение о доступе в вагоны никто права не имел.
— Пойду раздобуду транспорт и грузчиков, — сориентировался Морской, стараясь не отставать от жены по части общей организованности.
— А я уже договорилась, — ослепительно улыбнулась Галочка, кивая на сдружившуюся с ней за поездку Анну Степановну. Бойкая учительница в модных очках была вызвана в Харьков решать вопросы народного просвещения. Вызов пришел непосредственно из горкома, потому Анна Степановна точно знала, что за ней пришлют какой-нибудь вместительный автомобиль. Знать-то знала, но…
— Точнее, я думала, что договорилась, — растерянно продолжила фразу Галочка, наблюдая, как Анна Степановна, вжавшись лицом в грандиозный букет цветов, завороженно бредет к автомобилю грузного седого мужчины, небрежно кивающего паре молодых солдатиков на вагон — вещи, мол, там, в третьем купе, тащите, пока я даму в авто усажу.
Остальные друзья-попутчики из вагона тоже как-то вдруг отстранились, причем один даже увел у Морского из-под носа единственного на вокзал носильщика.
— Глупо как! — ахнула Галочка. — Ведь почти неделю дружили, а тут как чужие совсем…
— Пешком мы со всем нашим добром отсюда точно не выберемся, — не растерялся Морской. — Пойду поищу кого-нибудь на привокзальной площади.
Личных вещей, кстати, у них с Галиной почти и не было. В эвакуацию брали не много, да и то все было распродано в дороге или выменяно уже в УзССР на продукты питания. Но Галочка была бы не Галочка, если б по пути домой не обросла всевозможными «нужными» штуками. Например досками! Едва Харьков освободили, Галочка списалась с любимым дедушкой, чудом пережившим ужасы оккупации, и подробнейшим образом расспросила о нуждах освобожденных харьковчан. Оказалось, в преддверии зимы необходимо запасаться топливом. В результате по пути из Москвы весь поезд с подачи Галочки при каждом удобном случае кидался на разрушенные войной полустанки, собирал дрова и тащил в вагоны разнообразные пригодные для растопки уцелевшие части конструкций. Потом кто-то «добрый» сообразил, что не только о растопке думать надо, а у Галочки проснулся азарт и неожиданная страсть к коммерции. Доски с полустанков оказались ходовым товаром для обмена на нормальных станциях, и к концу пути Морской стал «счастливым» обладателем мешка, набитого непонятной всячиной. Множество собственных деревяшек для растопки это, кстати, не отменило, но Морской обыграл одного из попутчиков в карты и обязал его за это порубить Галочкины доски на небольшие компактные куски. Жаль только, подобранную вдоль путей большую форточку с уцелевшим стеклом Галочка ломать отказалась и поклялась нести лично, уверенная, что дедушке, у которого в подъезде стекла давно повылетали и окна были забиты фанерой, этот подарок обязательно пригодится.
— Куда ехать? — наметанным взглядом определив потенциального пассажира, к Морскому подошел извозчик. Автомобилей у вокзала почти не было, а те, что были, увозили конкретных пассажиров, которых встречающие вели от самого перрона с большим почтением. Краем глаза Морской заметил группу известных в довоенное время харьковских архитекторов, чинно переговаривающихся в кузове пыльного грузовика. Идти здороваться казалось равносильным навязчивой просьбе о помощи, да и ожидающий ответа извозчик был вроде ничего.
— Давненько я по Харькову на подводах не ездил, — признался Морской, улыбнувшись.
— Скажи спасибо, что с лошадью, — ответил извозчик. — Бывает, и пешей тягой телегу запрягаем, чтобы груз везти. Так далеко тебе? И какой скарб?
Уже отъезжая, Морской обернулся и хмыкнул, незаметно кивая жене в сторону оставшегося на вокзале поезда. С крыши то тут, то там свисали пристально наблюдающие за передвижениями охраны романтики, периодически скидывающие в грязь узелки с вещами и явно выжидающие момента, чтобы дать
